Нескончаемая пьеса для троллейбуса и тибетских колокольчиков

 
        «А можно просто снегом стать.
        Белым-белым-белым-белым снегом стать…»
             «Тысяча Дорог Дао», даосская
             алхимическая рукопись XII-го века,
             монастырь Шаолинь, школа мухобойки.

  Ни с чем не сравнимо то нетерпение, с которым ждешь почту. Не всякую почту, правда…
  …Маленькие письма в самодельных конвертиках. Нечто очень личное.
  Почтовый адрес всегда один – «до востребования».
  Никаких новостей – просто маленькие записочки. Так сказать, на злобу дня, на праздник ночи. Это больше, чем новый эпистолярный жанр. Это вам не банальный роман в письмах. Нечто вроде невербального общения на уровне астральных полей, нечто неподдающееся описанию, ускользающее и зыбкое чувство сопричастности и странной сообщности, где каждый, тем не менее, остается сам по себе, в своем собственном конвертике – ибо никто заранее не знает, что же на этот раз он найдет для себя в этой маленькой бумажке. Что-то сродни танка, софизмам или даже коанам дзен – как вам будет угодно. Нечто, не обладающее смыслом само по себе, но подталкивающее к поискам этого самого смысла.
  Абсолютно бесполезным поискам.
  «Из пункта А в пункт Б вышел поезд. В это же самое время навстречу ему из пункта Б в пункт А вышел другой поезд. Но они не столкнулись… Почему? А не судьба!» Вы знаете, что это анекдот. Я знаю, что это анекдот. А вот Лобачевский похерил всю эвклидову геометрию и придумал свою собственную, совершенно завернутую.
  Кто-то читает эти письма от нечего делать. Кто-то за компанию. Или чтобы просто отвлечься от повседневной суеты. Чтобы что-то забыть. Или чтобы о чем-то не вспоминать.
[…]
  Это нынче так модно – конвертики с белым порошком. Только отнюдь не все звонят в ФСБ, некоторые (не будем показывать пальцем) употребляют порошок сами.
  Для кого-то это становится неотъемлемой частью жизни, необходимым ритуалом. А для кого-то, напротив, все остальное превращается в ритуал. Всякое бывает. И люди ждут почтальона с сумкой через плечо, ждут с нетерпением, ждут часами, звонят по телефону беспрестанно, выбегают навстречу. Потом ночами не спят, растревоженные, ходят отрешенно, задумавшись о чем-то своем, пряча слезящиеся глаза за темными очками, или просто пряча глаза…
  Иные, впрочем, этому чтению предпочитают занятия более традиционные, как то: коллекционирование марок или раскуривание прошлогоднего гербария. Есть многое на свете, друг Горацио…
  Мы же с Патриотом предпочитаем амфетамин. Новое поколение выбирает, так сказать. «Хочешь горьких витаминов, что мешают спать?»
  Молодых людей, жующих орбит, можно встретить повсюду. Стильная музыка и здоровый образ жизни. Они мало спят, не страдают перееданием, они пьют минеральную воду и принимают витамины. Они берегут глаза от губительного воздействия ультрафиолета. Их стиль – движение. У них, пожалуй, один недостаток – много курят. Но зато практически никакого спиртного.
  Повышенная кислотность – это не болезнь. Это природная склонность к кислотному образу жизни. Это когда начинаешь понимать разницу между воскресеньями и выходными.
 […]
        «Выхожу один я на дорогу»
             Лермонтов, однако :-)
  …Есть ли у Вас план, мистер Фикс? Оу! Есть ли у меня план?! Вы спрашиваете, есть ли у меня план?!! Нету. Зато у меня есть планы, и вполне конкретные.
  Патриот в другой комнате обменивается с кем-то шифровками по телефону. Оставленная им зажженная сигарета дымится в пепельнице, и из-за длинного столбика пепла уже похожа на курительную палочку в тибетском храме. И где-то в ночи уже слышится колокольчик, еще и еще один…
  Кто-то ждет еще своего почтальона, поминутно глядя на часы, и нервно курит сигарету за сигаретой, поддавшись нежному влиянию паранойи. Что касается меня, я уже дождался. Маленький конвертик без марки доставлен по адресу и уже вскрыт. Больше никаких ожиданий – и никаких неожиданностей.
