Апрель в Москве

Когда я прилетел в Москву, то был удивлён чудесной погодой на следующий день, после прибытия в столицу. В Сан-Франциско, когда я покидал его, было хмуро и не приветливо, а вот в Москве всё наоборот, светило и грело. Времени у меня было предостаточно, для того, что бы понять и увидеть, как живёт нынче Москва, в начале нового тысячелетия. Не был я здесь ровно десять лет, за исключением прошлогоднего визита, во время которого в Москве я был проездом, и толком разобрать так и не смог, что там происходит. В этот раз, я, всё же решил увидеть всё своими глазами и пытаюсь поделиться своими мыслями и впечатлениями со всеми, кому это может быть интересно.
Утро первого Апреля меня встретило весёлыми лучами солнца и, не смотря на лёгкое похмелье от бутылки JB, которая была выпита на кануне с другом Алексеем. Мне предстояло проделать некоторые дела, серьёзные и менее серьёзные. Выпив с утра кружку чая с сигаретой, я поспешил побыстрее выйти на улицу. Первым делом надо было разменять деньги, и я зашёл в обменный пункт, которых на душу населения в Москве, наверное, приходиться, столько,- сколько китайских ресторанов на душу населения в Сан-Франциско. По улице торопились прохожие и я, улыбался всем подряд- так, что, наверное, меня принимали за душевнобольного иностранца. А мне просто хотелось подбегать к незнакомым прохожим и заглядывать им в глаза. Алексей был на работе и мой первый день в Москве я начал один. Купив журнал «Ваш Досуг», я не спеша, пошёл к станции метро Красносельская. Метро поразило меня абсолютным отсутствием запахов, хотя одеколон которым я надушился после бритья, имел очень сильный и терпкий запах, но даже этот запах растворился в отсутствие запаха. Я доехал до Охотного Ряда и как любой не-москвич первым делом отправился на Красную площадь. На Манежной площади множество молодых людей пило пиво и наслаждалось хорошей погодой. В последствии я понял, что сидят там они двадцать четыре часа в сутки и ни где не работают и не учатся. Я тоже взял пива, стараясь быть похожим на земляков и таким образом слиться с ритмом города. Пройдя мимо могилы неизвестного солдата, сердце переполнилось благодарностью и преклонением, перед всеми кто воевал. Молоденький солдатик в подчетном карауле стрелял глазами на иностранок и про себя я пожелал ему скорее уйти на дембель. Возле пресловутого мавзолея стояло два милиционера, разговаривая через загородку с какой то женщиной с ребёнком, видимо интересовавшейся чем-то по поводу усыпальницы вождя. Захотелось сказать милиционерам что-нибудь гадкое или как нибудь выразить своё презрение к тому, от которого страдало много поколений, и страдает нынешнее, включая и меня.
Поколение, которое вынужденное бродить по всему миру, но только не жить у себя на родине.
Пока что я не прислушивался к разговорам прохожих, и то, о чём говорил весь город, да пожалуй, и вся страна,- мне это было пока неизвестно. Я направился к Лобному месту, где столпилось много людей. Все бросали монеты через загородку, пытаясь попасть не куда нибудь, а прямо на плаху. Я вытащил из кармана кучу «квотеров», то есть монет-четвертаков, где-то доллара четыре, три и тоже принялся швырять их на страшное место. Не знаю смысла этого обычая, но мои американские деньги не захотели остаться на плахе, и со звоном скатывались вниз. Наверное, я просто не очень то и старался.
Окрылённый какими-то не земными чувствами я пошёл прочь от этого страшного места на звуки гармошки. На тротуаре сидел грязный мальчишка лет десяти и на детской гармошечке играл песню «Виновата ли я»
-Как тебя зовут? - спросил я, положив в его коробок десять рублей. Он испуганно, и не останавливаясь играть, сказал.
-Саша.
Захотелось сделать так, чтобы он ни когда не выходил на улицу с этой коробочкой. Подумав об этом, я поспешил уйти подальше от Красной площади.
В музее истории Москвы было интересно всё, и я, наконец-то отошёл от своих размышлений и придался наблюдению за происходящим. Внутри было мало народа, кроме какой-то молодой семьи с ребёнком, по всему видно прибывшим, как и я за границы и группы школьников во главе с учительницей, в музее ни кого не было,- но зато какой учительницей! На пару минут я пристроился послушать её объяснение детям о древнем поселении в Москве и быте первых Москвичей. Дети стояли с открытыми ртами и молча глотали каждое слово произносимое учителем. Я невольно восхитился ей и детьми.
- На этом стенде вы видете,- продолжала учительница своим бархатным голосом,- традиционный дом крестьянина того времени. По-видимому, она знала так много, что слушать её можно было-бы часами. Не даром я ещё в четвёртом классе в школе влюбился в молодую учительницу по истории.
Вспомнилось детство. Школа.
Выходя из музея, я закурил сигарету, и пошёл без направления по Богоявленской улице.
