Записки рыболова-любителя Гл. 158-161

Председатель местного комитета      (Шагимуратов И.И.)
Секретарь     (Фролова З.Н.)
                ПРОЕКТ
РЕШЕНИЕ
общего профсоюзного собрания
Калининградской обсерватории ИЗМИРАН

Общее профсоюзное собрание Калининградской обсерватории ИЗМИРАН, обсудив взаимоотношения заведующего обсерваторией Р.В. Гострема с коллективом, констатирует, что эти взаимоотношения являются совершенно ненормальными. Причинами этого собрание считает порочный, несоответствующий ленинским нормам стиль руководства Р.В. Гострема, его самоустранение от научно-производственной деятельности, действия и поступки Р.В. Гострема, направленные на раскол и моральное разложение коллектива, что привело к потере авторитета Р.В. Гострема как руководителя и к его отрыву от коллектива.
В связи с этим собрание считает несовместимым стиль руководства и поведение Р.В. Гострема с его положением руководителя и постановляет:
1. Просить дирекцию ИЗМИРАН рассмотреть вопрос о соответствии Р.В. Гострема занимаемой им должности.
2. Просить парторганизацию обсерватории рассмотреть вопрос о действиях Р.В. Гострема как коммуниста.
3. Рекомендовать месткому совместно с парторганизацией направлять свою деятельность на сплочение коллектива для выполнения научно-производственных задач.
4. Просить дирекцию и общественные организации ИЗМИРАН усилить контроль и оказывать содействие Калининградской обсерватории ИЗМИРАН в решении поставленных перед коллективом обсерватории задач.

ПРОТОКОЛ
общего профсоюзного собрания
Калининградской обсерватории ИЗМИРАН от 14.II.75 г.

Присутствовали: члены профсоюза, комиссия ИЗМИРАН

Повестка    дня

1. Обсуждение взаимоотношений коллектива обсерватории с заведующим обсерваторией Р.В. Гостремом

Выступил замдиректора ИЗМИРАН тов. Лобачевский Л.А.:

