Ради бога, мы здесь

Того злополучного дня мне никогда не забыть. Даже если все окончится хорошо и мы вернемся в свою обычную жизнь. А ведь это - еще не факт. Во всяком случае, насколько я знаю, пока ничто не говорит о том, что мы выберемся.
Я помню, что погода с самого утра не заладилась. Я проснулся раньше, чем нужно - до встречи было еще далеко, снова заснуть я не мог и принялся читать статью Мечникова о Гете и Фаусте, делая пометки на полях. Больших трудов стоило мне все-таки собраться и выехать. Уговор дороже денег. Хотя ни о каких деньгах речи, конечно, не шло. С Невякиным, вообще, не стоит связывать такое странное понятие, как деньги. Он их недолюбливает и они отвечают ему взаимностью. Зато, что касается всяких вещей, на взгляд обывателя, выходящих за рамки реального, то здесь Невякин первый человек. Нюх у него на такие вещи.
Говорят, необычайное, встреченное человеком, как правило соответствует его внутренним исканиям. Возможно, раньше я соглашался с этим, не помню. Но теперь я так не думаю. Не может быть, чтобы то, что мы в результате нашли, мы до этого искали. Пусть даже бессознательно. За себя, я, во всяком случае, уверен.
Невякин ждал меня на станции метро, рядом со станцией железной дороги. Я, как всегда, опоздал. Правда, ненамного. Невякин молча пожал мне руку. На плече у него висела большая сумка. Такая огромная, будто он собирался ехать на несколько дней. Между тем, мы, насколько я знал, отправлялись всего за шестьдесят-семьдесят километров от города, не больше.
- Хорошая сумка, где достал? - шутя, спросил я, но Невякин ничего не ответил.
- Поезд через десять минут, - сказал он только.
На самом деле поезд пришел через сорок минут и отправился еще через десять. Нам успели предложить семена, русскую балалаечную музыку, пирожки с капустой и мороженое.
Невякин водрузил свою непомерную сумку на колени, задев соседку, сидевшую у окна. Она возмущенно одернула куртку и демонстративно придвинулась к окну.
Поезд тронулся. Скорость развил пугающую - мог бы догнать ленивого велосипедиста.
- Корова на путях, сэр, - пошутил я.
Невякин улыбнулся. Странный он человек, этот мой друг.
Познакомились мы при обстоятельствах, которые выпали из моей памяти, хотя я на память никогда особенно не жаловался. Разве что самую малость. Я, например, могу в самый ответственный момент забыть фамилию человека, о котором собрался говорить, и мне нужно чуть расслабиться, потянуть с высказыванием, говоря общие фразы, иногда признаться в забывчивости, прежде чем фамилия вновь окажется у меня на языке. Фамилию Невякина я тоже иногда забывал. Получилось так, что у нас оказалось множество общих знакомых. Я помню свое удивление, когда раз за разом меня обещали познакомить с интересным человеком и принимались описывать Невякина. Я почти всегда сразу узнавал его и начинал играть, продолжая описание Невякина, как бы угадывая. Я наслаждался чужим удивлением, выслушивал лестные отзывы о моей прозорливости, а потом признавался в невинном обмане. "Я его знаю!" - заявлял я. Но я забыл и никакие разыскания не смогли вернуть мне нашу первую встречу.
После моста через реку поезд пошел быстрее.
Я неожиданно обнаружил возле себя посторонние предметы. Ручки, фломастеры, карандаши. Мелькнули разные глупые мысли. Я оглянулся вглубь вагона и заметил то и дело склоняющегося к сиденьям молчаливого продавца. Он добрался до меня и забрал письменные принадлежности.
Меня снова посетили глупые мысли и я ощупал карманы.
- Уже скоро, - сообщил Невякин. - На следующей выходим.
Выход на перрон вызвал у меня приятные чувства. Не люблю электричек, вообще не люблю никакого общественного транспорта.
Рядом шелестел лес и пробовал свои силы автобус.
