Просто история о двух людях

               Пчела в траве,
               И в следующей жизни родись
               На меня непохожей.
                /Исса/

Я никогда не рассказывал никому историй. И вдруг выходит, что кроме меня рассказывать просто некому. Я, конечно, постараюсь, как смогу. История-то, по сути, не обо мне, но, похоже, придется и о себе пару слов сказать. Я попал в школу совершенно случайно, да и до сих пор чувствую себя здесь немного не в своей тарелке. Человек я необразованный. Окончил восемь классов и прямо на завод ушел работать. Так бы и работал, если б все за раз не поменялось. Теперь склад какой-то на окраине по ночам сторожу, а днем – учителем физкультуры в школе. Место физкультурника через знакомых жены отыскали. Пришел: посмотрели в отделе кадров мое личное дело, что я в пионерлагере еще комсомольцем вожатым побывал, – и взяли на покамест. Только это покамест вот уж почти два года длится. Не модно нынче в школе детей учить.

Из учителей я знаю в лицо всех, но, что ни говори, не их полета я птица. Недавно сдружились вот с Владимиром. Он в нашу школу полгода назад пришел. Учит географии на полставки. Мы с ним почти сразу  познакомились, но не в школе. Я встретил его на улице. Он брел не весть куда, не разбирая пути. Узнал меня и удивился. Тошно – говорит – хоть вешайся и предложил зайти поблизости заказать чего-нибудь. То, что хоть вешайся – это я понять могу, и знаю, что бросать человека в такой момент нельзя. Ну и пошли мы с ним в бар. Там и познакомились. Он мне немного про себя рассказать успел. Уж очень он на коньяк налегал. Я только и узнал, что сам он какой-то большой университет кончил в Питере, потом статьи научные писал про редкие языки, названия которых я никогда в жизни не слыхивал. Долго перебивался он там случайными халтурами, но что-то не заладилось, и очутился он у нас в Твери. Когда кончились деньги — он пошел к нам учителем. Но по всему судя, образованный человек, особенно когда про языки начал свои рассказывать. В полночь бар закрылся. Я отвел его к себе ночевать, потому что сам бы он домой к себе не дошел.

Ну и стали мы с ним видеться разок или два в неделю пивка попить или просто посидеть поговорить. Человек, по-моему, он хороший. Сам рассказывает мало. Про прошлое его я почти ничего нового с первого нашего разговора не узнал. Но слушать он умеет по-настоящему. Не ждать, когда самому сказать можно будет, а слушать. Оттого легко мне с ним делиться своими заботами и домашними и вообще жизненными. А он все это так ловит, будто я ему не о своей жизни рассказываю, а будто самую интересную книгу читаю. Но что он здесь у нас в нашей глуши делает, понять не могу. Тем более, что он пару раз о сестре и жене обмолвился. Ехал бы к семье. Но я его не спрашиваю. Захочет сам расскажет.

Теперь осталось только вас со Славкой познакомить, и тогда можно историю рассказывать. Славка – это паренек из 8 «В». Он в нашей школе тоже недавно. Его из тридцать восьмой отчислили за то, что он с кем-то из тамошних сильно подрался. Тот даже в травму ходил. РОНО постановило Славку к нам перевести. А по мне так нормальный парень. Видимо, тот ему сильно насолил, вот Славка ему и врезал. С кем не бывает. Правда, он немного молчаливый.  Я-то его хорошо знаю. Он у нас в сборной школы по бегу. Даже на район пару раз выходил. Да только ему это все не особо интересно. Он очень баскетбол любит. Часто по вечерам, когда зал свободен, просит у меня ключи от зала, чтоб мячик покидать. Играет сам с собой допоздна. Я ему ключи всегда доверяю. Знаю, что если и случится чего, Славка не убежит, а будет отвечать. С одноклассниками он, вроде, ладит, но почти ни с кем не дружит. Это потому, что он мало говорит, и никто не знает, что он там про себя думает. Вот со Славкой и Владимиром вся история и случилась, а я просто свидетелем у них оказался.

История на первый взгляд – ничего особого, а мне все-таки кажется, что в ней важное что-то есть. Оно простое, а попробуй его на словах сказать – ничего не выйдет. Измаешься только зря. Так что буду лучше историю рассказывать, а что кто в ней увидит – дело его.

Месяц или около того тому назад я пришел в бар, где мы с Владимиром договорились встретиться, а он уже там. Такое нечасто бывало, чтоб он первым приходил—все время опаздывает. На столе уже стояла полупустая бутылка коньяка. Значит, самое малое, час меня дожидался. Он сразу мне все и выложил, без всякой подготовки. Так, мол, и так, задал он, как по программе требуют, 8-му «В» четвертное сочинение на тему «Глобальные проблемы человечества в 20 веке». Это прямо по параграфу в учебнике, где об этом говориться. Все, ясное дело, с учебника основное переписали и сдали, а  Славка, или потому, что учебника не было, или потому что просто не догадался, взял да и написал из головы. Владимир его сочинение с собой принес, чтоб мне прочесть. Передаю его вам по памяти, но, будьте уверены, все точь-в-точь, как у Славки. Я все хорошо запомнил, сильно оно меня задело.