- Вы все знаете, что было на расширенном заседании партбюро, и я не буду повторять всего того, что там говорилось. Смысл разногласий между коллективом и Рунаром Викторовичем Гостремом ясен. Он заключается в отсутствии должного общего и научного руководства со стороны Рунара Викторовича, хотя он и много сделал: создал коллектив, работающий в тесном контакте с Калининградским университетом, который получил интересные и важные научные результаты. Эти результаты докладывались на ряде конференций и получили высокую оценку. Разработаны модель ионосферы и основные принципы ИДК, получена ЭВМ, создаётся материальная база. Эти результаты нас радуют. Мы эти работы будем приветствовать и поднимать на щит. Но это только начало, первые шаги. Предстоит большая работа. Нужно углублять исследования, а не развивать их вширь. ЭВМ хотя и получена, но не установлена. Надо укрепить базу, а прежде всего укрепить взаимоотношения.
Сейчас коллектив находится в неустойчивом состоянии, один шаг и коллектив развалится. Сейчас важно сплотиться, чтобы в эти трудные времена, которые переживает коллектив, не были потеряны люди, выросшие здесь. Все вы понимаете, что коллектив должен жить спаянно, дружно. Если коллектив раздирается противоречиями, то он разваливается - это неизбежно. Ситуация, которая возникла, беспокоит дирекцию ИЗМИРАН и общественные организации. Мы сделаем всё, чтобы не допустить развала коллектива.
Нам сейчас ясна причина этих ненормальных отношений. Они возникли из-за неумелого и неправильного руководства со стороны Рунара Викторовича, из-за отсутствия у него научного потенциала. Создал коллектив и не руководит им. Высказывает идеи, которые не имеют никакой почвы, шарахается из стороны в сторону, противоречит специалистам, когда сам ничего не понимает. Этим мы очень обеспокоены. Была бы нормальная обстановка, если бы Рунар Викторович помогал тем, кто тянет всю работу. Работа от этого только бы выиграла. А он поступает наоборот: сталкивает людей лбами. Допускает всякие завихрения, одному говорит одно, другому говорит другое. Говорит мне, что товарищ Намгаладзе никудышный человек, а на бюро его хвалит. Рунара Викторовича нельзя ставить во главе большого дела как научного руководителя. Организаторские способности у него очень низкие. Нечётко ставятся задачи, действует по принципу "разделяй и властвуй", не держит слова, говорит, как ему выгодно, обещает и не выполняет свои обещания. Всё это вызывает недоверие коллектива.
Этот взрыв, который сейчас произошёл, накапливался многие годы, и мы вынуждены теперь ставить вопрос о том, чтобы Рунар Викторович не был заведующим обсерваторией, хотя понимаем, что он может вести преподавательскую работу в КГУ и принимать определённое участие в работе обсерватории. Мы хотели бы, чтобы Рунар Викторович без излишних эмоций воспринял это, без истерики и криков приносил пользу. А сейчас надо прекратить споры и дрязги. Коллектив должен работать, выполнять планы, сдавать отчёты. Мы проведём такие мероприятия. Надо ограничить вмешательство Рунара Викторовича в дела обсерватории, запретить вмешиваться в научную деятельность подразделений. Своё общее руководство обсерваторией он будет осуществлять через товарища Иванова, которого я уполномочиваю быть моим личным представителем в обсерватории. Его рапорты будут рассматриваться наравне, если не выше рапортов товарища Гострема, пока в ИЗМИРАНе не будет принято окончательное решение. Научное руководство будут осуществлять по моему распоряжению: Намгаладзе - в части теоретических работ, Саенко - в части экспериментальных работ на ИДК и Лаговский - в части вычислительной техники. Рунар Викторович имеет право получать необходимую информацию, но ему запрещено влезать в научные дела.
Нам, может, и жалко, что Рунар Викторович уходит. Но коллектив от этого только выиграет. Работы будут развиваться, бури будут позади, а сейчас надо приниматься за работу. Надо избавить коллектив от руководства Рунара Викторовича, и тогда коллектив "заиграет" как очищенный драгоценный камень.

Намгаладзе А.А. зачитал протокол заседания местного комитета от 14 февраля 1975 года и сообщил, что местный комитет выработал проект решения собрания и решил ознакомить с проектом всех членов профсоюза. Зачитал проект решения собрания, предложенный месткомом.

Иванов В.П.: - Проект надо зачитывать в конце собрания.

Намгаладзе А.А.: - Вчера товарищ Иванов сказал мне, что проект надо подготовить заранее и ознакомить с ним членов профсоюза. Такое решение принял и местком.

Иванов В.П.: - Я не буду говорить много. Партбюро выслушало мнение научных работников, а сейчас мы хотим услышать мнения других сотрудников. Я прошу прощения у интеллигенции, но она не всегда может быть объективной. А простой человек - он более объективен, и не зря партия делает ставку на рабочий класс. Что касается меня, то я проект решения, предложенный месткомом, одобряю.

Шагимуратов И.И.: - Взаимоотношения между администрацией и коллективом обсерватории ненормальны и являются результатом пятилетней деятельности товарища Гострема. Работать в такой атмосфере, которую он создал, совершенно невозможно. На расширенном заседании партбюро много говорилось об этом. Я считаю, что Гострем разлагает коллектив и делает это грязными методами (шантаж, давление, наушничество). Вчера на партбюро всё это было раскрыто, и такой стиль и метод руководства не найдут поддержки ни у кого из нас. Почему это всплыло только через пять лет? Административно-хозяйственная деятельность Гострема неоднократно обсуждалась на заседаниях месткома и собраниях, что отражено в документах. И эти неоднократные обсуждения ни к чему не приводили, потому что всё это товарищ Гострем игнорирует. Перевоспитать его невозможно, так как его стиль руководства сложился давно. Вчера была самая прямая и откровенная критика Гострема, а он на неё с легкостью бодро ответил, что были ошибки, но у него просто не было времени заниматься делами обсерватории. Вся критика прошла мимо него. Мое мнение - работать в такой обстановке совершенно невозможно.

