Пожалуйста, обращайтесь ко мне на вы

“Кому в этом театре играть бывшего аристократа, как не ему - осанка, локоны, шикарная небрежность.”

/ Ольга Фукс. Синдром белого клоуна /



В провинциальный город приехал театр. Давали всего два спектакля - “Сублимация любви” и “Смертельный номер”. В “Cублимации”  играл знаменитый Табаков с молодой супругой - актрисой Зудиной. Билеты раскупили мгновенно. Все говорили  о том, что идут посмотреть на старого Табакова: как он - есть ли еще порох в пороховницах,  и на Зудину -  действительно хороша ли, талантлива ли  - как пишут в прессе?
Светлане Алексеевне билет не достался. И все же она решила идти на спектакль - в надежде на входной . Ее влекло на спектакль не обывательское любопытство:  как  же выглядят эти двое - хрупкая юность и ветхая старость, и не праздное самодовольство: ах, я видела самого Табакова! Ее влекло предчувствие. Глядя на иную афишу, она всегда предчувствовала - приближение чуда. И никогда не ошибалась. И никогда не приходилось ей, посещая и малоизвестных гастролеров, уходить из зала разочарованной.
Однажды, еще будучи студенткой, она прочитала на афише имя неизвестного ей пианиста. И пришла в зал филармонии. Оказалось, накануне случился пожар и концерт пианиста перенесли в  Дом офицеров,  что где-то на окраине города, куда нужно было добираться больше часа. Но ей словно шепнул кто-то: поезжай, еще успеешь. Добиралась на трамвае и вот: где-то на задворках, блуждая по закоулкам, она нашла Дом офицеров, где обнаружила лишь пять-шесть местных пенсионерок, случайно забредших в распахнутые двери  большого концертного зала,  чтобы понежиться в мягких уютных  креслах. На сцену вышел пианист, окинул взглядом пустой зал,  дремлющих старушек... Остановил взгляд на юной студентке... И она в страхе подумала - сейчас он развернется и уйдет. Концерт отменят. Но пианист неспешно подошел к роялю, элегантно взметнул крыльями концертного фрака и положил руки на клавиши.
Артист играл два часа, не сокращая ни на одно произведение сложнейшую программу, единственным слушателем которой была она. И позже, после концерта, артист сказал ей,  в ответ на вопрос - как же вы могли играть пустому залу: “Потому что в зале был один человек, который пришел меня слушать...” А еще - много позже - имя пианиста стало  постоянно упоминаться в  колонках центральной прессы, как выдающегося  исполнителя и дирижера...
Но никогда, ни при каких обстоятельствах Светлана Алексеевна не прельщалась одним только громким именем, не бежала сломя голову на забитый  до отказа стадион, чтобы поглазеть на кумиров толпы. Она боялась толпы, ее злых суждений или слепого поклонения.  Толпа так не избирательна. Так не индивидуальна. Кумиры  толпы, увы, не приводили Светлану Алексеевну в священный трепет. У нее был собственный мир, наполненный образами, видениями, мечтами, известными только ей одной. Они были ее тайной. И  в предчувствии встречи с новым чудом, новой тайной,  она шла на спектакль  театра “Табакерки”.
Ей досталось крохотное местечко на ступеньках  в проходе между рядами. В ее спину упирались чьи-то коленки. Остро пахли  подмышки и немытые косы навалившейся на ее плечо грузной, хиппующей студентки. Сидеть на ступеньках было жестко, но сцена завораживала, поглощала внимание - неудобства отступали на задний план, все постороннее исчезало из сознания, а сердце билось тихо и ровно, твердо зная, - сейчас случится... Сейчас начнется...
И вот - гром аплодисментов:  на сцену выбегает маленький, толстый, седой Табаков. Толпа ликует. Новый взрыв аплодисментов - появляется эффектная, элегантная Зудина. Все взгляды прикованы к ее лицу и фигуре - что же, что он нашел в этой молодой актрисе, чем привлекла она старого, искушенного, немало повидавшего на своем веку актера? Почему именно ее выбрал знаменитый мастер - среди сотен хорошеньких актрис, студенток, стажерок?