  Так что планы мои вполне ясны и конкретны. По крайней мере, на этот вечер и эту ночь. А долгосрочных планов я и не строю - с некоторых пор. Зачем это, когда в книге судеб расписано за нас все наперед, предрешено, предначертано, предсказано, напророчено. Уметь бы ее только читать.
  Некоторые, говорят, умеют. По птичьему полету, по звездам, по линиям на ладони. Высокое искусство!
  А я сижу, передо мной в раскрытом конвертике полграмма витамина, дымится сигарета, и смотрю я на линии на своей ладони.
  Линии, линии, линии… Извилистые, сбегаются, переплетаются, расходятся. Все в них, вся жизнь, в этих маленьких черточках. Линия жизни. Линия судьбы. Бегут они по ладони и сходятся где-то на запястье, у самого пульса, где тонкой жилкой бьется невидимая ниточка времени.
Вот ведь как странно. Встречаемся мы с кем-то, расстаемся – а все эти встречи и прощания давным-давно на наших ладонях выбиты причудливой клинописью. И вот эта вот маленькая, едва заметная черточка на моей линии жизни – это ты. А на твоей, должно быть, есть я – такая же маленькая зарубочка. До обидного мало… Но ведь правда!
  И текут эти линии по ладони, извиваются. По капле капает время, оставляя сеть таких же трещинок и зазубрин где-то в сердце. Пока не сойдутся они, в конце концов, в одной точке, пока не порвется невидимая тонкая ниточка пульса…
  Звон тысяч тибетских колокольчиков сливается в единый монотонный гул, который волнами вибрирует – в ушах, в висках…
  Я раскладываю витамин дорожкой прямо на руке, вдоль линии жизни, – дорога жизни, блин! (ничего, прорвемся…) – в другой руке сжимаю свернутую трубочкой десятибаксовую бумажку… Втягиваю ноздрей горький белый порошок…
  Он сказал: «Поехали!»…
[…]

        «Гости: Горько! Горько!
        Встает разрумянившаяся невеста, вся в белом.
        Катерина (тихо; задумчиво проводя пальчиком по
        опустевшему подносу): Ну почему люди не летают?»
            «Ничто не предвещало грозы»
            Пьеса, приписываемая Островскому.

- На нас напали! – вопит Патриот, швыряя тапком в обнаглевшего таракана.
  Проклятые твари совершенно распоясались. Похоже, они все-таки жрут тайком амфетамин. Один зерг, конечно же, много не съест, было бы и не жалко. Но их же стая! К тому же, ладно бы сперли немного и втихаря разбрелись по своим норам. Так ведь нет, начинается движение – не спится им, не спится.
- Совесть их мучит, - неуверенно предполагаю я.
- Какая ж у них, у нежити, совесть?! – возмущается Патриот, отчаянно работая тапком. – Не подпускай зергов к минералу!
- Предлагаю устроить засаду у водопоя, - задумчиво говорю я, когда первая атака отражена. – Их же скоро сушить начнет.
- Логично, - соглашается Патриот.
  Ну что ж, теперь этих гадов у водопроводного крана ожидает сюрприз. Вряд ли имеющиеся в наличии хилые средства, предлагаемые родной химической промышленностью, способны угомонить эту рассвирепевшую братву раз и навсегда. По-моему, иприт или напалм были бы гораздо более эффективны в данном случае. Но парализовать активность подлых зергов хотя бы на неделю - вполне возможно. Ну что же, пускай хотя бы небольшая передышка. Нам бы ночь продержаться, да день простоять.
- Нам нужна новая мухобойка, - хмуро заявляет Патриот, закуривая.
- А что случилось со старой? – интересуюсь я.
- Летучие мыши унесли. Кажется.
  Жаль. Знатный был экземпляр. Заговорен и мантрами расписан. Не уберегли… А хорошая мухобойка нынче редкость. Так что, похоже, предстоит нам прогулка в Катманду. Где ж еще теперь можно найти достойную мухобойку?
[…]

        «Скоро рассвет,
         Выхода нет,
         Ключ power-ни –
         И полетели!..»
             Питер Пен, который нюхал порошок.
  …Мы уходили в партизаны. Устраивали диверсии, оглушительно взрывали очередную тихую ночь – на мелкие куски. В пыль. В порошок. Чудовищной взрывной силы порошок, powder, по-английски порох.