Король К.П.: - Я в науке не понимаю, я работаю в хозвзводе. Но вижу: теплотрасса третий год в аварийном состоянии, и сколько к товарищу Гострему не обращались - решения до сих пор нет. Оказалось, что и деньги давали, а ничего не сделано. По прибытии товарища Гострема я думал - всё-таки профессор! А он вызывает меня и электрика и говорит: "Повесьте флаг на 40-метровую антенну". Я сказал: "У меня здоровье не позволяет", а он говорит: "Найдите мне когти, я сам полезу". Эти когти так до сих пор в кочегарке и валяются, но профессор на антенну почему-то не полез. Я к нему обратился, как к заведующему с просьбой приобрести тиски для обсерватории. А он мне ответил: "Вы - неграмотный слесарь. У меня в университете есть тиски". Так я не понимаю, он чем руководит - обсерваторией или университетом? Товарищ Коновалов попросил меня помочь перевести уголь к жилому дому, его перевозили на машине без борта, а товарищ Гострем меня обвинил и везде кричал, что я украл машину угля. Считаю, что решение месткома справедливое.

Феофилактова М.П.: - Я работаю девятый год. Уборщица в доме ИЗМИРАН. Была хорошая, когда ему бельё стирала. А когда остался год до пенсии, собирался уволить. Ни разу ни рубля премии не дали, от людей стыдно. Что я - хуже других работаю? (заплакала).

Кузьменко М.Ф.: - Все мы обижаемся на товарища Гострема. Он нас за людей не считает. Приказ о премиях повесил, мы обрадовались, Лукерья Викторовна в счёт премии пять рублей истратила на радостях, а премии не дали. В коридоре все говорили, что решение правильное, а сейчас молчат. Я считаю - правильное решение.

Драпеза П.А.: - Я в науке не понимаю, но как старый рабочий скажу. Товарищ Гострем сначала за всё взялся. Трактор купили, а он стоит и не работает. Машины стоят. Людей на 1 апреля обманывают, а нас на 31 декабря. Товарищ Гострем мне сказал: "Мы Вас отметили". И, действительно, висит приказ о премиях, а никаких премий не было. Техники молчат потому, что им за молчание добавляют кому пять, кому десять рублей. А мы, кочегары, работаем на аварийной линии и получаем 60 рублей, а положено по инструкции больше. Проект решения я целиком одобряю.

Лобачевский  Л.А.: - Деньги премиальные всегда выделяются, и низкооплачиваемых сотрудников в первую очередь нельзя забывать. И здесь упущение профсоюзной организации, так как список на премирование обязательно должен согласовываться с профсоюзом. Месткому это надо иметь в виду, а Иванову проследить. С отоплением и освещением плохо потому, что Рунар Викторович, куда-то рабочих "перекантовал". В ближайшее время можно будет принять в штат одного-двух человек. Сейчас по теме за 1974 и 1975 годы есть деньги. Рунар Викторович выяснил, что получит некоторую сумму и 31 декабря шарахнул приказ, но оказалось, что нет решения Учёного Совета. В результате - очередной ляпсус.

Намгаладзе А.А.: - Местком неоднократно указывал Гострему на необходимость согласования распределения премий с месткомом. Гострем Р.В. дал справку о 300 рублях, что это сумма для части персонала. Кандидатуры не его, а предложенные. Деньги, конечно, будут, и тогда будет премирование.

Лобачевский Л.А.: - Список был согласован?

Намгаладзе А.А.: - На месткоме он не обсуждался.