Казалось -  актеров сейчас раздавит праздное любопытство толпы - они не выдержат напряжения, повернутся  к залу и скажут - ну что, посмотрели? И как мы вам?
И на этом спектакль будет закончен. Занавес!
Но актеры выдержали напряжение, хладнокровно излагая текст. Героиня Зудиной громко и отчетливо проговаривала монолог за монологом - и... чуда не происходило. Можно было сказать, что она отлично владеет дикцией и у нее здоровые голосовые связки, но к чуду это не имело никакого отношения. Можно было предположить, что ее раздражает зал и актриса не в настроении. Или что это не ее роль. Одно было ясно - от кого-кого, но только не от Зудиной сегодня можно было ожидать чуда лицедейства.
Реплики депутата - героя Табакова - по сценарию были столь скупы, что  зрителям ничего не оставалось, как набраться терпения и дождаться, когда же выговорится молодая леди и даст, наконец, блеснуть актерским мастерством звезде театра и кино. По пьесе - леди была молодой писательницей, самоуверенной и обольстительной. Хитрой, как лиса, блистательно остроумной и кокетливой. Но актриса оставила за своей героиней только одно качество - холодную самоуверенность, быстро приевшееся и утомившее Светлану Алексеевну,  отчего она заскучала. И она решила, наконец, оглянуться на нахала, бесцеремонно вдавившего в ее спину коленку.
Владелец нахальной коленки оказался парнем с телевидения, которого недавно Светлана Алексеевна видела мельком в аппаратной звукорежиссеров. Кажется, его звали Влад. Не  трудно было заметить, что среди телевизионщиков  внешне он самая экстравагантная фигура. Острыми дьявольскими стрелами на  лице выбрита короткая бородка. Из под банданы на плечи спускаются схваченные резинкой длинные волосы. На пальцах - тяжелые “болты“ с черепами, скорпионами, гадами. На ногах остроносые, до блеска начищенные “казачки“ cо шпорами. Молодой человек с вызывающе агрессивной внешностью никак не умилял взор и вряд ли радушно встретил бы замечание строгой немолодой дамы о дискомфортном соприкосновении своей спины с его твердой коленной чашечкой. И тем не менее, - дьявол приветливо улыбнулся и извинился, отодвинув ногу в сторону. Лицо, преображенное улыбкой, показалось Светлане Алексеевне столь притягательным, что неожиданно для себя и она улыбнулась экстравагантному юноше и даже нашла его очень милым. И вдруг он услужливо склонился к ней и предложил:
- Вы можете опереться на меня, если вам будет так  удобно, -   и ласково добавил. - Пожалуйста, - без проблем...
Светлана Алексеевна обомлела. Этот тихий, вкрадчивый голос был не просто знаком вежливости. Он приглашал к случайному слиянию - здесь, на ступеньке, в темноте концертного зала,  - к соучастию в магическом ритуале лицедейства.
И не веря, что делает это, Светлана Алексеевна  послушно и совершенно добровольно прижалась спиной к ноге дьявола. И что ? Теперь коленка показалась ей вовсе не острой, а горячей и желанной. Светлана Алексеевна почувствовала, как заливается стыдливым румянцем. Ей было стыдно - да, да, осознавать себя слабой, поддающейся соблазнам юного оригинала, женщиной. И где - на ступеньках концертного зала, затаившего дыхание совсем по другому поводу - от лицезрения своего кумира - великого, непревзойденного, ироничного и неистощимого на мимические  ужимки Табакова.
