Слезы горькоструйной кииктиль

ГРЕХ


Говорили, что однажды маленькая деревенская колдунья собирала летние травы, пахнущие солнцем. А в это время царь Илге травил в лесу медведя. Собачий лай, свист, и улюлюканье дикой охоты становились все ближе и страшнее. И девочка испугалась.
Она металась среди деревьев, как дрожащий олененок, бегущий от лесного пожара. Но прекрасные охотничьи собаки были быстрее... 
Когда царь Илге подъехал, они рвали какие-то странные окровавленные лоскутья, бывшие девочкой.
Царь отозвал собак. А колдунью отвезли в замок.
Как ни странно, она выжила.
Говорили, что царь Илге пожалел, а потом полюбил эту странную девушку-шептунью, маленькую хромую колдунью с черными, как ненависть, глазами. Она была безобразна.
Царь наряжал ее в красивую одежду, которая только подчеркивала ее уродство. Он сам подавал ей вино в серебряных кубках.
Говорили, что царь Илге пресытился этой игрой. Ему надоела девушка. И он отправил ее обратно в деревню.
Вот и все.
Говорили, что колдунья прижила от царя девочку.
Царь ушел воевать задолго до ее рождения. Он вернулся с огромным богатством и прекрасной женой, царицей Иейсурь, взятой им из покоренной страны.