Кольчугина Л.Г.: - Почему мы не выступаем? А изменится ли что-нибудь, если выступит лаборант или техник? Не думаю. Я работаю со времени основания обсерватории, и хотя непосредственно с товарищем Гостремом по работе не сталкиваюсь, обиды на него есть. Рунар Викторович не любит, когда человек откровенно высказывается, и долго помнит зло. Когда всем повысили оклады, а мне нет, он объяснил это так: "Зачем ей повышать? Она на работу ходит просто так, от нечего делать". Сейчас сделали всем одинаковые оклады, не учитывая ни стажа, ни опыта работы. Благодарности к праздникам выносятся одним и тем же лицам.
У нас столько женщин, а даже 8 марта отмечают небольшое число сотрудниц. Полностью согласна с проектом решения месткома.

Намгаладзе А.А.: - У меня аналогичная ситуация с Кореньковым. Я неоднократно выдвигал его на благодарность через местком, а Кореньков за всё время так ни разу и не был отмечен. Доска Почёта у нас уже три года не меняется, а Рунара Викторовича это совершенно не трогает.

Шевчук А.Г.: - С товарищем Гостремом я столкнулся ещё будучи студентом университета, знаю его пять лет. Впечатление о нём даже трудно высказывать. Приведу примеры. Я должен был ехать в Борок, а товарищ Гострем сказал, что оттуда звонили и просили Шевчука не присылать. А потом выяснилось, что никакого такого звонка не было. Когда я был ответственным за распределение приезжающих учёных в гостиницу, Гострем в присутствии Иванова-Холодного, Гершмана, Тимашёва всячески унижал меня, обзывал и ставил в совершенно неловкое и глупое положение. Проект решения правильный, надо только посильнее.

Намгаладзе А.Н.: - Я хочу сказать, что одобряю проект решения месткома, и не буду повторять то, что говорила на бюро. Хочу только добавить, что Рунар Викторович не заслуживает никакого доверия, и эти пять лет показали, что он не может измениться.

Саенко Ю.С.: - Я хочу предложить Рунару Викторовичу: "Уйдите спокойно, не портите нам нервы, дайте спокойно работать!"

Коренькова Н.А.: - Я целый год потратила на "Тензор", который стоит 50 тысяч рублей, а он никому не нужен, и до сих пор его никуда не приткнули. Машина (ЭВМ) простояла полгода. Вам это, может, безразлично, но я буду её обслуживать и мне не безразлично. И я хочу предупредить, что она не будет работать, как этого Вам хотелось бы, потому что при таком простое и хранении её пригодность неизбежно ухудшается. И виноват во всём этом товарищ Гострем. Полностью поддерживаю проект решения.

Коновалов Н.А.: - Товарищу Гострему не место в нашем коллективе, и я полностью поддерживаю выступление товарища Лобачевского и проект решения месткома.

Гострем Р.В.: - В такой обстановке мне тяжело, но мои действия не были нарочными, они были продиктованы определёнными подходами. Были отсечки, промахи, но главное, что у нас получилось, что вы выросли, и я желаю вам счастливого пути, и это искренне.

Намгаладзе А.А.: - Какие будут предложения по решению собрания?

Сивицкий Р.А.: - Предлагаю принять проект решения месткома в первоначальной формулировке.

Других предложений нет. Голосовали за решение, предложенное месткомом.
Единогласно.

Председатель собрания         (Намгаладзе А.А.)
Секретари собрания          (Иванова М.И., Тепеницына Н.Ю.)

