Танец с дьяволом

- Стоп! - Резкий возглас разлетелся по залу. - Еще раз.
- Послушай, ну что опять не так? Ты танцуешь божественно, Апекс не отстает, никто из вас не сделал ни одной ошибки. Что тебе опять не нравиться? - Ее уже бесконечно достали причитания тренера, как впрочем и его ее «придирки».
- Да, я не спорю, Карлуша, все было чисто, но когда он должен был меня убивать, а не гладить по головке, как непослушного ребенка! Это же ясно. Послушайте музыку.
- Ларочка, мы ее слушали уже раз пятьдесят. Но тебя все время что-то не устраивает, - пытался успокоить ее партнер.
- Да, потому что ты никак не можешь отключиться от своих собственных переживаний и отдаться музыке. Музыке, понимаешь? Ее надо прочувствовать: каждую ноту, каждый аккорд, перебор. Если ты не можешь этого сделать, то мне придется объяснять тебе каждый шаг, каждый поворот. Иначе ничего путного не выйдет. Ты понимаешь?
Он не понимал. Впрочем, никто не понимал. Она всегда чувствовала в них какую-то фальшь, которой не было в ней самой, а с тех пор, как она полностью раскрылась, с тех пор, как ее признали, это чувство обострилась: она уже не могла с ним бороться. И она стала бороться с ними, с их фальшью и непониманием. Это был уже четвертый по счету партнер, но и с ним похоже придется расстаться. Он тоже не чувствует. Нет, он, конечно, прекрасно танцует, один из лучших. Румба или ламбада удаются ему на все сто, но он совершенно не подходит для танго: он не видит здесь трагедии, не чувствует убийства…
Что же делать?! Что будет дальше? Она, конечно, знает, что это еще не все, что найдется море желающих занять место Апекса, но будет ли среди них хоть один, кто сможет понять ее, понять музыку? Нет. Она уже не верила в это, хотя надежда еще теплилась в уголке рассудка, но она прекрасно понимала, что чудес не бывает ни с другими, ни с ней. Никогда. 

- У тебя есть все: известность, слава, поклонники. Чего тебе недостает?
- Да, у меня есть все, кроме партнера. Который чувствовал бы танец так же, как и я, который бы безумствовал от страсти и изнывал от нежности под музыку вместе со мной. Но они не могут, они все не хотят отдаться ее ритму, ее песне.
- А тебе не кажется, что ты требуешь слишком много?
- Я прошу только то, что готова отдать сама.
- Глупо требовать от других то, что готов давать сам. Взаимность бывает только по собственному желанию.
- Я знаю, и от этого мне так плохо, - она плеснула еще "Мартини" и отпила.
- Послушай, я, кажется, знаю, что тебе нужно, - Эльза подалась чуть вперед и сделала круглые глаза, - Танец с Дьяволом!
- С кем? - от неожиданности Лариса даже пролила мартини, - Да у тебя белая горячка, завтра же бросаем пить.
- Нет, ты послушай, Дьявол - это танцор. Неужели ты не знаешь?! Говорят, он получил все мыслимые награды, его носили на руках, знали во всем мире, но он ушел. Он говорил, что никто не чувствует музыку так, как он. А ведь он даже пробовал танцевать с мужчиной вместо партнерши. Но его так никто и не удовлетворил, не знаю в танцах ли уж или где-то еще, - подруги рассмеялись, но Эльза остановилась и вновь перешла на таинственные нотки, чтобы не потерять эффектности повествования, - Так вот, он ушел, но с тех пор стали пропадать лучшие танцовщицы. Ходят слухи, что он все еще ищет СВОЮ партнершу, но ни одна так и не подошла. А тех, кто не прошел испытание он убивает.   

Легкая эйфория от только что закончившейся пирушки уже почти прошла. Все-таки это тяжело. Нет, ну кто бы мог подумать - тяжело отдыхать! Слышала бы ее Эльза… А ведь ее давно уже не радуют встречи с друзьями, то есть, конечно, когда они сидят все вместе, травят анекдоты, поют, веселятся, все хорошо. Ей тоже хорошо, она благодарна им, за их тепло, за сочувствие и понимание, за желание поделиться своими проблемами и успехами, но… Как только закрывается дверь, - за ними или за ней не важно - как только закрывается дверь, настроение словно утекает в оставленную кем-то невнимательным щель, тяжелым непроницаемым плащом падает на плечи усталость, которую придется нести весь оставшийся вечер, а может, и следующий день. Почему так происходит? Она не знала, сердилась на них, сердилась на себя. Может, ей просто необходимо было побыть одной, уже так давно она не отдыхала от людей. И она пыталась, но сама же тянулась к обществу, к шумным компаниям. Странно. Как странно. Краешком сознания она понимала, что все это от боязни остаться наедине с собой, со своими страхами, ведь тогда от них нечем будет заслониться. Да, она все понимала, но просто не хотела что-либо менять. Ей было уютно в этой норке, состоящей из лабиринтов невысказанной боли и счастья, она уже не хотела оставлять ставшее привычным и любимым жилище...
Эти мысли уже не в первый раз приходили к ней, но она знала, что это все от усталости, что это пройдет, и останется только воспоминание, о том, как она, свернувшись калачиком в кресле, сидела в темной комнате и думала о чем-то странном.