ПРОКЛЯТЬЕ
               

Царица эльфов рождена в светлых глубинах лесного озера Ильке.
Ее народ был древним и могущественным, как сама земля. И ему подчинялись грозные земные стихии.
Но даже ребенок мог разрушить прекрасные голубые замки эльфов, нечаянно на них наступив. Такие маленькие и хрупкие они были.
И тогда царица зачаровала светлое Ильке. Люди видели, как в зловонной мгле копошатся безобразные чудовища, слышали ужасные вопли. И обходили озеро стороной.
Хотя на самом деле никаких чудовищ там не было. Об этом узнала малышка Лиссэ, грустноглазая дочка деревенской колдуньи.
Однажды она заблудилась в лесу. И вместо дома вышла к зачарованному озеру. Лиссэ много слышала о чудовищах, которыми деревенские матери пугали своих детей. Ей было и страшно, и любопытно.
Что же она увидела? Прекрасные голубые замки и царицу эльфов, вызывающую бурю. Глаза царицы были темны и тревожны, как смерч.
Лиссэ заплакала: "Пожалуйста, не делай этого. В деревне решат, что виновата моя мама. А она и так болеет".
Глаза царицы стали прозрачными, но смотреть в них было больно - как вырвать из груди отравленную стрелу. Царица сказала девочке: "Я вижу, как смерть ищет твою маму. Она умрет. Тогда ты вернёшься ко мне, моя Лиюрлюй. А сейчас беги домой - скоро начнется буря". 
Мама Лиссэ была колдуньей - уродливой и хромой. Но девочка считала ее самой прекрасной на свете. Ведь она была ее мамой.
Прибежав из леса, Лиссэ рассказала матери про голубые замки и царицу эльфов. Деревенская колдунья ласково погладила дочку по голове: "Милая, ты просто уснула и тебе приснился странный сон".
Началась буря. Она уничтожила все посевы. Это означало, что будет голод, многие в деревне умрут. Обезумевшие от страха, горя и ненависти люди обвинили во всем колдунью.
Они кидали в нее камни, пока она не умерла.
И над женщиной склонилось нежное лицо тихой девы. Смерть невинно убиенных взяла дыхание колдуньи и отнесла его туда, где бедной женщине уже никогда не было больно.               
Но прежде мать крикнула дочери: "Беги, Лиссэ, в лес. Пусть царица эльфов защитит тебя."
Так девочка вернулась к зачарованному озеру. И вскоре забыла, кто она.
Маленькой Лиюрлюй было больно. Она дрожала и плакала. Больно было смотреть в прозрачные глаза царицы эльфов. Больно было от силы, которая жила внутри. Эту силу царица освобождала, чтобы Лиюрлюй могла летать.
Страшно было одной в ревущей пустоте неба и ветра. Огромные крылья плаща гремели над маленькой девочкой. И казалось, что чудовищная птица уносит ее в своих страшных когтях.
Она боялась нежных голосов эльфов, лесного Ильке, дерева с черными сучьями. Во время своих самых первых полетов Лиюрлюй частенько запутывалась в этих сучьях. И царица, смеясь, выпутывала ее с помощью чар.
Прошли годы и Лиюрлюй сама со смехом вспоминала о своих страхах. Летать было так приятно. Особенно в сумерках, когда мгла пленяла грустную землю.
Ночь начиналась медленно, как будто смаковала свой приход. Удлинялись и густели тени, мгла пряталась в листве, подслушивая дыхание земли... И, наконец, она обрушивалась на весь мир - неотвратимо, как печаль.
И в печальной пустоте металась серебряная тень. И глазам было больно смотреть на нее.
Это летала Лиюрлюй. С некоторых пор ей наскучило кружить над светлым Ильке, то приближаясь к Лиюрлюй-отражению, то отдаляясь от него. И целого неба ей было мало.
Она полюбила горячее дыхание ночного ветра над мрачным замком царя Илге. А может, это было дыхание самого царя, которого дразнила Лиюрлюй?
Она пела ему: "Отпусти серебряную стрелу в небо. Урони драгоценный кубок в светлые глубины озера Ильке. Стрела поет: "Лиюрлюй". Струя шепчет мое имя. Тебе приснились не прекрасные голубые замки эльфов, а мои сияющие глаза. Я Лиюрлюй. Мой плащ - рвущийся, как дыхание тоскующего царя, не касался земли." 
Днем Лиюрлюй спала в прозрачном гробу озерной воды, защищенная чарами любящей ее царицы. А ночью она поднималась из озера. И ее слабое тело наполнялось силой - легкой, как птичья кровь. Лиюрлюй была голубой ресницей, трепещущей на нежной щеке пустоты.
Она была серебряной молнией и пронзила теплый печальный мир. Она осушила его, как кубок. Она беспечно носилась в небе, как смерч, не тревожась, что может причинить кому-то боль, и не думая о том, что рано или поздно все звезды погаснут. Она никогда не касалась земли, стерегущей ее тень. И тень ей была не нужна.
Лиюрлюй жила, пока летала. Она не помнила своего прошлого. Не знала свое будущее. Да и не хотела помнить и знать. Ей было весело и смешно сегодня.
Царица эльфов была печальна и нежна, как никогда. Но Лиюрлюй не смотрела в ее лицо. Она была далеко, воображая себя то птицей, то стрелой. И думала о том, кто пустил эту стрелу. О смешном человеке из мрачного замка, который так жадно смотрит на нее.
Царица понимала, что ее девочка растет. Она знала, что однажды Лиюрлюй не вернется. И боялась, что потеряет ее.
И тогда царица эльфов придумала чары, которые смогут удержать Лиюрлюй рядом с ней.
Волосы девушки были легкими и светлыми, как озерные струи. Ими так любил играть ветер! Царица эльфов сделала так, чтобы каждый день в них появлялись серебряные песчинки. Со временем кудри Лиюрлюй должны были стать тяжелыми от серебра. Тогда она не сможет летать. Только вымыв голову в зачарованном озере Ильке, Лиюрлюй освободит свои волосы из серебряного плена. И вновь познает  счастье полета.
Царица надеялась, что уж теперь-то Лиюрлюй не будет улетать далеко от озера. Но разве надеждам матери (пусть и приемной) суждено сбываться?
Мрачный замок был построен много лет назад - на самом истоке горькоструйной Кииктиль, которая ревущим потоком срывалась со скалы. А внизу, в долине, уже намного спокойнее река несла свои волны-слезы  мимо деревни, леса эльфов и дальше, дальше. О том, куда текла Кииктиль, могла бы сказать Лиюрлюй, которая летала ночи напролет. Но ее никто не спрашивал.
Поток, разрушающий все на своем пути, пел о смерти и страсти. Или об этом царю Илге кричала его тоска? "Мой меч пьян от крови врагов. Мои стрелы тяжелы от серебра, а кубки от драгоценностей. У моей царицы Иейсурь такой нежный голос, что сжимается сердце, - крикнул могучий царь в лицо своей тоски, - Почему же мне нет покоя? "
Ильке было прекрасно, его светлые струи уносили серебряные песчинки из кос Лиюрлюй. И ее белоснежный  плащ уже не касался  танцующей в озерных глубинах тени девушки-птицы.
"Мне трудно удержать тебя, девочка. Но бойся мрачного замка над бурлящим потоком!" - умоляла царица эльфов свою Лиюрлюй. А девушку этот замок притягивал, как бабочку горящая на ветру свеча.
Лиюрлюй все время прилетала к замку царя Илге и кружилась над ним, как большая белая птица (или бабочка?). Ее глаза сияли ярко и тревожно, как разящие стрелы. Она смотрела в лицо царя, и ее губы дрожали: "Ты никогда не поймаешь Лиюрлюй!" Может быть, она хотела, чтобы ее поймали?
Лиюрлюй забыла о серебряных стрелах царя Илге! Измученный красотой девушки-птицы, царь понял, что умрет, если ее не поймает. Он натянул тетиву лука и четыре стрелы - одна за другой впились в крылья плаща Лиюрлюй, пригвоздив ее к дереву. Израненная белая плоть плаща корчилась от боли, как живое существо. И темные струйки древесного сока, проступившие на нем, были, как кровь.
Лиюрлюй бессильно рвалась - так птица в силках бьется, чуя приближение охотника.
И царь Илге снял девушку с дерева, безжалостно рванув ее плащ. Он спеленал Лиюрлюй, как ребенка, и отнес в замок. Он сказал ей: "С тех пор, как я увидел тебя, я забыл все. Я уже не царь и не воин.  Верни мне покой,  девушка-птица. Стань моей женой." 
Царица Иейсурь дрожала на пустом холодном ложе. Она не понимала, почему супруг оставил ее.  Почему он больше не целует ее пальцы и не прижимается головой к ее животу, прислушиваясь, как внутри шевелится их сын. Она думала, что что-то сделала не так и плакала  тихими слезами любви и нежности.
А внизу, в лесном озере Ильке, в прекрасной голубой башне, царица эльфов вызывала бурю. Ее глаза были темны и тревожны. Она знала, что ее девочка попала в плен. И собиралась обрушить все земные стихии на мрачный замок, чтобы освободить ее.
Кудри Лиюрлюй стали тяжелы от серебра. И ее слабое тело не могло оторваться от земли.
На мрачный замок над обрывом обрушились беснующиеся стихии. Ревел ураган, а белые змеи молний лили на землю страшный мертвящий огонь, кричали обезумевшие от ужаса птицы, скала дрожала, как живое существо... Гнев царицы эльфов упал на плечи царя Илге.
Но в замке было тихо. В серебряных волосах Лиюрлюй сверкали крупные голубые жемчужины - царь нанизывал их сам. Рабыни не смели прикасаться к его девушке-птице.
Слабые руки Лиюрлюй в звенящих запястьях играли прозрачным кубком, изящно выточенным из прекрасного драгоценного камня. Она лежала на смятом шелку, не в силах поднять голову. В руках царя Илге был другой кубок - темный, как запекшаяся кровь. Он был полон. Царь поднес кубок к губам девушки: "Попробуй, моя царица. Это сладко, как твое дыхание." Но Лиюрлюй отвела руку Илге: Твое желание, как этот кубок. Но тебе нужна не я, а серебряная тень в пустоте. Одинокая, как твоя боль. Ты разгневал мою мать, царицу эльфов, но она не причинит тебе зла. Отпусти меня. Мне больно."
Царь Илге в ярости бросил кубок об пол - так, что куски драгоценного рубина разлетелись по всей комнате: "Из-за тебя я выгнал из замка Иейсурь, которая должна родить мне сына. Ты будешь моей, Лиюрлюй!" Девушка печально закрыла глаза.
Лиюрлюй умирала. Из ее слабого тела вытекала жизнь - тихим дыханием, мерцанием темнеющих глаз, трепетом ресниц. Нежность царя Илге была бессильна.
Однажды Лиюрлюй попросила: "Отнеси меня к потоку. Я хочу послушать, как падает вода."
Влажный воздух гудел, как гигантский шмель. И как забытая боль, внутри Лиюрлюй шевельнулась сила. Девушка метнулась из рук царя Илге, как серебряная стрела, надеясь взлететь. Но ее сверкающие волосы были слишком тяжелы от серебра. Они тянули Лиюрлюй вниз, в бурлящий поток, который становился все ближе и ярче, как смерть...
Царь Илге нашел обезображенное тело с серебряными кудрями среди камней и принес его к лесному озеру. Он кричал: "Я пришел без меча и стрел. Я хочу смерти. Убей меня, царица эльфов!"
Но светлые глубины Ильке были пусты. Древний народ исчез. И больше никогда не появлялся в тех местах.
А вскоре сгинул без следа проклятый царь Илге. Кто, рыча, грыз в злой ночи его кости? Уж ни лысая ли гиена, которая приходит, чтоб я жадно вылакать последнее дыхание самоубийц?
Никто не знает.
Долгое время замок на истоке горькоструйной Кииктиль пустовал.      