И в это самое мгновение на сцену вышел ОН - и Светлана Алексеевна  сразу же позабыла о юном дьяволе, сидящем за ее спиной. Высокий, элегантный красавец Егоров - в роли начинающего драматурга - был столь необычен на этой провинциальной сцене, в глухом таежном городке, удаленном от перекрестков  высокой цивилизации, что Светлане Алексеевне показалось, будто это вовсе и не актер, и не человек, а легкий, утонченный Ангел с черными длинными кудрями, который не говорит - а сладко поет, не ходит, а плывет над зрительным залом. Ему, и только ему одному в этой пьесе можно было верить до конца, и Светлана Алексеевна интуитивно почувствовала, что Егоров будет в любой роли прекрасен и убедителен. Потому что его нутро - чистое и честное, как у ребенка.
Чистых и честных людей Светлана Алексеевна на своем веку, если и встречала, то как-то крайне редко. И  практически никогда - в актерской среде. Во время учебы в институте искусств она насмотрелась на их пьяные оргии  - c  пением под гитару и плясками до утра. Легкие измены друг другу и  шутовские сцены “ развода “ - с битьем посуды и сбором чемоданов. И уже через час - другой - примирительными поцелуями  во всех углах общежитских коридоров.
Режиссеры - еще более странный и загадочный народ. Столько пить, сколько пьют они, наверное, не может ни одно живое существо, независимо - мужчина ли режиссер или женщина. Как-то режиссер Рима Ланская -  светына сожительница по комнате - повела ее на творческую вечеринку. Юная студентка Светлана ожидала увидеть интеллектуалов, смакующих новости театральной жизни, богему - пересыпающую свою речь цитатами из литературных шедевров и афоризмами театральных мэтров. Но студенты- режиссеры начали застолье сразу с крутого оборота: разлили по граненым стаканам водку, чокнулись-выпили-закусили, через три минуты повторили - и пошло- поехало... Уже через полчаса режиссеры говорили на языке, понятном одним им. А еще через час тридцатипятилетний верзила - режиссер со страшным, диким от постоянных запоев лицом, выбежал в коридор на женский этаж и громовым голосом воззвал к спящим комнатам:
- Бабы!!! Стройся- я!!! - и пошел строить баб, грохоча в двери... Общий перепуг - переполох...
Как-то студентка Рима Ланская, единственная на факультете женщина -режиссер, знаменитая своей цыганской трубкой, которую не выпускала изо рта даже когда шла в туалет,  и длинной цветастой юбкой, которую одевала и зимой и летом, и в грязь и в слякоть, будучи на подпитии, явилась в институт со своим любовником - городским дворником и по совместительству художником. Встретившись в коридоре с ректором, эта парочка затеяла сложный испанский реверанс, расшаркиваясь  перед высоким должностным лицом, в результате чего запуталась и растянулась у его ног. На что ректор мрачно откликнулся: исключить - и немедленно. Однако - не тут- то было. Решили еще и устроить публичное собрание с критикой алкоголизма, несовместимого  с высокими идеями комсомола. И устроили собрание напрасно. Вернее бы было исключить Римму втихую. Комсомольцы - актеры сплотили вокруг Риммы дружные алкоголические ряды. Когда ректор спросил у враждебно настроенного собрания: кто за то, что бы исключить Ланскую из числа студентов   театрального факультета, - ни одна рука в зале не поднялась. Затем встал один студент и звонко воскликнул:
-  Я тоже пью! Исключайте и меня!
Затем поднялся второй, третий. Наконец, встал весь зал:
- Мы все пьем! Исключайте всех нас!!..
Римма не только закончила институт - дипломной работой ее был  трогательный, экзальтированный спектакль “ Маленький принц” - но и стала известным режиссером...
Работая после института по распределению в провинциальном в театре, Светлана Алексеевна столкнулась с предательством и ложью театралов. Когда трогательные клятвы в “любви до гроба” к одной юной леди уже через мгновение перетекают в спешное исследование “культовых реликвий” под юбкой ее же лучшей подруги...
Cтреляя по два-три рубля, актеры никогда не отдавали долг. И искренне удивлялись, и даже обижались, когда им напоминали о такой мелочи. Но если актер одалживал крупную сумму и, естественно, долг не отдавал, то он становился совершенно неуловимым для своего кредитора. Он изощрялся, лгал, хитрил и бил себя в грудь, что через полчаса вернет всю сумму. И  на сей раз исчезал из поля зрения, считай, навсегда. Или  говорил трагическим голосом, который должен был пристыдить кредитора в его претензиях: ”Боже мой, а я думал - мы друзья “.