  Девчонки охотно сдавались в плен. Или как повезет. Наши добровольные боевые подруги. Санитарки, умело зализывающие раны. Или как повезет.
  Мы угоняли троллейбусы и мчали в Катманду. Таможенники и прочие пограничники, прищурив глаз, подозрительно спрашивали, поочередно кидая взгляд то на нас, то на наши попаленные в невидимых боях паспорта: «Валюта? Оружие? Наркотики?» «Спасибо, у нас уже есть» - вежливо отвечали мы. «Цель вашего визита?» - «Нету на почте у них ямщика. Значит, нам туда дорога…»
  Троллейбусы в Катманду весьма и весьма ценятся – утверждают, что их тоскливый вой отгоняет демонов. Их специальным образом освящают, расписывают мантрами, развешивают колокольчики. Вместо компостеров устанавливают маленькие молитвенные барабаны. Не любят этого демоны, ох, не любят!
  Взамен приобретаются различные совершенно необходимые в хозяйстве вещи, как то: мухобойки (особенно незаменимы при астральном нападении), те же колокольчики (отгонять всякую мелкую шушеру с демоническими наклонностями) и прочие мелочи. Курительные палочки и целебные травы, в конце концов.
  Страшно мерзнут руки – то ли от амфетамина, то ли от морозного тибетского воздуха. Чайку бы…
[…]
  Странная публика, надо сказать, собирается в ночных магазинах под утро. Пришельцы, ушельцы и клонированные мутанты в штатском. Но изредка заходят и обычные покупатели. Вот и мы забрели, отдохнуть и попить чаю.
Пока чай заваривается в пластиковых стаканчиках, мы сжимаем их, согревая озябшие пальцы.
- Съем-ка я чего-нибудь, - заявляет Патриот, окинув взглядом витрину. – Тебе взять бутерброд?
  Я отрицательно качаю головой. Витамин, знаете ли, не способствует. Если хотите похудеть, спросите меня как…
Пока Патриот заигрывает с продавщицей, ко мне подходит Варфаломей.
- Чайком балуемся? – спрашивает он, ставя на столик свою начатую бутылку пива.
- Угу.
- Может, пивка?
- Нет, благодарствую.
- А я вот решил. День был трудный, - вздыхает Варфаломей.
- Что так?
- Да… - неопределенно махает рукой Варфаломей. – Пришельцы вконец достали.
  К представителям неземных цивилизаций у него старая и вполне платоническая нелюбовь. Причем, по его утверждениям, вполне взаимная. Истории Варфаломея о кознях проклятых зеленых человечков многими могут быть восприняты как полный бред и болезненное  влияние фильмов о похождениях бравых спецагентов Ф.Малдора и Д.Скалли. О чем бедолаге неоднократно ласково говаривал в своем кабинете доктор психиатрической больницы. Варфаломей же был твердо убежден, что бедный доктор (не злой, в общем-то, человек) одурачен все теми же хитроумными бестиями и пал жертвою их тайного заговора. А посему, стоически сносил курсы лечения, не хамил медсестрам и, как псих тихий и чрезвычайно невредный, был отпускаем из клиники достаточно быстро. «Я ведь понимаю», - говорил он, - «Эти сволочи только и ждут, на чем бы меня подловить. Только дернись – и все. Поэтому я не бегаю, троллейбусов не угоняю, за грудки не кого не трясу и на баррикады не зову. Против них можно теперь бороться только информацией».
  А уж информации у Варфаломея хватало. Досье он не писал – к чему, все равно изымут – и держал все в памяти. Он сопоставлял факты и анализировал в уме, хотя и не исключал возможности написания книги. «Это будет альтернативная история», - уверенно заявлял он, - «У многих просто откроются глаза. Пришельцы повсюду!» Странно, но его видение этой самой альтернативной истории было хоть и диким, но все же последовательным. Его сумасшедшие модели событий, как ни странно, вполне эти самые события объясняли – как, скажем, теории тов. Климова. Более того, модели эти позволяли Варфаломею даже прогнозировать, и прогнозы эти нередко сбывались.
- Ты знаешь, до чего эти твари додумались?
- Ну?
