Учительница

В дальнем углу моей захламленной комнаты, за тумбочкой лежит старая сумочка с оторванной ручкой: в ней я храню всякую сентиментальную мелочь. Если случается у меня в жизни редкое сочетание куска свободного времени с отсутствием гостей, неотвеченных писем и непрочитанных книг в доме, я смахиваю пыль с этого "сейфа" и принимаюсь за воспоминания. Извлекаю на свет тетрадки с подростковыми стихами, блокнот с цитатами чужих творений, фотографии разных лет и старые письма. Чего только не отыщется в дамской сумочке, особенно, если ею пользоваться как складом важных вещей: монетки, открытки, смешные сувенирчики, клочки бумаги с забытыми адресами и номерами телефонов - еще долго не поднимется рука избавиться от всего этого. Иногда мне кажется, что эта старая сумочка похожа на мою память, полную всякой всячиной...
Вот фотография моего выпускного класса. В тот год со мной происходило столько интересного, что воспоминания несутся на меня беспорядочной толпой и толкаются, выясняя, которое из них на сей раз должно занять первое место в очереди...
Как все в моей жизни, встреча с этой девушкой свалилась на меня неожиданно и даже позабавила меня. Анна просто катастрофически не вписывалась в наш класс, но, кажется, внимания на это не обращала. А вот нас с Мишкой “вычислила” почти сразу.
Мы не были друзьями с этим парнишкой, хотя вполне могли ими стать. Наверное, мешало юношеское заблуждение о невозможной сложности нашего внутреннего мира и его непостижимости. Оба мы немного тяготились своим искусственным одиночеством, но не настолько, чтобы ударяться в меланхолию.
Кажется, в то время у Мишки на лбу невидимыми чернилами было написано “поговорите со мной и узнаете, какой я умный!”. А я была (да и остаюсь) дежурной “стеной плача”: иногда жилетку приходится выжимать каждые полчаса, так промокает она от чужих слез и проблем - и мне остается только гадать, что именно вызывает желание ближних возрыдать у меня на этой самой жилетке.
Видимо, для Анны было нетрудно прочесть надпись Мишки и разглядеть на мне влажную “жилетку”. Во всяком случае, уже через неделю они устраивали словесные баталии, а я была желанным зрителем этого интеллектуального бреда.
Основным их пристрастием была многострадальная литература, и окружающие выслушивали множество километровых поэз. Если начало стиха я слушала с интересом, то под конец уже напрочь его забывала, что - сами понимаете - портило всё впечатление. Как же меня радовало, что в попытках стихосложения я редко исписывала больше одного листа! Взволнованный взгляд молодых поэтов, требующий немедленной оценки прочитанного творения, вызывал во мне тоску и желание сбежать. Уверяю, гораздо увлекательнее было смыться под шумок, а потом выслушивать, как один комментирует последнее достижение другого. Особенно прилежно упражнялся в сарказме Мишка.
Обычно “выступлений” Анны класс ждал на предметах гуманитарных. Высказаться по поводу политики Временного правительства, провести критический разбор акмеистов, живо пообщаться минут пятнадцать с преподавательницей иностранного языка, когда у других сводит судорогой остатки лексикона в попытке построить одно-два вразумительных предложения на английском - это было ее стихией и давалось легко. Насколько же тяжело Анне давались барьеры физики и математики, но она преодолевала их своим прилежанием.
Говорила она с удовольствием - много, красиво и не очень понятно: в потоке слов так и мелькали те, которыми пользуются чиновники и пресс-секретари, чтобы не говорить по существу. А уж когда она в разговоре сбивалась на английский, сверстники понимали, что перед ними то самое мифическое существо, о котором они слыхали от родителей: учит домашние задания, посещает дополнительные занятия и всегда следует голосу разума. Так что шансов заслужить их любовь у нее было маловато.
Девушки выпускных классов ищут мужского внимания, но делают это по-разному. Анна игнорировала кокетливые блузочки и модные юбки, макияж и разнообразие причесок - все, что помогает молоденькой барышне почувствовать себя красавицей. Не знаю, как в других провинциальных городах, но для нашего это было необычно. Она появлялась в костюме, который сделал бы честь секретарше министра лет пятьдесят назад: длинная юбка, жакет и строгая блузка - все в классической цветовой гамме, в полной гармонии с большим потертым коричневым портфелем. Темные волосы собраны на затылке, дабы не отвлекать взгляд от выразительного маленького лица. Может быть, именно понимание, что конкуренткой эта девочка не будет, будило в наших девчонках жалость и смягчало неприязнь к Ане.
Моей слабостью всегда было любопытство, и непохожие на меня люди всегда вызывали интерес. Анна была непохожа. Меня немного смущали проявления ее доверия, и была непонятна радость, вспыхивавшая в ней при наших встречах. Но мало ли у людей странностей?
Я удивлялась, что в середине учебного года она перевелась к нам из школы, которая была в нескольких метрах от ее дома. Понятно было, что так вдруг это сделано не ради нашего официального “английского уклона”. Но Анна мало общалась с классом (или наоборот), а спрашивать прямо мне казалось глупым: не хочет сама рассказывать, значит, правды не скажет. Когда я рассказала Мишке о своем любопытстве, он усмехнулся: “Она наверняка скрывает от нас романтическую тайну”. Это вполне подходило к образу.