Много лет спустя,  уже покинув театр, она случайно встретилась с актерами в необычном месте - на пикнике на берегу реки. Они праздновали юбилей  актрисы - некогда очаровательной пышнотелой блондинки, а теперь - увядшей испитой развалины. Светлану Алексеевну узнали и позвали  к своей накрытой - водка-селедка -килька - полянке, налили кружку вина и вновь продолжали пить, шуметь, шутить. Один из актеров, также уже покинувший данный театр, вдруг с надрывом воскликнул:
- Э-эй! Братва! А скажите! Только по пра-а-вде! Мою жену - Ромашку - в клозете после спектакля - кто только не трахал?
И  с перекошенным от ненависти лицом обернулся к одному из актеров:
- Димка, сознавайся! Трахал мою Ромашку? А?! Гад...
На мгновение все затихли. Казалось - сейчас вспыхнет потасовка.
Димка растерянно заморгал глазами и вдруг уверенно выпалил:
- Стас, что ты так разволновался? Ну конечно трахал, будь я проклят, если вру!
 На что Стас отреагировал еще более неоднозначно - протянул руку трахальщику своей жены и завершил сцену ревности дружеским рукопожатием:
- Ну спасибо, друг, век  тебе этого не забуду!
...Появившийся на сцене из под дивана Ангел - Егоров  произносит свою первую реплику -  в ответ на грубое “ты” - депутату, обнаружившему в своей квартире  драматурга, прокравшегося сюда, чтобы раздобыть  чего - нибудь поесть, и принявшему его за  обыкновенного вора:
- Вызывайте полицию, господин депутат! Но только, пожалуйста, обращайтесь ко мне на Вы!
 Депутат грубит, тыкает, угрожает, а Ангел... вновь и вновь повторяет: 
- Пожалуйста, обращайтесь ко мне на Вы... Пожалуйста,  ...на Вы...
 За спиной, над самым ухом, Светлана Алексеевна услыхала мягкий, зазывный смех. И невольно обернулась. Встретилась глазами с дьяволом. Хорош. Чертовски хорош!  И тут ее осенило - Ангел и дьявол - как две капли воды похожи друг на друга. Только все, что в облике Егорова  смягчено покатыми линиями мягких кудрей, чувственных губ, глубоких глаз, у Влада - обострено жестким  росчерком бородки, цепким, острым взглядом, крепкой, накаченной фигурой. Но и это еще не все. Если бы Светлана Алексеевна стала перед зеркалом между Ангелом и дьяволом, то она бы еще более поразилась собственным сходством с ними обоими. Те же удлиненные миндалевидные глаза, тот же нос с горбинкой, нежная итальянская припухлость губ. А главное - что-то потустороннее во взгляде, что-то неземное, отчужденное, холодное, безразличное к земной суете...
Ей уже неоднократно рассказывали странные сны, в которых ее - Светлану Алексеевну- видели другие, далеко не близко знакомые ей люди. То им снилась другая планета,  где множество храмов с золотыми куполами, где все люди - в черном и их лица - необыкновенно красивы, а глаза - большие, удлиненные и с печальной поволокой.  А Светлана Алексеевна - в черном блестящем плаще, верхом на матово - молочном коне - медленно проплывает мимо, ни на кого не глядя, и удаляется  во тьму - к крохотному голубому шарику среди звезд. Все смотрят печально ей вслед и качают головами:
- Зачем? Зачем она избрала  такой суровый путь? Ей будет - Там - очень тяжело и одиноко.
Другие с пониманием кивают головами.
- Да, это ее путь. Она добровольно избрала его. Она нужна  -Там.
То, в другом сне, ее видели среди магов и чародеев. Но почему эти  сны снились не ей самой, а другим людям? И почему эти люди были  чем-то  внешне и духовно сходны с ней?  Как все это и любопытно, и загадочно, и волнительно...