ВОЙНА
            
            
Прекрасная царица Иейсурь родила сына на руках дриад. Лесные девы сжалились над несчастной женщиной, у которой от горя высохло сердце. И эту пыль, бывшую нежным цветком, тяжелым от любви, ветер унес в высокое небо. Младенца назвали Дриадар - дар дриад. А его мать зеленой полуночью, пьяной от шепота трав, вошла в золотой огонь, зажженный Старшей Сестрой, - чтобы забыть свою боль и своего царя. И вместо человеческого сердца в ее груди расцвел зеленый лист летнего дождя. Иейсурь стала одной из дриад. Она забыла, что когда-то была царицей и носила под сердцем сына.
Маленького Дриадара воспитывали Сестры. Но он был сыном проклятого Илге и однажды - к ужасу ласковых, как весенний первоцвет, дриад - смастерил из веток гибкий лук и острую стрелу. Он страшно удивился, когда глупенькая пушистая белка с блестящими от любопытства глазами вдруг превратилась в комочек слипшейся от крови шерсти.
Сестры отвели царя Дриадара в его замок на истоке горькоструйной Кииктиль. Среди них была Сестра, бывшая когда-то царицей Иейсурь. Она посмотрела на замок пустыми зелеными глазами и отвернулась.
Дриады приносили маленькому царю сладкое молоко молодых олених, лесные орехи с тонкими, как шелест листвы, скорлупками и теплую от солнца землянику. Но вскоре он перестал забирать эти нехитрые дары. Дриадару больше нравилось то, что он добывал на охоте.
Мальчик вырос. Он ушел на чужую войну простым наемником - у него не было матери, которая, плача, цеплялась бы за его ноги. И отец с сумрачной гордостью не смотрел в узкое замковое окно, ожидая наследника. Но Дриадар вернулся - с рабами и золотом. И скоро мрачный замок на истоке горькоструйной Кииктиль засиял полночной звездой - ярче, чем при жизни царя Илге.
Все было у царя Дриадара - рабы, которые исполняли любое его желание, рабыни, ждущие желания царя, враги, которых он побеждал, и золото побежденных врагов. Но иногда он тосковал. И тогда царь уходил в лес, как много лет назад, когда мальчиком охотился за своим ужином.
Однажды он увидел в листве глупую белку с пушистым хвостом и любопытными глазами. Царь Дриадар натянул тетиву.
Чьи-то легкие, как солнечный луч, руки закрыли ему глаза. Прошелестел нежный смех. Царь Дриадар резко обернулся и едва успел поймать удивительную девушку с яркими, как весенняя листва, зелеными глазами! Но дриада и не пыталась вырваться. Она заглянула в лицо Дриадару и нежно улыбнулась.
Царь Дриадар забывал на груди своей прекрасной Дриамиры все на свете. Он был любимым, ласковым и... слабым, как любящий мужчина. Казалось, что любовь царя и дриады питается соками земли, будто дерево. Но лето их счастья клонилось к закату. Дриадар не мог остаться жить в лесу, как того хотела Дриамира. А дриада не могла быть женой мужчины.
И Дриамира упала в ноги Старшей сестры: "Я люблю человека и хочу стать настоящей женщиной. Помоги мне." И к высокому небу поднялся алый, как кровь, огонь. Зеленое сердце вступившей в него дриады вспыхнуло и сгорело, как лист. Старшая Сестра, бывшая когда-то женщиной, царицей и матерью, взяла в прозрачные ладони горстку горячего пепла, на которую из ее глаз текли тихие теплые слезы, и вложила в грудь зеленоглазой девушки человеческое сердце, трепещущее от любви, нежности и... боли.
Дриамира вошла в замок на истоке горькоструйной Кииктиль царицей. Она родила своему царю пять дочерей и сына, ждала его из военных походов, которые тешили суровое сердце Дриадара, и была так счастлива и несчастна, что и не вспоминала о беззаботных забавах лесных Сестер.
Угрюмый замок царя Дриадара тревожил жадные сердца его врагов своим могуществом и богатством. Так отравленную стрелу влечет нежное дыхание спящего воина. А красота зеленоглазой царицы была, как яд, что мутит разум мужчин, и превращает их в ревущих от желания диких кабанов. Царь Дриадар защищал свой дом, свою жену и своих детей. Но его бесстрашие и воинское искусство были побеждены злой волей и коварным умом того, кто так возжаждал чужое золото и чужую царицу. И это черное, как кровь дикого зверя, желание оказалось сильнее и преданности воинов царя Дриадара, и неприступности его замка, и даже... любви его царицы.
Ничто не спасло царя Дриадара от смерти - пепельной птицы с печальными глазами. Беспокойной тени в разрушенном замке. Той, что уносит на крылатых плечах дыхание воина.
Зеленые глаза царицы Дриамиры сияли от слез, как листья березы, дрожащие под ударами дождя: "Царь мой! Я наполнила темный, как кровь, кубок твоим любимым вином, но его осушил враг, убивший тебя. Твой острый меч не напился его сладкой крови, твои серебреные стрелы не пронзили его завистливое сердце.
Я носила под сердцем твоих детей. Я слушала на пустом ложе стук своей крови - и по моему лицу струились слезы тревоги. Ты был далеко. Но не так далеко, как сейчас, когда на твою грудь с тоскливым криком спустилась птица смерти. В нашем доме гуляет ветер печали. А твои дети засыпают в слезах и просыпаются от страха." Царица рыдала. Ее длинные волосы плескались, как зеленые косы плакучей ивы, над лицом убитого мужа. А варвар, смеясь, ловил их руками.
Тьяша, убийца царя Дриадара, решил увезти прекрасную царицу в свою страну. Черная колесница уносила Дриамиру из долины горькоструйной Кииктиль, от тех мест, где когда-то, смеясь и играя, зеленоглазая дриада полюбила царя. Царица,  прижимая к груди маленькую царевну Айше, долго смотрела, как огонь танцует на руинах грозного замка. О судьбе царевен Мелиссы, Дамиры, Уллы, Игвы и царевича Азры она ничего не знала.