159

Забрав протоколы заседаний партбюро, месткома и профсоюзного собрания, комиссия уехала. Основным результатом её работы было устное распоряжение Лобачевского об отстранении Гострема от научного руководства, которое возлагалось на "тройку": Саенко, Лаговского и меня. Иванов наделялся полномочиями заведующего, но как-то неполноценно, номинальным заведующим оставался Гострем. Перед отъездом Лобачевский собрал нас четверых и напутствовал на благие деяния. Он сообщил, что после официального снятия Гострема с должности заведующего его место займёт Иванов.
Надо сказать, что ещё до приезда комиссии среди "заговорщиков" обсуждался вопрос: "Кто вместо Гострема?", и когда я разговаривал с Лобачевским в ИЗМИРАНе, жалуясь на наши беды, он сказал мне: "Подумайте, кого ставить вместо Гострема". Возможны были два варианта: 1) приглашать себе руководителя со стороны и 2) выдвигать из своей среды. От первого варианта мы сразу же отказались. Конкретной кандидатуры не было, искать - это время, да и трудно было бы кому-либо из чужих достаточно быстро разобраться во всей обсерваторско-университетской каше из договоров, которую заварил Гострем. А до сдачи "Каштана" оставалось меньше года, и тратить время на оргперестройку с посторонним человеком, который неизбежно внесёт новые веяния, было опасно для выполнения основной темы.
Но тогда кто из нас, руководителей участков темы, должен встать во главе обсерватории?
Ответственный за ИДК Саенко, уже неоднократно исполнявший обязанности заведующего в периоды частых отлучек Гострема?
Подчинённый ему по теме Иванов, возглавлявший парторганизацию и направивший борьбу с Гостремом в "правильное", официально приемлемое русло?
Ответственный за автоматизацию коммунист Лаговский, главный наш "добывальщик", запросто вхожий в кабинеты на любых уровнях?
Или я - ответственный "за модел, так сказать", единственный остепенённый, но с тёмными пятнами в биографии и не имеющий допуска к секретным делам и документам?
На место Гострема никто из нас не рвался, все понимали, что место это хлопотное, много времени придётся отрывать от науки, а именно в науке каждый видел главные свои перспективы, даже и Лаговский, наименее к науке причастный. На нашем "внутреннем" обсуждении Саенко предлагал в завы меня или Иванова, Лаговский то же самое, Иванов - Саенко или меня, я - Саенко или Иванова, так что по три голоса собрали мы с Ивановым. Порешили мы, что Иванов является наиболее подходящей кандидатурой, у меня шансы малы из-за неблагонадёжности. Но никто из комиссии нашего мнения на этот счёт не спрашивал. Лобачевский сам определил Иванова как наиболее подходящего кандидата.
Таким образом начался период междувластия или власти четырёх, не считая пятого - Гострема, который продолжал числиться заведующим. Ещё обсуждая варианты кандидатур на его место, мы договорились, что в любом случае, кого бы из нас не поставили начальником, мы будем вести все дела коллегиально посредством еженедельных производственных совещаний. Первое такое совещание состоялось 17 февраля. На нём был разработан план мероприятий, которые необходимо было срочно осуществить, с указанием сроков и ответственных за исполнение.
Важнейшим пунктом этого плана был вопрос о месте и сроке установки ЭВМ. Лаговскому было поручено выяснить ситуацию на машзаводе, и, когда он откровенно признался там, что ЭВМ требуется нам для работы в оперативном круглосуточном режиме, что скрывал Гострем, руководство машзавода тут же дало нам от ворот поворот, как и следовало ожидать, - чего же, мол, вы тут нам голову морочили?! Ничего не оставалось делать, кроме как устанавливать машину там, где с самого начала было реальнее всего её установить, - в Ульяновке, рядом с датчиками. Приходилось пока смириться с вредными для работы ЭВМ факторами - скачками напряжения в ладушкинской электросети и работой по соседству с ЭВМ передатчика АИСа, создающего сильные помехи. Главной задачей сейчас стала подготовка помещения для установки машины.