...Светлана Алексеевна отпрянула от дьявола и погрузилась в созерцание Ангела. Он летал по сцене, шутил, любил. Он был -  весенний рассвет и дыхание луговых трав. Мерцание тонкого,  трепетного огня в мрачной бездне отчужденности... Это была сама Любовь - неуловимая, нежная, ранимая, непостижимая...
Дьявол снова засмеялся - реплике Табакова - и его грудной смех больно обжег сердце. Светлане Алексеевне немедленно захотелось обернуться и обнять, почувствовать упругое, горячее тело дьявола. И она бы это сделала. Но рядом был Ангел - и она не посмела. Она бы провалилась сквозь землю от стыда, если бы позволила себе такое безрассудство, такую пошлость - на глазах у Ангела.
Отвратительная, пошлая история произошла с ней когда-то в междугородном автобусе.  К ней подсел в пустующее кресло на безымянной маленькой станции молодой мужчина. И едва он сел - она почувствовала, как их соединила какая-то энергия. Она перетекала от ее тела к его- и их коленки стали соприкасаться все плотней... Затем руки... Затем губы... На странную пару - неотрывно целующуюся - косились  пассажиры  соседних кресел, недоумевая, кто эти двое:   какие-то сумасшедшие, или давно знакомые любовники. Сумасшествие закончилось в постели незнакомца, уже у него дома, где они оказались вскоре после прибытия на автостанцию. За все время они не произнесли ни слова. И только утром ее случайный любовник  гордо представился Васей, работающим экскаваторщиком...  И только в этот момент энергия распалась и Светлана Алексеевне в ужасе осознала, что у экскаваторщика  Васи  лицо австралопитека и интеллект шимпанзе. Она бежала - так быстро, что экскаваторщик заплакал от обиды  и унижения...
...Ангел играл роль человека, который боится существовать. Его герой - драматург - пишет пьесы - но издается под именем  старого, влиятельного депутата. Он же подменяет  беспомощного депутата в постели с его любовницей - по просьбе шефа , но делает это в кромешной тьме - и никогда любовнице, своей и депутата, в том не признается. Он боится обрести  и громкое имя, и шикарную любовницу. Боится быть собой. Он живет только своими фантазиями, своими пьесами и мечтами о сотворении новых образов. И постепенно становится ясно - нет ни драматурга, нет ни Ангела,  ни Егорова. Есть только мечта - будто он есть. И в эту мечту Светлана Алексеевна была уже влюблена. Она посылала мысленный поцелуй Егорову и не ударила в ладони в конце действия - зачем? Разве Ангелу нужны эти шумные всплески человеческих эмоций? Ему достаточно одного потаенного вздоха. И он был - это был ее вздох. Сердца Ангела и Светланы Алексеевны связались в этот миг невидимыми нитями.
В антракте ей попалась на глаза книга, за которой уже выстроилась очередь -  “ Звезды московской сцены “.   И первое, что ей выпало на случайно открытой странице, был ...  портрет Егорова. Она немедленно достала кошелек  и приобрела книгу. Пробежав глазами оглавление, Светлана Алексеевна нашла статью  Ольги Фукс о Егорове и прочитала: “ По своим внешним  данным он похож и на итальянского жиголо, и на еврейского мальчика Мотла, и на цыганенка из табора. Родом он из Черкасщины, с Украины.”
Ну это уж чересчур! Егоров - ее земляк... Они  оба родились на  одной, черкасской земле - песенной, цветущей, плодородной...  Но можно поклясться, что на этой живописной земле - нигде, днем с огнем не встретишь ни одного юношу с чертами итальянского жиголо, или еврейского мальчика, или цыганенка. На черкасской земле живут люди  маленького роста, с круглыми, обветренными, красными лицами, мозолистыми руками, короткой шеей, крохотными, свиными глазками и толстыми носами.  Они говорят грубо и кратко. Много едят и пьют. Живут грязно и бедно. Работают с утра до ночи и все  как-то впустую: то  строя, то разрушая, то вновь строя, веками не сдвигаясь с мертвой точки... Откуда  же здесь взяться итальянскому жиголо?