СМЕРТЬ


Царевну Мелиссу спрятали друиды. Жрица друидов Тамира воспитала ее и обучила своему искусству. Глядя на девочку, уставшая жрица, никогда не имевшая детей, грезила о спокойной старости, не отягощенной замысловатым колдовством, и... внуках. Но царевна желала иного.
Узкие ступни Мелиссы не оставляли следов на земле. И гибкие дриады, прятавшиеся в листве, прозвали ее звездным лучом - за легкую, как дыхание эльфов, поступь. Нежные голоса Сестер метались, как серебряные змеи в
горящем лесу: "Приди к нам царицею, ливнекудрая. Приди к нам царицею, златокожая. Приди к нам царицею, нежноглазая. " Но прекрасная Мелисса с черными, как ночной дождь, волосами и зелеными, как сияние березового листа, глазами желала иного. И жалобный зов Сестер не тревожил царевну, спящую у лесного озера Ильке.
Тихая, как сладкий ручей, струящийся в древесной тени, дева увела Темиру в царство смерти. И Мелисса стала жрицей друидов.
Юная жрица превзошла старую Темиру в магическом искусстве. Она могла бы сделать счастливым народ, давший ей семью, дом и свою беззаветную любовь. Но Мелисса желала иного.
Она жаждала найти совершенную красоту - жадно, как слепой шарит руками, желая отыскать среди камней сияющий янтарь. Но разве не совершенной была красота черных кудрей, нежного лица и тревожных, как огонь, глаз царевны-жрицы?
Мелисса колдовала. И отзываясь на ее зов, древний голос, ревущий от боли, как роженица, расцвел в полнеба, чуть не раздавив хрупкий замок обезумевших от страха друидов. Боль открыла гудящие земные недра. И могучий зверь с белоснежной шерстью и сверкающим рогом наконец-то освободился от долгого-долгого магического сна. Он был прекрасен, как страсть. Но Мелиссе было нужно лишь его пурпурное сердце.
И в следующую ночь, лютую, как душа девушки, не знающей любви, Мелисса колдовала. И слепящий волшебный огонь сомкнул свои крылья над друидами, которые в ужасе метались в золотом кругу, начертанном юной жрицей. Из круга встал огромный лев с нежной гривой и замер у ног царевны. Он был прекрасен, как смерть. Но Мелиссе было нужно лишь его багряное сердце.
Однажды ночью на замок друидов опустилась странная тишина. Наутро они привели к жрице дрожащего мальчика с серебряными кудрями и тихими, как утренние звезды, глазами. Он был прекрасен, как сон. Но Мелиссе было нужно лишь его алое сердце.
Прекрасная жрица друидов искала совершенную красоту. Но что было ярче слез синеглазого мальчика, дрожащего от любовной тоски?
Единорог принял смерть от светоносного меча Мелиссы изумленно, лев преданно, а мальчик радостно. Их легкой крови не смели коснуться ни смерть воина, грустная птица, ни смерть матерей, ласковая дева. Они были прекрасны и невинны.
Жрица взяла их сердца - пурпурное, багряное и алое - и сожгла их.
И ЧЕРНЫЙ ДРАКОН СПУСТИЛСЯ НА ЗЕМЛЮ.
Он был так голоден, целую вечность, а запах горящих сердец щекотал его прекрасные ноздри.
Безжалостный поток совершенной красоты, не утолив свой вечный голод, нащупал сладкий, как лесной орех, разум девушки и...проглотил его. Невыносимая боль засияла в сердце Мелиссы. Обезображенная мукой царевна упала замертво рядом с теми, кого лишила жизни ради своей безумной жажды и горького, как расплата за грехи, желания.       
Эта печальная повесть о второй дочери царя Дриадара и царицы Дриамиры. Старшей дочерью была царевна Дамира.