Было решено перестроить под машинный зал всё второе здание обсерватории, расположенное ближе к берегу залива. Это означало - сломать перегородки между комнатами, сделать фальшполы и фальшпотолки, оборудовать кондиционирование воздуха, экранировать зал от внешних электромагнитных полей. Рассчитывать в этом деле на слабенькую бригаду ладушкинских строителей, сплошь алкоголиков, не приходилось: уже имелся опыт ведения ремонтных работ их силами, и Иванов предложил всё сделать самим, по способу стройотрядов, руководить которыми ему приходилось в студенческие времена.
И работы начались. Вся команда Лаговского, набранная для обслуживания ЭВМ, работала исключительно на стройке. Вместе с ними трудились рядовые "хозвзвода" обсерватории, которым была выбита в ИЗМИРАНе доплата за эти работы, что существенно укрепило авторитет нового руководства обсерватории. Ведь до этого была целая проблема - заставить работать Короля или Каратеева сверх того, что полагалось им по должностной инструкции для слесаря-сантехника и дизелиста, каковыми они числились. Уж как мы ни взывали к их совести - мол, ну нет же у вас загрузки, бездельничаете целыми днями! - у них один ответ: - За такие зарплаты, как у нас, сами работайте. Мы вообще тут у вас в обсерватории из-за сена только и держимся (сено косили прямо на территории обсерватории). А за оплату мы вам всё что угодно сделаем.
И, действительно, руки у них были золотые - всё потом делали! Обязанности прораба выполнял сам Иванов, умело работавший любым инструментом. В нечастых авральных случаях привлекались и остальные сотрудники обсерватории, разумеется, добровольно. К концу лета машинный зал был готов, и ЭВМ, наконец, установлена. Но я забежал вперёд. До лета было ещё много событий.
После отъезда комиссии, между прочим, Гострем поначалу повёл себя как ни в чём не бывало, отдавал какие-то мелкие распоряжения по обсерватории, их выполняли. В дела темы он не лез. Правда, пытался проникнуть на машзавод после того, как Лаговский разъяснил там ситуацию с машиной, но его туда просто не пустили - на проходную из дирекции было отдано указание: такого-то профессора Гострема на территорию не пускать, чтобы он там ни говорил!
Зато в университете Гострем оставался полноправным властелином на своей кафедре и в ЛПФ. Из университетской половины нашего смешанного коллектива в борьбе с Гостремом в эти дни практически никто не участвовал. На стороне Гострема оказались Никитин, Лещенко и Пахотин, считавший, что мы перегибаем палку, что Гострема надо перевоспитывать, а не изгонять, остальные были либо ни так, ни сяк, либо втайне сочувствовали нам, но помалкивали. Среди последних были, увы! и все мои университетские коллеги по ионосферному моделированию - Костя Латышев, Лёня Захаров и три Володи - Суроткин, Смертин и Клименко.
Костя оправдывался:
- Вам хорошо, у вас Лобачевский есть, а у нас ректор Гострема поддерживает. Я, Саня, конечно, на сторону Гострема против тебя никогда не стану, но бороться с ним открыто сейчас не могу и не буду. Сам понимаешь - диссертация! Может навредить, гад, а я рисковать не хочу, ведь у меня уже второй заход.
Я понимал его и не осуждал. Каждому своё. Остальные же почему-то считали себя мелкими сошками, которых никто и слушать-то не будет. Так что в университете Гострем оставался на коне и не видно было возможностей что-либо изменить там.