...Она почувствовала на себе чей-то взгляд. В  углу фойе стоял, скрестив на груди руки, слегка насмешливо и одновременно призывно разглядывая Cветлану Алексеевну, дьявол - Влад.
 - О, черт, - Светлана Алексеевна развернулась на высоких каблучках и направилась по ступенькам вниз, в дамскую уборную. Рассматривая себя в зеркало, она с недоумением спрашивала: что надо этому Владу от нее, - не блещущей ни красотой,  ни молодостью дамы. Вокруг Светланы Алексеевны к зеркалу пробивались молодые, свежие лани. Их тела были оккупированы  изысканными, дорогими нарядами, лица -    модной французской косметикой. На ней же были простые обтягивающие черные брюки и блузка. Перламутровые  седые нити на  фоне черных длинных волос  выдавали возраст. На пальце красовалось единственное ювелирное украшение - коварно обвившаяся серебряная змейка...
И сама же себе ответила - да что тут неясно! Дело не в возрасте. Мы все -  я, Ангел, дьявол - с одной планеты. Планеты далекой и  странной. Где у всех людей - одинаковые лица и глаза. И по этому сходству дьявол узнал меня в толпе. И он зовет меня. И я не могу не идти к нему навстречу...
Входя в зал, Светлана Алексеевна посмотрела исподлобья на Влада, терпеливо ждущего ее у дверей. Еще чуть - чуть и она коснулась бы его локтем. Тогда, наверное, они непременно пошли бы рядом -  так, как будто знают друг друга целую вечность. И  Светлане Алексеевне стоило больших усилий опустить взгляд и нырнуть в толпу, чтобы оборвать невидимую нить, уже связавшую их во время спектакля.
Она снова села на то же место на ступеньках. Влад приближался. С замиранием сердца она ждала, что он сядет рядом и она снова почувствует его горячее тело. Но Влада опередила шустрая девчушка, севшая между ними и на какое-то время их разделившая...
...И во втором акте было совершенно ясно, что центральная фигура лицедейства - Егоров. Он молод, хорош собой, аристократичен и ни на кого не похож в театральном мире. Он единственен и при этом потрясающе красив.
А собственно - приятно ли слыть красивым? И много ли на земле красивых людей?
Красивых не телом или лицом, а чем-то другим - своим одиночеством и несходством с другими. Толпа ненавидит тех, кто отличается несходством с ней. И никогда не будет преклоняться перед такой - одинокой, независимой красотой.
Есть какой-то странный, загадочный в своем постоянстве инстинкт разрушения у толпы, ненавидящей и низвергающей красоту. Толпа боготворит с завидным постоянством  лишь ничтожество. Маленького, крикливого, деспотичного уродца - возводит на трон и  в знак преданности бросает к его ногам миллионы обезглавленных трупов.  Восхищается развращенностью и неумеренностью в плотских утехах модного артиста или артистки, нарекая их божественными. Отсутствие порока - непозволительная роскошь для избранника публики. Наличие порока придает любому облику определенную степень уродства - и тогда толпа узнает в недостижимом кумире себя - и любовь ее безгранична на долгие века.
И даже религиозный фанатизм невозможен без краски уродства и порока. Толпа непременно должна извратить собственную природу, чтобы казаться ближе к непостижимому богу. Ведь боги так жестоки - они насылают на человека разбушевавшиеся стихии, голод и болезни. И человек должен уподобиться жестоким богам.  Мессию непременно нужно сначала оплевать и раздробить гвоздями, чтобы после навсегда остаться ему коленопреклоненным. Во славу ислама нужно исковеркать тысячи человеческих тел, чтобы с упоением восклицать:” Да пребудут они за это на небесах, и только Аллах способен их вознести туда... ”*
...Девчушке, сидящей на ступеньке позади Светланы Алексеевны,  стало невмоготу - ее не увлек  ни  загадочный  прекрасный Ангел, ни старый лицедей Табаков, ни холодная Зудина - и она тихо юркнула вон из зала. Теперь между Светланой Алексеевной и Владом расстояние вновь сократилось и достаточно было легкого движения, чтобы  слиться с желанной коленкой. Дьявол напряженно ждал. Напряженно ждала Светлана Алексеевна. Он звал ее - подсядь ко мне ближе, соединись со мной.  Мы же единое целое... Мы оба хотим этого...