Мы поспешили. Автобус, наконец, решил, что пора, и поехал. Народу набралось не очень много. Место в основном занимали рюкзаки и тележки. Я выглядел в автобусе неуместно, словно какой-то франт на полевых работах. Чего никак нельзя было сказать о Невякине. Со своей объемистой сумкой он вписывался в контекст как нельзя лучше.
- Правильно, молодые люди, - сказал мужчина с загорелым лицом, почти мавр, явно обращаясь к нам. - Надо быть ближе к природе. Природа, она на самом деле людей любит, только мы забываем об этом. Живем в своем городе, дышим бензином, ни одного дерева годами не видим, только и знаем, что телевизор смотреть...
Он говорил еще что-то, но я не желал его слушать и полностью переключился на природу, которая не раз спасала Фауста от самоубийства и давала ему силу жить. Сосны перемежались с дачами, полянами и полями.
Вышли мы на остановке, которая называлась "Мост". Кроме недостроенного коровника, я ничего не увидел.
- Мост внизу, - объявил Невякин.
Дорога была сильно размыта водой и разъезжена гусеничными машинами. Кюветы напоминали каньоны. Вода до сих пор текла по их дну. На середине пути пришлось даже сойти с дороги из-за большой ямы поперек нее, заполненной мутной водой. Мы перепрыгнули через кювет, взобрались по склону и оказались на утоптанной тропинке.
- Надо было сразу идти здесь, - сказал я, глядя на свои ботинки с налипшей глиной.
- Ничего. Спустимся - в реке отмоешь, - успокоил Невякин.
Он был, как всегда, прав. Меня, честно говоря, раздражает такая правота. Сам я стремлюсь к нетривиальности, иногда, пожалуй, и вопреки здравому смыслу, даже вопреки себе. Стремление это по большей части бессознательное.
Невякин, пожалуй, тоже к этому стремится. Но он до краев наполнен здравым смыслом, и вся его оригинальность, на мой взгляд, порождена утвердившейся в нем тягой к ясности, которой наша обыденная жизнь, вопреки устоявшемуся мнению, напрочь лишена.
Он похож на Гете в последний период его жизни, того Гете, которого мы знаем благодаря Эккерману и мысли которого можем отчасти прочитать во второй части Фауста. Жуткая, на мой взгляд, дрянь. Оптимизм безумия или безумный оптимизм, трудно сказать. Достигнув высшей мудрости, Фауст организует работы по осушению болот. "Стадам и людям по зеленым нивам на целине придется жить счастливым... Среди страны здесь будет светлый рай... Свободы с жизнью только тот достоин, кто ежедневно должен их стяжать". Тяжелый труд, суета, страх и зависимость перед природой - и это вершина бытия? Нет уж, увольте.
Вода в реке была ржавой. Такая течет из крана после перерыва в подаче воды. За мостом река широко разливалась и делалась мелкой. Дорога вела именно сюда, а не на мост. В воду спускались тракторные следы. На другой стороне дорога продолжалась.
Мост представлял собой железобетонные плиты, поросшие травой. В некоторых местах были дыры. Торчала арматура.
Мы спустились к реке и я долго отмывал ботинки, которые никак не хотели отмываться. От меня вниз по течению поплыла белая муть. Невякин, как ни странно, запачкался гораздо меньше. Он стоял возле меня и наблюдал как я занимаюсь косметическими процедурами.
- Ну все? - не выдержал он, когда я перешел на подошвы.
- Пошли, - согласился я.
Заниматься подошвами действительно было излишне.
Мы перешли по мосту, поднялись по склону и направились по едва заметной лесной тропинке. Я давно не был в настоящем лесу и пытался наслаждаться пейзажем с энергией заключенного только что выпущенного на свободу. Все казалось мне замечательным - кора деревьев, трава под ногами, вереск, кусты голубики, шелуха от шишек, муравьи и муравейники. Я готов был поделиться впечатлением, но из Невякина в этом отношении плохой слушатель. Он предпочитает говорить на более абстрактные темы. Я даже никогда и не пробовал заговорить с ним о красотах природы. Поэтому я говорил о них про себя, воображаемому собеседнику, которого никогда на свете не существовало.