160

Тем временем из ИЗМИРАНа пришёл официальный приказ о назначении "в целях укрепления научного руководства особо важной темой" новым научным руководителем темы "Каштан" Раисы Афанасьевны Зевакиной, кандидата физ.-мат. наук, заведующей лабораторией краткосрочного прогнозирования состояния ионосферы. Приятная женщина лет уже за пятьдесят, ветеран ИЗМИРАНа, классический морфолог, но не очень сильный физик - вот всё, что мы знали о ней. В этом же приказе ответственными исполнителями направлений (ИДК, ЭВМ и автоматизация, моделирование) утверждались Саенко, Лаговский и я. Тем самым Гострем был официально лишён научного руководства главной нашей темой. Заведующим же он продолжал оставаться.
Вскоре Зевакина приехала к нам знакомиться с положением дел на теме. Она сочла нужным предупредить нас, что назначение её научным руководителем осуществлено Лобачевским в приказном порядке, против её воли, что она не собирается радикально вмешиваться в наши дела, вполне доверяя нам, но готова оказывать всяческую посильную помощь. С ней у нас установились сначала просто корректные, а впоследствии по-настоящему дружеские отношения. В тот первый её приезд мы договорились о коллективном нашем выезде в ИЗМИРАН для выступлений на семинаре в её лаборатории и встречи с заказчиком в новой ситуации, сложившейся после отстранения Гострема от научного руководства темой.
В ИЗМИРАНе мы оказались одновременно с Гостремом как раз в тот период, когда окончательно решалась его судьба как заведующего обсерваторией. Гострем маячил в измирановских коридорах то здесь, то там, вид у него был взъерошенный и гогочущего его смеха не слышалось. В качестве своего защитника он сумел привезти из Калининграда лишь одного Лещенко, которого запустил в кабинет к Мигулину, чтобы просветить последнего насчёт того, какой хороший на самом деле Гострем, и как его оклеветали заговорщики. Присутствовавшая при том Анна Тимофеевна Яньшина после возмущалась перед нами:
- Что он Мигулина за дурачка считает, думает, что он какому-то Лещенко больше поверит, чем Лобачевскому или мне?
Пытались мы усовестить Лещенко. Но тот стоял скалой.
- Считаю, что вы не правы, - отвечал он нам. - Вы организовали травлю профессора, это нехорошо.
Что ему Гострем пообещал, чем прельстил? - было совершенно неясно. А что это было именно так, мы не сомневались: ведь в Калининграде Лещенко не пытался нас образумить, помалкивал, хотя и числился в сторонниках Гострема, поскольку никогда против него не выступал.
От Анны Тимофеевны мы узнали, что Мигулин предлагал Гострему уйти по собственному желанию, а тот не соглашался, и тогда якобы Мигулин пригрозил Гострему, что в противном случае "он его такой грязью обольёт, что тот до конца жизни не отмоется" (со слов Яньшиной). Значит, всё-таки Мигулин не мог просто так, своей властью уволить Гострема, тогда мы таких вещей ещё не понимали по наивности, упуская из виду, что должность Гострема замещается по конкурсу, решает всё тайным голосованием Учёный Совет и т.д., и т.п. Именно этой волокиты и публичности и хотел избежать Мигулин, предлагая Гострему уйти по собственному желанию.
Гострем сопротивлялся, но был обречён. В конце концов был принят компромиссный вариант: Гострем подал заявление об освобождении его от обязанностей заведующего обсерваторией "в целях сосредоточения на преподавательской работе", но оставался в обсерватории в должности старшего научного сотрудника. Зачем ему это было нужно? Скорее всего просто ради дополнительной зарплаты, ведь при всей своей внешней широте натуры Гострем был крохобором, в чём мы не раз имели возможность убедиться. Но, может, он цеплялся за обсерваторию, потому что ещё надеялся на что-то? Трудно сказать. Так или иначе, теперь в обсерватории стало два старших научных сотрудника - Гострем и я.
Тогда же в ИЗМИРАНе Анна Тимофеевна велела мне подать документы для оформления... допуска (к секретным делам и документам)! Она сказала, что оформлять будут через ИЗМИРАН, то есть через Подольский райотдел КГБ, где с доверием относятся к визе Мигулина, а он её несомненно поставит. На допуск я уж никак не рассчитывал. И вот, тем не менее...
И ещё состоялся примечательный разговор с Лобачевским. Вначале он беседовал у себя в кабинете по текущим делам со всей нашей четвёркой, а затем, закончив общий разговор, попросил меня задержаться. Когда остальные вышли, Лобачевский спросил меня:
- Почему у Вас до сих пор нет допуска? Что Вы там такое вытворяли с выборами?
- Был нарушен порядок выдвижения кандидатов. Мы потребовали от местных властей объяснений, но они отказались нам их давать, хотя мы и предупреждали, что иначе не пойдём голосовать. Ну, и не пошли.
- Да что вы - младенцы, что ли? Каких объяснений вы от этих идиотов захотели? Ни они вам, ни вы им ничего не объясните. Вот что: Вы эти благоглупости бросьте. Не мальчик уже. Что Вам делать больше нечего?
- Ладно.
На том мы с ним и распрощались. Я был в восторге от Лобачевского.