Мне стало ясно, что эта лирическая завеса обязательно будет рассеяна: никакая девушка сможет долго сдерживать тайны, если есть благодарный слушатель. И однажды плотину прорвало.
Будет банально, если я напишу про солнечный весенний день, но мне некуда деться от озорных лучиков нежаркого солнышка, брызгавших нам в глаза из ручейков растаявшего снега. Мы шли из школы и никуда не торопились.
До этого мы с Анной никогда вне школы не встречались, иногда казалось даже, что она живет в каком-то другом городе.
Наша прогулка началась с заявления, что ей нужно со мной поговорить. Надо ли уточнять, что я с готовностью подставила свои уши? Тайна грозила развернуться предо мной во всей красе.
И разговор потряс меня с самого начала: оказалось, что баталии литературные стали почвой для девичьих мечтаний. Анна с невероятно озабоченным выражением лица говорила о своих чувствах, а мне было неловко: по наивности она приняла мишкины разговоры за проявление нежных чувств. Мне-то было ясно, что этот парень не будет так много и язвительно критиковать девушку своей мечты.
Но я всё ждала тайны, поэтому быстро перевела разговор на прошлое: задала простенький вопрос про любовь как таковую. По опыту выжимания жилеток мне было известно, что за этим следует рассказ о пережитой страсти (если страстей в прошлом не наблюдалось, цитирование чужих афоризмов сразу выдает этот прискорбный факт). Тайна посыпалась на меня, а потом меня завалило...

Жила себе девочка Аня и, как все, ждала Принца. Но не просто Принца ждала она, а такого, который разделит с ней восторг от закатов, природы, литературы - и далее по списку. Ждала и дождалась: он пришел. Кирилл разделял ее восторги, возмущался и радовался вместе с Аней и признался однажды ей в любви. Влюбленные учились в одном классе и виделись с утра до сумерек, Кирилл стал частым и милым гостем в семье. Идиллия была полной и жизнеутверждающей.
Ну разумеется, сейчас я напишу: “а потом...”.
А потом тонко чувствующая девочка поняла, что отношения меняются. Кирилл был так же нежен и уважителен с ней, и видеться они продолжали по-прежнему часто, но что-то стало другим. Другим стал Принц: он параллельно любил душу Ани и тело классной руководительницы (и всё это взаимно). Могла ли нежная душа Ани перенести такой ужас?! Но оказывается, в интеллигентных девушках кроется большая сила духа: Анна решила увести любимого с пути разврата и научить учительницу порядочности. Эта борьба открыто длилась около месяца, привлекла всех близких и посторонних и измучила всех. Кирилл каялся, плакал у коленей Аннушки, метался меж двух дам сердца, а потом махнул рукой и пошел на поводу у порока. Учительница победила и, кажется, была рада. “Всей этой грязи” Анна вынести не смогла и перевелась подальше от их греха - к нам.
Спрашивается, что я могла сказать на все эти откровения? Правильно, ничего внятного. И после этого разговора я отчего-то стала еще больше стесняться радости Анны при встрече.
Потом у нас были выпускные и вступительные экзамены, и мы оказались в разных городах. Не думаю, что Мишка или Анна скучали по мне: в жизни студента всё новое, и новых знакомых с лихвой хватит, чтоб компенсировать отсутствие старых приятелей. Но это не точка в истории.
Через четыре года после окончания школы я стояла в магазине в центре родного городка и пыталась понять объяснения отца по поводу каких-то автодеталей. Дело было после моей второй самостоятельной поездки по проселочной дороге на четырехколесном ужасе, так что я не очень пришла в себя, а уж выглядела - неописуемо дико. Наконец мы двинулись к выходу, и тут меня кто-то окликнул. Честно говоря, я была удивлена, что в подобном виде меня еще можно узнать, но мужественно обернулась.
Передо мной стояла очаровательная девица на высоких каблуках, вся в чем-то очень модном и очень ярком, с выразительным макияжем и кучей блестящей бижутерии. Я глядела на ее прическу из локонов и пыталась догадаться, какие нити связывают меня с этой дивой. Это могло бы продолжаться долго, если бы она не заговорила: речь Анны почти не изменилась. Открытие ошеломило меня, минуты две я старалась просто крепко держаться на ногах, и уже не особенно удивлялась ее рассказам о работе в столичной газете, об отличной учебе, о назначенной свадьбе и прочим прелестям жизни. С грустью Аня пожаловалась на летнюю скуку родного города и стала расспрашивать о моих подвигах. Каюсь, но я постаралась сократить до минимума свой рассказ и, получив номер телефона, позорно бежала с обязательством позвонить на днях.
Сидя в машине (на пассажирском сидении - иначе катастрофы было не избежать), я пыталась совместить образ школьницы с только что увиденной девицей. У меня, конечно, ничего не получалось: моему воображению требовалось время и немного успокоительного для такого творчества. Завершающим эту встречу аккордом стал вопрос моего папеньки: “Это что, твоя учительница?” - приведший меня в полную растерянности.
Думается мне, что эта девушка и впрямь могла научить меня чему-то очень важному. Жаль только, я не усвоила этот урок.