- Крысы. Понимаешь, знакомый мой рассказал вчера. Он тоже занимается кое-какими исследованиями по ихней части, физик он. Так вот, осенило его, как можно этих сволочей засечь. В радаре там чего-то подкручиваешь, и все их тарелочки как на ладони, понимаешь? В два часа ночи осенило. Он сразу же собрался в лабораторию, проверить экспериментально. Так вот, спускается он в гараж – а там крысы уже карбюратор по винтикам разбирают. Представляешь?
  Я представляю. Забавная, должно быть, картинка.
- Так что, они теперь под крыс маскируются?
- Да нет, - снисходительно усмехается Варфаломей, утирая пивную пену с бороды. – Будут они тебе по помойкам бегать. Они ж по типу сверх-расса.
- Это крысы-мутанты. Тут хитрый такой ход. Слышал, может, с полгода назад фирма, которая грибы у населения закупала, обнаружила, что большая партия грибов заражена радиацией? Вроде как из самой чернобыльской зоны кто-то их привез.
- Ну, слышал что-то такое.
- Не насторожило тебя ничего? Это ж прикинь, - Варфаломей многозначительно поднимает палец, - где мы, а где эта самая зона.
- Ну, мало ли чего говорят. Может, и не оттуда вовсе.
- Оттуда, - вздыхает Варфаломей. – Я проверял.
Он снова делает глоток пива.
- Из самой что ни на есть зоны. Я тогда еще подумал, что травануть они нас хотели, да помешал кто-то. Ан нет, все гораздо хитрее вышло. Грибочки-то эти, три с половиной тонны, не сожгли и не захоронили, как положено. На свалку выкинули. А свалка где? Возле самого питомника, где для всяких медицинских экспериментов этих самых крыс и разводят. Все подстроено было, понимаешь? Пару крыс они выпустили, они на этих самых радиоактивных грибах мутантами и стали.
- Запросто, - заявляет присоединившийся к нам Патриот. – Я думаю, моих тараканов на меня тоже кто-то специально науськивает.
- Они это могут! – горячо говорит громким шепотом Варфаломей. – Тут еще все эти эксперименты с клонированием… - и он с опаской оглядывается.
- Но пасаран! – говорит Патриот. – Они не пройдут.
- Но опасность-то велика, - печально отзывается Варфаломей. – Америку они уже фактически полностью контролируют. Но Россия, - торжественно завершает он, - Россия им не по зубам!
- Тибет нам поможет, - уверенно заявляет Патриот, и Варфаломей мечтательно закатывает глаза.
Звон колокольчиков снова накатывает, накатывает…
- А не пора ли нам в «Метро»? – говорю я.
Патриот смотрит на часы:
- Самой время. Все Варфаломей, дерзай, нам пора!
- Эх, парни! Только уж вы поосторожней – они повсюду…
  Мы идем к выходу, и Патриот на ходу допивает свой чай.
Чем-то этот охранник в дверях напоминает мне персонаж из Тибетской книги мертвых, хотя, возможно, он просто пришелец…
[…]
        «Товарищ, грусть свою развеем!
         Пусть ночь безвыходно темна,
         Народ воспрянет ото сна,
         И на руинах Колизея
         Напишут наши имена».
             К 202-летию А.С. Пушкина
  «Метро» - это ночной клуб, расположенный в самом центре. Именно там собираются те, кому не спится. Нам, понятное дело, сегодня не спится.
  Странно, но знакомых нынче не так уж много, и вообще не людно. Хотя и времени еще маловато. Мы сегодня раненько.
После сладкого горячего чая меня, как всегда, колбасит. Но со времени первой дороги прошло уже несколько часов, пора бы и повторить. Я раскатываю витамин в туалете, в страшно неудобной позе, задрав ногу, на коленке, по телефонной карточке. Дышите глубже, вы взволнованы… Ох, глазки мои, глазоньки…
  Теперь умыться – и глазам сразу легче. Вот так. Темные очки. Теперь можно и подвигаться.
  Что у нас нынче в танцзале? Грустно. Ага, вот и Патриот, с кем-то разговаривает. Я их не знаю.
  Публика еще не разогрелась. За столиками практически никого, только пара нетрезвых компаний.
  В центре танцует милая девушка, очень даже неплохо двигается. Впрочем, как и положено любой милой девушке ее возраста, ее роста, ее профессии. Но время для «Метро» раннее, народу еще не много, поэтому ее эректорат голосует вяло. Ну ничего, ничего. Утро вечера мудренее.
  Грустно. К тому же, меня снова сушит, и я оседаю в баре чего-нибудь попить.