БОЛЬ


Плачущую царевну Дамиру с маленьким Азрой на руках нашел в руинах замка на истоке горькоструйной Кииктиль верный друг царя Дриадара, воин Ирэк. Он спешил на помощь Дриадару из дальнего похода, но опоздал.
Старому воину было больно видеть дом своего царя разграбленным и разоренным. Ирэк похоронил Дриадара. И... остался в замке - вместе с Дамирой и Азрой.
У Ирэка была дочка, прижитая от рабыни. Девочка росла настоящим волчонком - диким и неласковым. Она прекрасно управлялась с мечом, стреляла из лука и дралась, как умелый воин. Ее звали Темирой. И они с Дамирой были ровесницами.
Трудно было представить более разных девочек. Темира больше походила на угловатого, злого мальчишку с высокими скулами и недоверчивыми черными глазами. Ей нравилось убивать зверей и птиц. Царевна же сияла красотой - нежной и чистой, как раскрывающийся розовый бутон. Она играла в куклы, нянчилась с Азрой. И даже однажды отняла у Темиры старую волчицу, попавшуюся в капкан девочки-воина. При этом она проявила бесстрашную непреклонность - вовсе не свойственную тихой царевне. Дамира вылечила волчицу, и та везде ходила за голубоглазой девочкой, как щенок.
И все же царевна и дочка Ирэка подружились. Вернее сказать, Темира полюбила Дамиру со всей страстью не знавшего нежности сердца. А царевна ее немножко побаивалась.
Ирэк все время был в походах. И дети оставались одни. Они росли. И вскоре царевна из бутона превратилась в цветок с изящными серебряными лепестками.
А Темира стала настоящим воином. Она охраняла прекрасную царевну Дамиру и несмышленого царевича Азру, охотилась и наказывала рабов. А любовь, которая обожгла маленькое жестокое сердце, поднялась выше июньских звезд и затопила его, как горькоструйная Кииктиль. И сердце девушки-воина кануло в эту пучину, словно слеза горячего и гордого одиночества.
Однажды злым осенним вечером царевна Дамира сидела у камина, рассеяно слушая оранжевый шепот огня. Азра ловил хвост волчицы. Рядом тихо встала Темира: "Твоя волчица лижет тебе ноги, царевна. Я убью ее." Дамира подняла испуганные глаза: "Друила стара и беспомощна. Она нуждается в моей нежности. Возьми серебряный пояс за ее жизнь." Темира горько улыбнулся: "Твой мальчик, царевна, смеясь, играет твоими серебряными кудрями. Я убью его."  Дамира жалобно прижала руки к груди: "Азра - единственный сын царя Дриадара и царицы Дриамиры. Он нуждается в моей защите. Возьми мой драгоценный перстень, но не губи наследника царя-воина. Его унесла птица печали."
Еще три вечера Темира вставала над царевной. Чтобы спасти дорогие ей жизни, Дамира отдала дочери Ирэка все свои драгоценности. А когда у царевны ничего не осталось, она, взглянув в глаза Темиры, темные от безжалостной любви, просто сказала: "Возьми мою жизнь, девушка-воин. И пощади тех, кого я люблю." Темира рассмеялась: "Ты прекрасна и нежна, как мой сон. Я люблю тебя, царевна. И не могу тебя убить. От этой проклятой любви я стала слабой, как ребенок. Воин не должен быть слабым. Уходи. Тогда твоя волчица и твой царевич останутся живы." Царевна заплакала: "Куда мне идти, Темира? Горькоструйная Кииктиль бесится от грозы. От ударов непогоды дрожит наш замок. Разреши мне остаться. Я боюсь." Но девушка-воин была непреклонной:" Мне больно от твоих слов и от моей любви к тебе. Видишь, царевна, я плачу? Уходи..."
На всем свете не было места для бедной царевны. Она бросилась со скалы, желая лишь одного - похоронить на дне горькоструйной Кииктиль свою печаль.
В это время к замку подъезжал Ирэк, вернувшийся с богатой добычей и подарками для своих детей. Он пытался спасти царевну, но бешеный поток унес прекрасную девушку, оставив в руках воина только серебряную прядь.
Он вошел в замок, дрожа от гнева и от страшной усталости горя, вцепившейся в его плечи. Он посмотрел в спокойное лицо своей дочери: "Где царевна, Темира?" "Она спит." "Ты лжешь. Она утонула. Это ты погубила ее. Убирайся с моих глаз!" Кровь бросилась в замерзшее сердце Темиры: "Что знаешь ты, старик, о моей царевне? Она сладко спит, как ребенок. Ее колыбель - мое сердце." Темира подняла на отца меч! Но усталому воину не суждено было увидеть слепого ящера - смерть убитых дочерьми и возлюбленными. Боль и гнев разорвали сердце Ирэка. И птица с громким печальным криком опустилась на его плечи.
Горько оплакивала Темира-воин своего отца. Он как мог растил темноглазую девочку, учил ее охотиться и драться. Он баловал прекрасную царевну, привозя ей чудесные наряды и украшения. Разве был виноват старый Ирэк в том, что любовь к царевне смертельно ранила его дочь?
Темира осталась одна. К заботам воина прибавилась необходимость нянчиться с Азрой и кормить волчицу.
А царевну несла вниз горькоструйная Кииктиль - бережно, как в хрустальном гробу. Так случилось, что прекрасная утопленница приплыла прямо в руки молодого царя Антэра, что купал коня возле своего замка.
Антэр вынес из реки нежную, как цветок, девушку. Казалось, она спала. Ее серебряные кудри струились, как молнии.      
Та, которую, точно рыбку, поймал Антэр, открыла глаза. Они были печальны и слепы. Девушка не помнила ничего. Ей дали новое имя, и царь взял ее в жены.
Он был совсем безумен от любви. Он не пускал в свой замок никого. На легкие кудри своей царицы он возложил драгоценный венец из алмазов, которым не было цены. Он целовал царице руки - каждую нежную венку. Когда он воевал или охотился, тысяча рабов охраняли ее. Он любил и берег ее, как свою душу.
Царица Реми стала еще прекрасней. Ее красота была яркой и нежной, как отражение огня в воде. Но какая-то печальная утрата тревожила и мучила ее покой. Она не могла вспомнить - какая. 
Царь Антэр стоял у ложа царицы и целовал ее серебряные волосы, ее голубые слепые глаза. Она была грустна - как всегда. "Что я могу сделать для тебя, моя Реми? Почему ты так печальна?" Но царица молчала.
Царь много воевал, как и положено царям. В одном из его славных походов он нашел удивительного союзника, воина и друга - женщину с черными, пустыми от боли глазами. Только маленький мальчик, смеясь, безбоязненно забирался ей на спину. Да белая от старости волчица рычала на нее, кашляя от какой-то давней ярости. Царь Антэр не задавал Темире-воину ненужных вопросов. Она была бесстрашной и преданной. И однажды царь сказал: "Ты мой единственный друг, Темира. Я верю тебе одной. И только тебе одной я могу доверить то, чем дорожу больше жизни. Мой замок полон сокровищами, но ярче всех в нем сияет мой царица. Ее стережет тысяча рабов, но они трусливы и продажны. Я хочу, чтобы ты берегла мою жизнь и мою любовь."
И дева-воин Темира встала у ложа царицы.