Шла шестая седмица Великого Поста, и до Пасхи оставалось две недели. В Сокольниках, где я жил не по далёку есть церковь Воскресения, и на следующий день я направился туда на службу. Народа в храме было очень много. В иммиграции, я отвык видеть столько много прихожан, да и полиции в Православных храмах в Америке тоже не бывает. У киоска женщины бойко торговали свечами, и я купил три по три рубля,- цифра хорошая. С трудом, протиснувшись через толпу, я поставил свечи Спасителю, Богоматери и Николаю Угоднику, и с трепетом слушал проповедь о Марии Египетской.
Причащаться там я не стал, так как не был к тому готов. После службы решил пройтись по базару, где торгуют пиратскими CD с музыкой и компьютерными программами. Служба в церкви навела одновременно грусть и радость от предстоящего праздника Пасхи, хотелось всех любить и обнимать. На входе в парк стояли два парня в десантной форме и пели песню о чёрной свече и убитом парне в Чечне. Я остановился послушать. На табличке была надпись: «Сбор помощи семьям солдат погибших в Чечне». В Америке, я, и все мои русские знакомые глубоко переживают за этих ребят, да и сам я служил в армии, хотя от Афганистана бог уберёг. В коробочку я положил пятьсот рублей, там лежало несколько сотен и много десяток. Парни стояли с железными лицами и с надрывом пели уже другую песню, про окровавленный берет, пробиравшую до мозга костей.
Взяв пива, я пристроился у ларька и закурил, слушая музыкантов. Когда они закончили играть, к ним подошёл какой-то тип неприятного вида в кожанной куртке и кожанной кепке и стал что-то шептать на ухо певцу. У обоих были каменные лица, без эмоций. Со стороны я наблюдал за этой сценой, интересно было-бы узнать о том разговоре. Я допил пиво и пешком пошёл домой. Вечером я рассказал историю Лёхе, на что он рассмеялся и объяснил мне, в чём дело.

На следующий день, когда я начал прислушиваться о разговорах людей, в метро, сидя на лавочке и просто на улице,- тема витала в воздухе одна - деньги. Да и деньги не простые, а доллары. Этой темой в Москве было пропитано всё с начала моего приезда и до самого конца путешествия. Показалось мне это очень странным и не понятным.

Перед вылетом в Москву, где-то за месяц, я познакомился по интернету с одной женщиной. Случилось это так. У меня была привычка, когда я выпью, смотреть русские сайты знакомств. В Америке это давно распространённый способ встретить хорошего человека и в некоторых случаях спутника жизни. Так как я не женат и тема наболевшая, то я и отправлял комплименты московским красавицам. Одна, понравившаяся мне больше всех, написала, что ответит только тому, кто оставит телефон в Москве. Я оставил свой в Америке и забыл про это. На следующий день, собираясь на работу, я пошёл в ванну, и принялся брить бороду, включив воду в кранике. Как звонил телефон, я не слышал, и только на ответчике мигало одно сообщение. Обычно в такое время мне ни кто не звонит и я с удивлением начал прослушивать сообщение. Голос был женский и божественно приятный, при том говорили по русский. Дама представилась Ларисой и попросила перезвонить на московский телефон, либо на мобильный, что я сразу же и сделал. Влюбился я в Ларису с первых её слов. Как музыкант я многое воспринимаю на слух, но такого приятного голоса я ещё не слышал.
-Лариса, а вы случайно не диктором работаете,- спросил я комплиментом.
Она ответила, какой то шуткой и незаметно для меня, стала называть меня Андрюшей, так,- как меня давно ни кто не называл. У меня закружилась голова ещё больше, но уже надо было ехать на работу.
 На фотографиях она была красавицей. Чёрные, длинные волосы были заплетены в косу, тесёмки на платье сексуально приспущены и очаровательная головка слегка наклонена в сторону. В дополнении ко всему на груди висел маленький, золотой Православный крестик. На работе весь день я думал только о ней и, дождавшись вечера, я вновь набрал её московский телефон
 Беседы наши были милыми и весёлыми. Порой мы говорили на очень серьёзные темы о жизни, о любви о призвании человека и о надежде. Разговор о деньгах назрел не заметно. Я начал говорить о своих друзьях в Москве, кто, чем занимается и их доход, на что она ответила, с холодом, что это совсем другой уровень. Я рассказал, чем я занимаюсь и что получаю $2000 в месяц, на что она сказала, что она с повышенными запросами и это для неё не показатель. На что я ответил язвительной шуткой про старуху и разбитое корыто, из сказки Пушкина.
 Так, только для тонкого намёка.