Озеро открылось перед нами неожиданно.
Странное озеро. Оно находилось в глубокой круглой впадине. Спуск к воде был очень крутым. Постоянно приходилось держаться за ветки, чтобы не поскользнуться на жирной земле тропинки и не скатиться вниз.
Вблизи озеро было не менее странным. Вода была черной и мертвой. Я не видел ни одного растения в озере. Дна я тоже не видел. Когда мы ступили на берег, он закачался и из-под него в воде пошли пузыри.
- Болото, - пояснил Невякин.
Мне стало неприятно.
Мы направились по берегу, потом вновь стали подниматься.
- Пришли, - сказал Невякин, когда мы оказались в особенно мрачном месте, под елями.
Сначала я ничего не мог различить, но когда Невякин наклонился и послышался скрип дерева, я увидел, что он поднимает квадратный щит, сколоченный из толстых досок. Под ним был ход в темноту.
- Чухонцы здесь во время войны скрывались, - объяснил Невякин, вынимая из сумки фонарь и зажигая его.
Я ожидал, что увижу разную утварь, сгнившие остатки одежды, мебели, вообще хоть какие-нибудь следы пребывания человека, но землянка была совершенно пуста. Стены, поросшие плесенью, и голый земляной пол.
Невякин опустился на колени и принялся выкладывать содержимое сумки. Уже много лет я считал себя потерявшим способность удивляться, но то, что я увидел, действительно удивило меня. И дело было не в самих предметах, а в их сочетании. По отдельности серебряный портсигар с рельефом Ленина, щелкунчик в виде нижней половины женщины, ржавый гвоздь квадратного сечения, бензиновая зажигалка "Зиппо", лорнет с треснувшими стеклами и вязальная спица не представляют собой ничего особенного, но только не вместе. Тем более, что на перечисленных предметах Невякин не остановился. Он продолжал вынимать разные вещи из сумки и складывать их в фигуру на полу.
Он составил два больших пересекающихся круга.
- Все эти предметы принадлежали одному человеку, - пояснил он. - Он умер. Совсем недавно. Не прошло еще и сорока дней. Должно получиться.
Невякин снова начал возиться с фигурой. Перекладывал предметы, переворачивал, сдвигал, пытаясь достичь непонятной мне гармонии. Прошел час, а может быть и два - мое чувство времени молчало.
Неожиданно, когда мое внимание стало окончательно засыпать, в воздухе запахло озоном. Я вскочил и ударился головой о потолок.
- Получилось! - воскликнул Невякин.
Я увидел, что все предметы, разложенные им на полу начинают светиться синим. Свечение становилось все более и более ярким. Раздался хлопок - и все предметы объединились в одну прихотливую линию.
В следующий момент светящаяся линия отделилась от предметов и повисла в воздухе.
- Что ты сделал? - спросил я.
Невякин молчал. Светящаяся линия стала раскачиваться. Сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, пока в воздухе не образовалась объемная фигура из дрожащего света.
Я выскочил из землянки. Вокруг было темно, но небо все еще оставалось голубым, виднелось только несколько самых ярких звезд.
Лес в воронке озера был пронизан тенями. Они стелились над водой, блуждали между деревьями, туманом клубились наверху. Деревья ходили ходуном, сгибались как будто от урагана, но не было и ветерка. Я почувствовал прикосновения к своему лицу. Туман, который был наверху, спустился и оказался огромный роем мелких мошек. Они принялись ползать по мне и я с отвращением снимал их с себя, смешанных с моим потом.
Между деревьев появились шесть огоньков. Ужас охватил меня и сердце куда-то ухнуло и пропало.