 «Я не знаю, что такое глобальные проблемы человечества. Я всех названий улиц в нашей Твери еще не выучил, так что про проблемы человечества не знаю, что писать. Но если и есть у всего человечества проблемы, то и решать их надо всем вместе. А если человечество все целиком захочет от них избавиться, то тут же придумает, как, и не станет проблем. Но оно не захочет одного целиком – вот в чем дело. Даже если это самые важные проблемы, все равно, все человечество целиком не захочет одного. Всегда будут те, кому на это наплевать.
Вот матери моей не наплевать. Она, когда самолет в Америке упадет, очень расстраивается. И вообще она часто грустит. Только, хоть она и грустит о чужих самолетах, а времени и денег, чтоб помочь другим у нее нет. Она говорит, что лучше на двух работах работать, но честным остаться. А вот родители Сашки, которые его в Москву увезли, никогда не расстраивались. Даже, когда у нас в России самолет падал. Они только повторяли, что мир куда-то катиться, и что его нужно спасать.
Я только один раз в жизни видел, как кто-то что-то спас. Однажды брат мой, вернулся домой из больницы. Его все время от наркомании лечат. А тут выпустили на пару месяцев, и он дома с нами жил. Так вот, ему в тот день плохо было. Он лежал и смотрел в окно. И увидал, как мелкие пацаны из моей школы голубя поймали и мучают. Там и  этот Сашка тоже был. Они голубя бензином облили и поджечь хотели. Кричали про жаркое чего-то. А брат, в чем был, выбежал из дому и мелких разогнал. Но ему недолго осталось. Он мне так сам сказал, когда я его последний раз видел. А когда его не станет, не Сашка же и его родители голубей спасать будут?
Вот и получается, что я даже с голубями без помощи брата разобраться не могу. Если честно, у меня и со своими проблемами плохо справляться получается. Уже из второй школы выгнали. Из первой – за оценки, из второй – за драку. Больше всего не люблю, когда мать в школу вызывают. И все эти отличники на нее смотрят, когда она по коридору идет. Только чтоб такого больше не повторялось, буду стараться с учебой. 
Я свое сочинение перечитывать лучше не буду, чтобы стыдно не стало. Почему-то кажется, что я не то опять написал»

Владимир аккуратно сложил Славкино сочинение и убрал обратно к себе в карман. И меня спрашивает, какую я бы оценку Славке за это поставил. Я ему ответил, что не могу оценки за писание ставить, поэтому ничего, кроме физкультуры вести не буду. Там-то хоть все понятно. Только он сам и может придумать, как тут быть. Владимир кивнул, якобы, согласен и сказал, что пошел домой размышлять. И недопитую бутылку с собой унес.

На следующий день я разыскал Владимира, чтоб узнать, что он там надумал. Он же меня вместо этого на их уроке посидеть позвал, тогда я, мол, сам все увижу и пойму. У меня четвертым уроком окно по расписанию стояло. Я ответил, что приду.

Владимир вошел после звонка. Ребята с ним – не то, что со мной – сидят тихо, так что их не видно и не слышно. Уважают, наверное. Он грохнул стопкой сочинений об учительский стол.
— Надеюсь, все понимают, что эти сочинения повлияют на ту оценку, которая будет у вас стоять в четверти по географии.

Пара человек в классе кивнули, что понимают.

— Тогда я, пожалуй, оглашу результаты. В общей массе класс с работой справился. У всех четверки и пятерки, кроме одного сочинения, которое я оценил на два.

Ребята переглянулись. Каждый, видать, боялся, что у него то самое «одно сочинение». Да и удивились они, вроде как, порядочно, потому что Владимира, наоборот ругали в школе за мягкость.

— Двойку я вынужден был поставить Фодину Станиславу. Я позволю себе злоупотребить вниманием класса и подробно разъясню, на чем основывалось мое решение. Сначала хотелось бы указать на чрезвычайную самонадеянность автора обсуждаемой работы. Видите ли, Фодин Станислав возомнил себя гораздо более компетентным в знании о насущных проблемах человечества, чем ученые мужи Академии наук, написавшие эту презренную книжонку.

Тут Владимир грохнул о свой стол учебником по географии. Кое-кто на передних партах тихонько хмыкнул или даже усмехнулся.

— Наш юный мыслитель, посчитав решение глобальных проблем человечества недостойной задачей для своего недюжинного ума, приступает к рассмотрению причин социального неравенства и глобальной несправедливости на примере своей трудолюбивой матери. Вот выдержка из его нетленного труда.

Владимир прочел пару строк из того самого листка, который я видел вчера вечером в баре. На этот раз хихикали все.

— Но вскоре и эта низкая тема перестает занимать ум нашего не по годам развившегося философа, и он обрушивается всем своим гением критика на принцип естественного отбора. В данном случае для примера был взят брат философа. Позвольте привести здесь пару цитат из блистательного рассуждения.

Владимир прочитал и про брата. Пока он читал, Славка сидел не шевелясь, уставившись в парту, весь сжался, будто вот-вот кинется в драку. А все вокруг него смеялись в открытую.

— Ну а теперь я зачту весь опус целиком, дабы вы смогли полностью насладиться полетом мысли и высоким слогом нашего великого современника.

Этого Славка не выдержал. Он вскочил с места и выбежал вон. Класс смеяться не перестал.

— Когда же наш лепет не смущает великие уши, мы с вами послушаем куда более скромные творения, четверочные и пятерочные.

И пошел обычный урок географии. Не знаю, думал ли кто-то из ребят о Славке или нет, только я, лично, еле дождался звонка, чтоб узнать, как он там. Ребята сказали, что он в умывальнике сидит и никого близко к себе не подпускает. Тогда я подошел к Владимиру.

— Ты за что так с ним? Ведь хороший парнишка. А ты так...
— Ты ничего не понял. На самом деле, боюсь, что и это не поможет. Если бы ты прожил мою жизнь, сразу бы разобрался, что к чему.
— А все-таки?
— "... И в следующей жизни родись на меня непохожей". Я в нем себя увидел, понимаешь?

Думаю, я что-то понял.

Вот такая история про двух людей. Рассказывать больше нечего.