- Здравствуйте, - это банальное обращение, было сказано так вкрадчиво и многообещающе, без привычного «Алло», что Лариса опешила.
- Ну, здравствуйте.
- Вы, конечно, можете называть меня и так, но… если Вам интересно, меня зовут Нурим.
- Очень приятно, Нурим, - на самом деле ей вообще не было приятно: Лариса только что выскочила из душа и стояла босиком посреди кухни.
- Что ж, если Вам действительно приятно, мы могли бы…- он явно говорил привычный текст, не задумываясь о смысле слов, - Впрочем, я к Вам не за этим. Драгоценная Лариса, если мне будет позволено Вас так называть?
- Да-да, конечно, - она, наконец, нашлась, что ответить после странной паузы, последовавшей за его репликой.
- Ну что ж, Драгоценная Лариса, я вынужден Вас уведомить, что вы очень интересны… - она не знала, будет ли он продолжать, но решила выждать, - Очень интересны. Одной небезызвестной персоне и, если вы понимаете, о чем я…
- Простите, Нурим. Я не понимаю.
- В таком случае, мне придется Вам объяснить…

- Да что ты, Ларка! - Лялю повергло в глубокий шок сообщение подруги, - если человек от самого Дьявола предложил тебе попробовать…
- Да, спарринг с Дьяволом - это… Но стоит ли?
- Да ты не сомневайся, Ларочка! Выкинь ты из головы все эти байки - чего только разные идиотки не понарасказывают после мартинчика. Я ж не всерьез, просто говорят всякое, а я, как попугайчик - рыженький такой, крашеный.
Лариса смеялась над болтовней подруги, отшучивалась, но сама уже знала, что не откажется, да и зачем, а риск… Ну что риск?

В доме было холодно и темно, но не страшно. Или она убедила себя, что это совсем не страшно. Все-таки ввязаться неизвестно во что, довериться какому-то телефонному Нуриму… «Нет, сколько можно! Да, вляпалась, но и не такое бывало - выберемся. Сейчас зажигалочкой посветим, домик подожжем, глядишь и теплее станет…». Словно в ответ на ее шуточную психотерапию зажегся камин. Видно никого не было. Холодок ужаса и музыка. Лариса поняла, что должна танцевать. Движения выходили сами собой, сглаживаясь и разбиваясь по ритму, они превращались в странные фигуры полуосвещенного полумраком танца. Она знала, что танцует не одна, что каждое ее движение, каждый вздох находят ответ, что он где-то рядом, что он тоже чувствует ее.   

Лариса очнулась. В смерти была своя прелесть. Она смотрела на Дьявола, поверженного ее танцем и понимала, что лучше этого быть не может, что она достигла вершины, а он ее преодолел. Равнодушие? Нет, скорбь.
Застывшие в дрожи пальцы, поволока смерти на его глазах и боль. Боль, боль!!! Как он мог?! Как он мог позволить ей сделать это. Она так хотела, он это понимал, но почему он ей позволил… Это невыносимо! Это смерть. Это смерть всего. Не он лишился жизни - она лишилась ее смысла. Он понимал, на что идет, он потерял и жизнь и смысл уже давно, она могла все это вернуть, но он не хотел. Дьявол. Она отдала ему смерть, она отдала ему жизнь, она отдала ему танец - последний танец.
Глядя в глаза бездонному небу, Лариса улыбнулась. Но мягкость улыбки, сорванная ветром, обнажила дикий оскал изогнутых в яростном хохоте губ. Она смеялась не над ним и не над собой, она была готова плакать, но она смеялась в лицо этой сволочи-жизни, это было все, что она могла сделать. Ни изменить, ни начать заново, да и зачем? Ведь у нее уже все было, и уже все прошло - осталось только потратить, последние часы или года, отданные ей на сдачу.
Девушка с длинными растрепанными волосами в не застегнутом пальто, из-под которого красноречиво алело неуместное бальное платье, смеясь, шла к лесу. Откуда-то сверху беззвучной мелодией зимы лился снег, ресницы слипались, и она уже не видела куда идет. Только смех серебрился по пустынному полю, искренним хриплым блеском. А жизни было все равно.