СТРАХ


Когда замок загорелся, царевна Улла испугалась и убежала в лес. Девочка долго плутала, пока не заблудилась окончательно. Она вышла к лесному озеру - глубокому и прозрачному, как душа эльфиийской царицы. Ласковый шепот синей воды навевал дрему. Страхи и тревоги маленькой царевны растаяли, как тень ночного кошмара от прикосновения маминых рук. Она заснула.
Девочку разбудили веселые голоса деревенских девушек, которые пришли к светлому Ильке, чтобы искупаться. Когда-то люди боялись гулять у зачарованного озера. Но те времена канули в светлые глубины. И люди о них забыли. В деревне считали, что невеста, вымывшая волосы в озерной воде накануне свадьбы, будет любима и желанна своим супругом не только в брачную ночь. Вот девушки и собрались в лесу этой ночью, влажной от пролитых звездами слез. Они расплели своей подружке-невесте косы, надели ей на голову венок и вошли в воду. Они брызгались водой и смеялись. И увидев игры девушек, царевна Улла тоже засмеялась.
На расспросы она не отвечала. Девочку затащили в озеро, отмыли, а потом повели с собой в деревню, решив, что она какая-то немая бродяжка.    
Уллу взяла к себе одна бездетная семья. От пережитого в детстве испуга царевна и вправду онемела. Но она была такой ясной, чистой и красивой, как нежная звездочка лесного ландыша. И приемные родители в ней души не чаяли.
Царевна росла, как обыкновенная деревенская девочка. Помогала по дому, доила коров, играла с другими детьми. Казалось, она забыла, что когда-то была царской дочкой и жила в замке на истоке горькоструйной Кииктиль.
Когда пришел срок, Уллу сосватали. Женихом стал деревенский кузнец - серьезный, молчаливый парень, большой и неуклюжий, как медведь. Он дарил ясноглазой немой девушке ленточки и сережки. Дело шло к свадьбе.
Приемные родители Уллы были очень довольны судьбой и собой - их милой девочке достался завидный жених. В доме кузнеца и деньги водились.
Сама Улла приняла предстоящую перемену в своей жизни послушно - как и положено хорошей дочери.
В ночь перед свадьбой девушки повели Уллу к озеру Ильке. Они расчесали ее чудные, черные, как колдовство, волосы и вплели в них прозрачные жемчужины озерных лилий. Никогда еще луна и звезды не видели невесты краше!
Но когда подружки совершали этот таинственный, придуманный ими самими обряд, Улла вдруг вспомнила, как бежала из горящего замка, спала у лесного озера, смотрела, как деревенские девушки играют в воде... Царевна, которая доит коров! Царевна - жена кузнеца! Улла вошла в озеро.
Тихо и нежно пело ее сердце - о том, что неосуществимо.
И ласковые воды светлого Ильке сомкнулись над головой царевны Уллы.
Напрасно ее звали подружки. И горячих слез своего жениха-кузнеца она тоже не слышала.      
Но и омерзительная гиена - смерть самоубийц - напрасно кружилась у воды. Зачарованное Ильке не пустило ее к своей прекрасной невесте, тихо лежащей в огромном прозрачном гробу.