И тут со сцены донеслось:
- Ну и как?! Понравилось?
Это спрашивал депутат - драматурга - о любовном свидании с их общей пассией.
И Ангел ответил - так скромно, так возвышенно и искренне, как будто действительно только что был в объятиях возлюбленной,  а не за кулисами:
- Это было прекрасно!
Но ведь ничего не было! Ангел не был только что в объятиях любимой. Откуда же эта искренность? Он действительно верит, что мгновение назад любил? Никогда  в своей жизни, ничего более искреннего Светлана Алексеевна не слыхала. Никогда у нее не было возлюбленного, который бы сжимал ее в объятиях и говорил:
- Это было прекрасно.
Никогда не было возлюбленного. Никогда не было и Прекрасного...
 И тут она вздрогнула - было! Только что - было... В тот момент, когда Ангел сказал это - они были вместе - в ее и его воображении. Там, в воображении- они были вдвоем. И не было больше никого. Это не к той -  холодной, надменной Зудиной, убегал за кулисы  нежный, страстный Ангел- любовник. А к ней - в ее мечты.
-  Любимый, наконец-то я встретила тебя. Ты все-таки существуешь на этой планете, -  одними губами прошептала Светлана Алексеевна...
Окончание спектакля зал встретил стоя. Почти выл - когда выходил на поклон мэтр. Бурно аплодировали Зудиной. И неуверенно, скорее по инерции аплодировали Ангелу. Никто не крикнул ему - браво, гений!  И только Светлана Алексеевна не аплодировала - и неотрывно смотрела на своего любимого - светлого Ангела с далекой прекрасной планеты.
- Боже мой,  какой ты красивый...
В фойе ее ждал дьявол. Он мрачно смотрел себе под ноги, всем видом давая понять - если ты сейчас не подойдешь, я пошлю тебя ко всем чертям. Но мы еще встретимся. Вот увидишь...
 Прижимая томик с портретом Ангела на титульной странице, Светлана Алексеевна с мольбой смотрела на дьявола:
- Отпусти меня. Я люблю Ангела.
И быстро смешалась с толпой...
 “Табакерка”  уехала на гастроли дальше. И Светлана Алексеевна  забыла на какое-то время о дьяволе. Всюду - на работе, знакомым, она рассказывала о Егорове. Удивительно - все смотрели спектакль, но никто не видел Егорова. Все видели Зудину. Табакова. И это удивляло и...  радовало.
Значит - мы невидимы. Значит, никто не видит - как мы красивы. Как талантливы, как умеем любить. Потому - мы всегда одиноки. И встретимся все только там - на  загадочной далекой планете...
Через несколько дней Светлана Алексеевна вновь столкнулась с Владом - на телевидении, куда зашла по делу. Он радостно приветствовал ее и ее обдало горячими волнами молодой дьявольской энергии - от этого закружилась голова. Они заговорили о спектакле -  и едва было не перешли к  чему-то очень личному, к своему секрету, соединившему их тогда на ступеньках концертного зала под воздействием магии театрального лицедейства... Но тут, обсуждая игру актеров, Светлана Алексеевна с торжествующим видом, прямо глядя в глаза дьяволу, сказала:
- А как вам Егоров? Какой красавец! Настоящий Ангел!
Дьявол потух, затих и... нить разговора  между ними мгновенно оборвалась. Мелькнувшая в его глазах печаль больно задела Светлану Алексеевну и ей стало чего-то нестерпимо жаль...

***
Аргументы и факты. Телеобращение Усамы бен Ладена / N 41, 2001 /