Печать для каина глава пятнадцатая

Адонай

 - Садись, - предложил Адонай, когда я явился пред его светлые очи и по всей форме доложил о своем прибытии. Я понял, что разговор будет долгим и не особенно приятным.
 Адонай молчал, и чем дольше он молчал, тем больше мне это не нравилось. И тогда я спросил:
 - Господи, почему ты призрел дар Авеля, а дар Каина не призрел?
 - Уриил, ты допрашиваешь меня?
 - Господи, я только исполняю твою волю.
 - Гм, да. Вот именно - волю. Но во всем надо соблюдать меру, Уриил.
 - Я понял так, Господи, что я отстранен от расследования?
 - Ни в коем случае. Я внимательно следил, как ты беседовал с Каином. Да, и скажу вот что: это мне доставило большое удовольствие. Я узнал много нового и неожиданного. Я хвалю твою добросовестность, хотя ты иногда и перебарщиваешь. Но и тебе это расследование пошло на пользу. Ты стал толерантнее...
 Я всегда знал, что наш шеф имеет пристрастие к разным заковыристым словечкам. Но я не понял, что он хотел сказать.
 Адонай зажурчал довольным смехом, и пояснил:
 - Это от латинского слова "терпимость". И означает, что ты стал терпимее к поведению своих товарищей по работе. И меня это радует.
 - А что такое "латинский", Господи? И прости мою серую необразованность.
 _ Ну, это я немного увлекся, - он хитро подмигнул мне. - Знаешь, я тут решил, что неплохо бы на земле иметь много разных народов. Вот, например, будут римляне. Гордый воинственный народ. И они мне больше нравятся, чем... Хм, да. В общем, чем... Да. Не будем об этом, а то еще обвинят в антисемитизме... Но мы отвлеклись. Продолжим?
 - Да, Господи. Да будет на все твоя воля. Итак6 почему ты жертву Авеля призрел, а жертву Каина не призрел?
 Адонай поскучнел. Он дернул себя за бороду. Сдвинул кустистые брови. Вот-вот должна была разразиться гроза. И я понял, что вся эта болтовня о римлянах была неспроста. Он как бы приглашал меня в сообщники, поверяя свои замыслы. А между сообщниками всегда царит согласие. Между сообщниками не принято вести разговоры, если они кому-то неприятны. В данном случае Адонаю. И не поддавшись на его маленькую уловку, я навек - или даже больше - упал в глазах своего начальника.
 - Я готов ответить. Если быть формальным, я действительно не призрел. А почему?
 - Прости, Господи, действительно: почему?
 - Я подумал, что это взятка. А как всякая взятка - она не от чистого сердца. Каин хотел, чтобы я вовремя посылал дождь на его поля, берег их от бури, всякой пакости, сотворенной мной довольно легкомысленно, в припадке творческого вдохновения. В конце концов, имею я как творец право на некоторые фантазии? И я не призрел.
 - Каин просил тебя об услуге?
 - Не помню. Возможно, и не просил. Но я знал, что он когда-нибудь попросит. А я не люблю, когда мне докучают всякими просьбами. Не люблю, и все.
 - Господи, а как же это?
 Я вытащил блокнот и с чувством завыл:
 Адонай, Адонай,
 мою жертву принимай...
 И чем дольше я выл, тем больше чувствовал, что я превращаюсь в страшного зверя, вымазанного кровью. И вдруг я заметил, как мой шеф притопывает ногой, поводит плечами и на лице его написано истинное удовольствие.
 Я резко прервал завывание. И повисла тягостная тишина.
 Через некоторое время Адонай крякнул смущенно, огладил бороду и сказал:
 - Вирши, конечно, не очень. Прямо скажем - слабые вирши. Но от души. А это, как ты понимаешь, в стихах главное. Ты согласен, Уриил?
 - Да, Господи.
 - Хоть в чем-то ты со мной согласен.
 - Да, Господи. Но поскольку Авель творил недоброе, он решил умилостивить тебя обильной жертвой, или иначе взяткой.
 - Знаю.
 - Не от любви он принес жертву, а от страха и корысти.
 Знаю. И все-таки Авель... - Адонай замолчал и пожевал губами, словно пробовал непроизнесенное слово на вкус.
 - Что - Авель? - непочтительно прервал я раздумье своего шефа.
 - Авель хороший.
 Хорошо, что я сидел. Иначе бы свалился от неожиданности.
 - Почему?
 - Он выбирал лучших ягнят, без единого изъяна.
 - А тебе не жалко было?
 - Кого?
 - Ягнят.
 - Ягнята предназначены для заклания.
 - Откуда это ведомо?
 - Я сказал?
 - Когда, Господи? - опешил я от такого нахальства, ибо точно помнил, что ничего подобного Господь наш всемилостивый никогда от сотворения мира не произносил.
 - Да вот только что, - без малейшего смущения заявил господин Яхве. - Ты разве не слышал?
 - Я, наверно, слишком глуп, чтобы справиться с твоим поручением, Господи.
 - Ну что ты. Я же специально тебе и поручил это дело.
 - Спасибо за доверие. Но вернемся к нашим ягнятам. Ведь Авель совершил убийство.
 - Это во славу Господа.
 - Он пролил первую кровь на земле.
 - Это во славу Господа.
 - Разве это не грех?
 - Все, что во славу господа, не грех.
 - Но Каин этого не знал.
 - Должен был догадаться.
 - Но он не знал?
 - Незнание не освобождает от наказания.
 - Я спрошу иначе, Господи. Проливать кровь грех?
 - Безусловно, грех.
 - Употреблять плоть животных в пищу грех?
 - Грех.
 - Значит, Авель дважды согрешил перед Господом?
 - Странный ты какой-то архангел, Уриил. Каин убил Авеля, а ты судишь убитого.
 - Я просто пытаюсь разобраться.
 - А вот это не твоего ума дело. Больно ты ушлый. Хочешь разобраться в делах Господа своего. Да если бы кто-то мог разобраться в делах божественных, зачем, спрашивается, нужен был бог? Ты представь мне отчет о том, кто и что делал, а уж в том, кто и что при этом думал, я как-нибудь разберусь и сам.
 Я понял, что пора подобру-поздорову заканчивать этот разговор. И все-таки какой-то бес дернул меня за язык:
 - Где ты был, Господи?
 И перед моим мысленным взором отчетливо встал отпечаток божественной сандалии в кустах неподалеку от места преступления.
 - Я не сторож своим созданьям. Ступай.
 - Слушаюсь, Господи.
 Я вскочил и почему-то щелкнул голыми пятками. В голове у меня тоже что-то щелкнуло. И в душе стало холодно, как на Северном полюсе - однажды занесла меня туда нелегкая.