161

Борьба с Гостремом настолько нас всех захватила, что в жертву ей была брошена даже зимняя рыбалка сезона 1974-1975. Во всяком случае никаких особых воспоминаний об этом сезоне у меня не осталось, что может быть следствием просто редких выходов на лёд. Правда, возможно, что "под трубы" (то есть в направлении труб Светловской ГРЭС) с Колодкиным ходили, и на шевчуковском мотоцикле ездили именно в этот сезон. В обоих случаях я, как более опытный рыбак, приобщал своих напарников к ловле судаков, давал им свои удочки, и оба раза они поймали, а я нет. Причём Колодкин всякий раз не успевал делать подсечку, ослаблял лесу и даже выпускал её из рук, а тем не менее выловил двух судаков и окуня. У меня же в тот раз было всего две поклёвки, и после одной из них я почувствовал, что вроде бы хорошо засёк, тащу - тяжёлый, идёт хорошо. Не торопясь перебираю лесу руками и зову Колодкина: "Смотри, как судаков надо вытаскивать!" И, конечно, у самой лунки - бац, сошёл! Наверное, не засёкся, а просто держал блесну зубами, а у лунки открыл пасть и пошёл обратно, ко дну поближе.
А с Шевчуком поехали на корюшку. Он попросил у меня на всякий случай судаковую удочку, и даже не блеснил - судак взял на висячую блесну, и Саня его вытащил. Отнесу к этому сезону и такой случай. Опять же "под трубами" повстречался мне Абизов на своём мотоцикле - лёгком "Минске" с самодельной коляской в виде ящика с колесом. Он на нём ездил исключительно на рыбалку по льду, избегая гаишников, так как не имел водительских прав. Абизов предложил мне переброситься с ним в другое место, где он уже был, и где хоть мелкие судачки "царапают", а тут, мол, вообще глухо. Поехали. Абизов уселся на готовые уже лунки, я - неподалёку. Минут через десять гляжу - Абизов вытащил что-то здоровенное, но не судака, зелёное. Налима, что ли? Подхожу - щука килограммов на шесть. Я перебрался поближе к Абизову, и он у меня на глазах за следующие пятнадцать минут вытащил ещё пару судаков и укатил менять рыбу на водку. Я занял его лунки. Но где там! Ни у меня, ни у сбежавшихся со всех сторон мужиков, продолбивших лунки рядом с абизовскими, даже поклёвок не было. Вот, что значит - дело мастера боится!

В борьбе с Гостремом зима пролетела незаметно. Наступила весна. Бирюковы уехали в Очаков. Бабушка подбивала нас переехать в их квартиру, такую же как наша, только на втором этаже. Сашуля была согласна, я возражал - чего затевать переезд, а вдруг в Калининграде квартиру дадут? "Когда-то это ещё будет", - отвечали Сашуля и бабушка, - "а пока хоть поживём с балконом". Откровенно говоря, я и сам на квартиру в Калининграде особенно-то не надеялся, тем более в ближайшем будущем, а связываться с переездом наверх мне было просто лень и неохота.
На месткоме вокруг освободившейся квартиры Бирюковых разгорелись страсти, претендовали на эту квартиру две семьи: Кореньковых и Фроловых. Первые жили вместе с Саенко в бывшей гостремовской трёхкомнатной квартире, а вторые занимали однокомнатную квартиру. И у тех, и у других по одному ребёнку. Очередь на жильё в Ладушкине при Гостреме не велась, он им сам распоряжался - дом, мол, ведомственный, хотя это было и не так: дом был передан горсовету. И Кореньков, и Зина Фролова, лаборантка ещё со времён Суходольского (тогда она была Юдина), сами были членами месткома, председателем тогда был Шагимуратов, его заместителем - я.
(продолжение следует)