- Скучаем? – подсаживается рядом Патриот, и заказывает себе кофе.
- Да что-то пока не прет.
- Ник сказал, скоро народ подъедет.
- Кто?
- Ну, там Алекс, Настя. Как всегда. Обещались к двум быть.
- Тогда полчасика посижу, отдохну. Варфаломей еще своими зелеными человечками грузанул…
- А я вот только что новый загон придумал! – оживляется Патриот. – У тебя никогда не бывает такого чувства нереальности всего вокруг происходящего?
- Честно?
- Угу.
- Практически постоянно.
- Во! Именно! Так вот, весь загон в том, что все так и задумано. То есть оригинальных сюжетов в жизни, как и в литературе, не так уж и много. И все, с чем мы сталкиваемся, уже не по разу было, только по-другому.
- Хм-м-м…
- Вон, посмотри на ту девчонку, - шепчет он, толкая меня локтем под бок.
- Вон та, лысая?
- Ну.
- Похоже, что на витамине.
- Ага. Я вот на нее посмотрел, и все понял. Это Русалочка.
Та-а-а-а-ак. Приехали.
- У меня аспирин где-то был. Хочешь?
- Не, ты прикинь, какой загон, а? Русалочка, по типу как в сказке. Чтобы быть вместе со своим принцем, она связалась с какой-то ведьмой. Ну, знаешь, объявления там всякие: «Порча, сглаз, гадания и незаконные аборты». Вот, и эта старуха ей всякого расписала – «Абсолютно безвредно, все гарантии, государственная лицензия». Ну, хвостик ликвидировали, ножки сделали. Вот только всякие побочные эффекты начались – голос от гормонов пропал, чешуя еще временами пробивается. Так что приходится все время выщипывать. Волосы вот плюс ко всему повыпадали. А! Еще светобоязнь, как у Майкла Джексона. На солнечном свету зеленеет моментально. Вот и приходится лопать витамин и колеса – днем она спит, а ночью по клубам.
- Интересное восприятие реальности, - хмуро говорю я.
  Что-то от всех этих альтернативных моделей мира мне сегодня не по себе.
  Я рассматриваю патриотову Русалочку. А кто ее знает…
  Она встает и медленно проходит мимо. Она невероятно элегантна, и ее пластика завораживает. Она останавливается совсем рядом, и я даже чувствую странный удушающе-свежий запах ее парфюма.  Она совершенно молча извлекает из сумочки длинную сигарету, и так же безмолвно поворачивается к бармену. Тот щелкает зажигалкой, и взмах ее ресниц – «спасибо». Ни единого слова. И взгляд ее на секунду останавливается на мне – взгляд бездонных зеленых глаз – и я чувствую, что тону. И она также безмолвно уходит под громовой гул миллиона тибетских колокольчиков у меня в висках…
  Интересно, эта рыбья чешуйка на полу, она была там до нее?.. Или же все-таки нет?..
- Видал? – снова толкает меня под бок Патриот, когда к нему возвращается дар речи. – Вот это загон!
- Вот только одно «но», - говорю я, уставившись куда-то в свой стакан. – Маленькое такое «но». Принц просто ненавидит ночные дискотеки…
 […]
  Да пошли вы все с вашей альтернативной реальностью!
  Альтернативы на сегодня отменяются. Главное – не загрузиться…
  Нужно двигаться.
  Как-то на Тибете я выучил одну шаманскую практику – правда, ее пришлось немножко подкорректировать для наших условий. Но суть совершенно от этого не меняется. Громкая ритмичная музыка, движение и – главное – выкинуть все из головы. Абсолютно все. Не думать ни о чем. И ни о ком. Не думать даже о тебе… О тебе… О тебе… Не думать!!!
  Весь мир тогда – одна нескончаемая пьеса для троллейбуса и тибетских колокольчиков, и воздух дрожит и вибрирует, как в горном Катманду. Я все-таки уеду туда когда-нибудь. Возьму билет в один конец, и уеду. «Мне билет на Тибет…»
  Не думать ни о чем, что может кончиться плохо. Не думать ни о чем, что может кончиться хорошо. Не думать ни о чем, что может кончиться. Все выкинуть из головы. Каждую мысль отстреливать еще на подлете. Двигаться свободно, раскованно и легко.
  И потом волной накатывает тишина…
  Ом…