НАВАЖДЕНИЕ


Темира вскормила царевича Азру мечтами о мести. Мальчик жаждал побыстрей вырасти, найти и убить того, кто погубил его отца и похитил его мать. Ярче этой жажды в жизни царевича не было ничего. Даже ласковые сказки прекрасной Реми, слепой царицы, которую стерегла Темира-воин, не трогали маленькую темную душу Азры. А вот волчица, страшная, тощая и старая, от царицы Реми ни на шаг не отходила. И слепая привязалась к волчице. Царица гладила ее по голове и тихо улыбалась. И в эти мгновения Темира чувствовала себя счастливой.
Но в спальню жены вбегал сумасшедший от долгой разлуки царь Антэр... И счастье Темиры рвалось в клочки, как тонкая кожица льда, натянутая на весеннюю лужу, под безжалостной поступью тяжелого солнца.
И как вкус полыни на губах, было ее сердце.
Оно металась между верностью и ревностью, ненавистью и нежностью. Оно не могла убить свою Дамиру во второй раз. Оно не могла предать дружбу своего царя. И уйти от них - от Азры, Антэра, Дамиры-Реми, даже от этой проклятой волчицы, которая до сих пор ей ничего не простила, - у него не было сил. И эта мука продолжалась бесконечно.

МЕСТЬ


Царь варваров, убийца и вор Тьяша, недолго наслаждался красотой зеленоглазой Дриамиры. Кубок с отравленным вином, густым и горячим, как ревность, поднесла ей наложница Тьяши, мать маленького царевича Йалу. Тьша приказал привязать наложницу к хвостам двух диких кобылиц, и сам ударил плетью по дрожащим лошадиным спинам. Но лютая казнь, учиненная над матерью своего сына, не вылечила царя от тоски.
Только беспомощная ласка осиротевшей Айше делала эту боль слабее вздоха ночной травы. Девочка забиралась к грозному владыке на колени и обвивала его страшную голову своими маленькими слабыми руками. Царь слушал тихий стук ее сердца - и на сухом стебле его души выступала роса слез.
Тьяша чувствовал себя виноватым перед детьми и поэтому потворствовал всем их капризам. Он стал замечать, что Йалу и Айше смотрят друг на друга не только как брат и сестра. Когда пришел срок, царевич и царевна преклонили головы перед древним алтарем и поклялись в вечной любви.
Через девять месяцев у молодых супругов родился зеленоглазый мальчик. Он был сильнее всех младенцев на свете. И дед в нем души не чаял.
Тьяша сильно постарел. Говорили, что скоро придет день, когда птица смерти заберет его в царство небесных воинов. Царевна Айше нежно ухаживала за стариком. Царевич Йалу желал только одного - чтобы взойти на отцовский престол как можно позже. К ложу умирающего приносили зеленоглазого Ису, чтобы наполнить последние дни старого царя радостной возней младенца.
Но однажды царевича Ису похитили - прямо из его кроватки. Рабы, охранявшие малыша, были убиты. В тоске царевна Айше ломала свои нежные руки. От горя она сошла с ума. Царевич Йалу бросился за вором, поклявшись, что не вернется домой без сына. Где сгинул он - не знает никто.
Царь Тьяша, узнав об исчезновении внука, закричал от невыносимой боли. Чтобы остудить эту страшную рану, он вонзил в свое сердце меч, когда-то убивший царя Дриадара.
... Похититель маленького Ису - Азра - долго лелеял свою месть. Он сбежал из замка, скитался, искал убийцу отца. Но тот, чьи муки были для Азры сладким сном, оказался умирающим стариком. Какая радость в этой никчемной смерти? Азра решил убить того, кем ненавистный варвар дорожил больше своей души.
Но царевич так и не смог лишить жизни ласкового малыша с зелеными глазами. Трижды он поднимал руку, сжимающую холодное смертоносное лезвие. И мальчик, смеясь, тянулся к нему всем своим беспомощным тельцем.
Расплакавшись, как маленький, Азра прижал смеющегося Ису к себе.

ЯД   


У царя Дриадара и царицы Дриамиры была еще одна дочка, царевна Игва. Ее утащили упыри. Девочка осталась жива, но звездочка ее души стала призрачной, как блуждающий болотный огонек.
Над гиблой трясиной, ставшей ее домом, над ужасными чудовищами, ставшими ее семьей, летала царевна-упырь. А зловонные, убивающие все живое испарения были ее черными крыльями. Игва околдовывала нежных юношей, раненных в самое сердце ее мертвенной красотой. И те в безумной горячке первой любви отдавали ей свои души - за единственный поцелуй.
Ни единой кровинки не было в лице царевны - прозрачно-ледяном и сияюще-белом, как у прекрасной покойницы. Ее тихая улыбка резала сердца, как болотная трава. А очи стыли зеленой нежностью смерти.
И однажды холодный взгляд болотной ведьмы, летящей смертоносной звездой по сумеречному небу, упал, как проклятье, на царевича Азру.
Это случилось в тот счастливый день, когда слепая царица Реми стала матерью. Антэр взял на руки свою прекрасную синеглазую дочку и поднял ее к самому солнцу. Глядя на царевну Ясмин, смеялась от нежности суровая Темира-воин. И только темное сердце Азры не радовалось. Его съедал черный крокодил желания. Смерти царю варваров желал безумный царевич. Он бросился вон из замка - от золотого солнца маленькой царевны, от слез счастья, танцующих на ветру ресниц ее родителей, от торжественного покоя, мудрого, как звезды, наполнившего вдруг сердце жестокой Темиры. В душе Азры расцвела боль - холодная, как лезвие ножа, который разрезал тоненькую паутинку любви, соединявшую царевича с людьми.
Его одиночество было огромным, как жажда мести. И он лелеял эту пустоту, как возлюбленную.
И в тот миг, когда ядовитые очи прекрасной Игвы посмотрели на него, озарив призрачным зеленым светом густые, как царевнины ресницы, сумерки, царевич Азра поднял в небо искаженное ненавистью лицо. Их взгляды скрестились, как ножи. Царевна-упырь вскрикнула - она полюбила.
Ледяные, прозрачные руки болотной царевны рассеянно ласкали утомленного любовью Азру. Голова царевича покоилась на коленях ведьмы, как в гробу. Тихо мерцали над ним две тоскливые зеленые звезды. "Ты любишь меня, царевич Азра?", - дрожа от странного волнения, спросила царевна-упырь, - Сделаешь для меня то, что я попрошу?" Азра поднял на любимую черные, как грех, глаза. "Я умираю, царевич. Призрачный огонек моей души вот-вот погаснет. Твои горячие объятья крадут мою жизнь, - улыбнулась прекрасная Игва, - Иди и принеси мне маленькую царевну Ясмин - ее светлое дыхание вернет мне силу."
Златокудрая малышка спала, прижав к щеке свою куклу. Она доверчиво вздохнула, почувствовав тепло взявшего ее Азры, и устроилась комочком беспомощной нежности в кольце его рук. Царевич положил Ясмин у ног своей прекрасной Игвы. И та выпила сладкое, точно утренняя роса, дыхание девочки. Маленькое тельце сморщилось, как высохший цветок.
По белому лицу Игвы пробежала судорога удовольствия. Царевна-упырь с нежным стоном прижалась к Азре. Но царевич с отвращением оттолкнул от себя зеленоглазую ведьму. Молния ужаса, ясная, как слеза ребенка, осветила темные сумерки его души. Царевич бросился прочь - от прекрасной Игвы, печально зовущей своего любимого.