Шесть огоньков сблизились и составили фигуру, напоминающую человека. Лицо человека увеличилось, словно приблизившись ко мне. Я видел тьму сквозь его глаза и рот. Рот вдруг раскрылся - внутри я увидел другого такого же огненного человека, и раздался громогласный хохот. Не помню точно, но кажется я кричал.
- Черт, черт, черт! - раздалось из землянки и оттуда выскочил Невякин со змеей в руке.
 Змея дергалась и пыталась открыть пасть, но Невякин держал ее сразу за головой, так что она ничего не могла сделать. Насколько я смог понять, это была гадюка. Длина ее была не меньше метра.
 Невякин размахнулся и бросил ее в озеро.
 - Пусть поплавает, дрянь! - вскрикнул Невякин и обернулся ко мне. - Что с тобой?
 Наверное, я выглядел не лучшим образом, если он сумел даже в таком неверном свете заметить, что со мной не все в порядке.
 Я не успел ответить. Невякин пробормотал "о, черт!" и бросился в землянку обратно. Я обратил внимание, что синее свечение, исходившее из землянки, погасло.
Шесть огоньков между деревьев снова разделились и пропали. Деревья встали смирно, мошкара куда-то исчезла. Все кончилось.
- Все кончилось, - заявил Невякин, выходя из землянки, и захлопнул дверь-щит. - Больше ничего не будет. Все его вещи мертвы...
Мы двинулись в обратный путь, стараясь не смотреть друг на друга.
- Успеем на последний автобус, - сказал Невякин.
Мы перешли по мосту, поднялись по размытой дороге к остановке "Мост" и никого не встретили. Мы еще ничего не понимали и разговаривали о разных пустяках.
Пережитое волнение заставляло нас сотрясать воздух словами просто для того, чтобы отогнать страх, который все еще обволакивал нас, словно холодный невидимый туман, и пронизывал до костей.
На остановке "Мост" тоже оказалось безлюдно.
- Никого нет. Все ушли на субботник чистить коровник, - пошутил я и немного отступивший было страх вновь охватил меня в полную силу. Я почувствовал какую-то пустоту вокруг, нежилую пустоту. - Чистить коровник... - повторил я похолодевшим голосом.
- Сегодня пятница, - сказал Невякин.
Теперь, когда прошло уже столько времени, я воспринимаю первые часы нашего существования здесь, как сплошное безумие.
Подозрение возникло не только у меня, но, одновременно, и у Невякина. Мы бросились искать людей. Мы зашли в первый попавшийся дом и никого не застали. Затем - во второй, в третий, в четвертый. Подозрение быстро переросло в уверенность.
Никого. Ни одного человека, ни одной свиньи, ни одной собаки, ни одной птицы. Тишина, молчание, неподвижность. Мы принялись ломать вещи, кричать, бесноваться. Мы выбрасывали из домов телевизоры, мочились в тарелки, пили вино и самогон, которые находили. И только утром в полной мере осознали весь ужас случившегося.
Мы можем пользоваться вашими вещами, есть ваши продукты. Все мертвое в мире доступно нам. Мы ходили в музеи, наведывались в погреба элитных винных клубов, целыми днями смотрели кино. Однажды нам даже удалось запустить пленку в кинотеатре. Это оказалось слишком сложно и повторять опыт мы не стали. Но вживую мы не видим и не слышим вас. Улицы для нас пусты. Мы видим вашу жизнь и слышим ваши голоса только через различные приемники. Мы пытались связаться с вами через компьютерные сети, но как ни пытались, не смогли. Сеть не воспринимает наши послания. Единственное, что мы смогли сделать - это написать на бумаге. Не знаю, как это нам удалось, но это внушает некоторые надежды, которые, как известно, никогда не умирают.
Не знаю, прав ли Невякин. Истинна ли хоть одна из его теорий. Он сидит сейчас напротив и говорит мне, чем следует закончить послание. Я и без него знаю чем, достали его советы.
СПАСИТЕ НАС! РАДИ БОГА!