***

Неопрятный старик в застиранном халате сидел у камина и ворошил кочергой остывающие угли. Только что у него был один очень гадкий господин в красном плаще и с изящными рожками. Как всегда, они поспорили.
В раздражении старик двинул локтем и смахнул на пол хрустальный шар - свою любимую игрушку.
Внутри шара был крошечный замок. Он стоял на истоке реки, падавшей со скалы  бурлящим потоком. В хорошую лупу можно было разглядеть смешные маленькие фигурки, которые двигались и разевали рты.
И вот прекрасный хрусталь треснул. Теперь нужно отдавать его в починку.
Слава Хозяину дома, его гость отлично управлялся со сломанными игрушками.
Он взял шар в руки, посмотрел на него, дунул, плюнул и, ехидно улыбнувшись, вернул старику.
Чтобы успокоиться после неприятного визита, дряхлый Хозяин дома, посмотрел в хрустальный шар. Что-то в нем изменилось.

ЛЮБОВЬ


Горькоструйная Кииктиль омывала ласковыми слезами камни царского замка. И падала со скалы, разбивая свою хрустальную печаль. В замке праздновали рождение царевича Дриадара, запивая эту радость вином - сладким, как любовь гордых родителей. Нежная царица Иейсурь сияла от счастья. Ее могучий супруг, царь Илге, целовал крошечные пальчики сына.
Мальчик вырос и однажды привел в замок отца девушку-дриаду - ясную и тихую, как летний дождь, танцующий на весеннем лугу.
Царевич повстречал свою нежную невесту, охотясь в лесу. Дриадар и Дриамира полюбили друг друга с первого взгляда. Царевич поклялся, что ни одно живое существо больше не пострадает от его каприза. А дриада, чтобы стать женой Дриадара, прошла сквозь волшебный огонь, зажженный Старшей Сестрой от нежного дыхания спящих влюбленных.
Царь Илге благословил выбор своего сына, а царица Иейсурь расцеловала жениха и невесту. Свадьбу решили играть в день летнего солнцестояния.
Так случилось, что в замке на истоке горькоструйной Кииктиль отпраздновали сразу две свадьбы - лучший друг царевича Дриадара, верный Ирэк, взял в жены светлокудрую Лиссэ, дочку деревенской колдуньи и деревенского кузнеца. Говорили, что крестной матерью девушки была сама царица эльфов. Она дала своей крестнице тайное имя - Лиюрлюй, которое берегло малышку от зла и делало ее способной летать, но лишь над светлыми глубинами лесного озера Ильке, которые в эти мгновения сияли, как радость в глазах эльфийской царицы.    
Дриадар и Ирэк стали отцами в один и тот же день - девять месяцев спустя. Царевну назвали Дамирой, а ее маленькую подружку Темирой. Девочки всегда были вместе, как две руки, скрещенные на коленях. Правда, Дамире больше нравилось играть в куклы, а Темире слушать чудесные сказки про дальние страны и жестокие битвы, но дочери нежной Иейсурь и светлой Лиюрлюй никогда не ссорились.
Пришел черед и их свадеб. Царевна Дамира стала супругой царя Антэра, который полюбил прекрасную Реми (так он называл свою возлюбленную жену) больше собственной жизни. А сердце отважной Темиры похитил царь Тьяша из чудесной, далекой страны.
Царь Дриадар и царица Дриамира были счастливы в своем супружестве. Любовь подарила им пять нежных дочерей-царевен и маленького, ласкового, как ягненок, царевича.
Царевна Мелисса, обучавшаяся магическому искусству у жрицы друидов Тамиры, сочеталась браком с ее синеглазым сыном.
Царевна Улла вышла замуж за младшего брата Лиюрлюй, который помогал своему отцу, деревенскому кузнецу. Парень делал удивительные вещи - птиц, цветы, животных. Поглазеть на них народ съезжался издалека.
Царевна Игва и царевич Азра мечом и колдовством боролись с ужасными чудовищами, защищая людей от зла.
А царевна Айше, однажды погостив у Темиры и Тьяши, осталась там навсегда - любимой и любящей женой их сына, царевича Йалу.   
И в свой срок родились у Айше и Йалу зеленоглазый сын, а у Реми и Антэра златокудрая дочка.


***


Однажды черноглазая деревенская девочка собирала летние травы, пахнущие солнцем. А в это время царевич Иса травил в лесу огромного медведя...