Узнать чем занимается, Лариса мне так и не удалось до конца моей поездки. Её рассказы о работе всегда были безсвязанными и противоречивыми. То она работает в нефтяной компании, то в строительной, то она модельер, то перепродаёт шмотки украденные из Парижских бутиков ворами, что, скорее всего, близко к правде, и к тому же, она дала мне понять, что общается с людьми-полубогами. Конечно, меня это насторожило, но кто оспорит старую истину, что любовь слепа. Приближалось Восьмое Марта, и я решил сделать Ларисе подарок. По интернету я заказал ей цветы с доставкой в Москве. По американским меркам, стоило это довольно дорого,- по московским не знаю. Однажды она сказала, что ей, дескать, и $10,000 в месяц мало и, что она столько когда-то получала. Сумма весьма интересная, ибо столько получает президент Соединённых Штатов Америки, однако по приезду в Москву я понял, что в России – это реално, хотя не думаю, что Лариса относилась к таким людям. У меня уже возникла необходимость звонить ей чуть ли не каждый день. Друзья неодобрительно качали головами, на что я отвечал, что они дураки, и ни чего не понимают.
И вот я увольняюсь с работы. Увольнение не было связанно ни с Ларисой, ни с кем - либо другим. Просто достала меня моя работа и однообразная жизнь.
Весь Март месяц я усиленно занимался переводом книги, что давало мне огромные моральные силы. У меня были сбережения, к тому же налоговая служба правительства должна была прислать мне $1,000 с передоплаченных мною налогов. Настроение было чудесное. И вот я подумал, а не поехлететь ли мне в Москву, разогнать свою тоску. Перемены люблю я очень, тем более такие резкие, почти как на роллокосторе, но только в жизни. От мыслей кружилась голова и не верилось, что скоро буду в Москве. Вспомнилось, как точно так же, десять лет назад, шагнув в неизвестное, в декабрьскую ночь, я уехал из родного дома за границу. Ребята все не поверили моим планам, из нашей, русской компании, один я с документами, остальные все не легальные иммигранты и поехать в Россию, это что-то из области фантастики. Я рассказал об этом Ларисе и её реакции, была ни какой. Я же думал о дорогой встрече с полюбившимся мне человеком таким странным образом.
Перед отъездом я написал ей письмо, текст, которого привожу ниже:

Привет Лариса, радость моя!
Я, узнав твой адрес, решил немедленно написать тебе письмо, ибо на бумаге мне порой легче высказать свои мысли, нежели чем на словах. Надеюсь, тебе понравились цветы, хотя не знаю, доставили ли их к Восьмому Марта. Мне сказали, что это самый загруженный праздник в году, не мудрено, все любят наших женщин в России. Вот и решил сделать для тебя приятно.
Лариса, ты не представляешь, что ты для меня значишь, разве что можно сравнить с огоньком в ночи для заблудившегося странника или лампадкой у старых икон как пел Вертинский. Каждый раз, когда мы разговариваем по телефону ты, читаешь мои мысли один в один, даже страшно немного. Или ты мне говоришь о таких вещах, о которых я думал незадолго перед разговором. Как ты думаешь. Что это такое? Конечно, после десяти лет скитаний я должен был кого-то встретить и я надеюсь, что это ты. Сегодня ты говорила, что вся наша жизнь в страданиях, я полностью согласен с тобою, но между этими страданиями бывают прекрасные события, не часто, но бывают,- события ради которых стоит жить и надеятся. Одно из моих философских высказываний звучит приблизительно так:
 «Надежда, это такое состояние души, когда невозможное кажется возможным»
 Для меня это и есть моя надежда.
Знаешь, я как-то свыкся со своей рутиной быть одному, хотя искренне верю, что «в награду за одиночество, встретиться, кто нибудь», цитирую Владимира Высоцкого. С годами я становлюсь более равнодушным ко всему, что со мной происходит. Не знаю почему, мне как-то не везло с женщинами, или скорее я не могу, быть с кем попало, и поэтому предпочитал всегда быть одному. Сердцем торговал часто, но без толку. Ты же зажгла огонь и побудила к действиям. Конечно я мечтатель и романтик, но почему- то все мои мечты всегда сбывались, и надеюсь, что самая заветная сбудется тоже. Бесспорно, вы женщины оказываете огромное влияние на нас мужчин, но так задумано природой и Творцом. Я готов многое сделать для тебя. Ты можешь сказать, мол, мы мало знаем друг друга. Я соглашусь с тобой, но чувствую по духу, что ты родная мне душа. По гороскопам, кстати, тоже. Мне конечно немного неловко, ты очень красивая внешне, надеюсь и внутренне тоже. О себе такого сказать не могу, обыкновенный парень, здоровый, все функции работоспособны, но я не супермен и не Том Круз. Красота спасёт мир, сказал наш великий Достоевский, мой самый любимый писатель к стати. Меня, конечно, спасать не надо, просто, что я хочу сказать этим, что преклоняюсь перед твоей красотой. Конечно, если подходить объективно, то у нас всех есть изъяны и идеализировать кого-то было бы глупо. Я бываю противным и вредным, но знаю об этом и стараюсь, что бы это ни отражалось не на ком. Я довольно обидчив, но очень быстро и легко забываю обиду и зла не держу. Когда встретимся, расскажу тебе массу историй о людях, которых я встречал повсюду.
Мой приятель в Париже прислал мне email , что будет рад принять меня и тебя в Париже. Так что если это сбудется, то мне кажется, это и будет тем моментом, ради которого стоит жить и ради которого ты и я прежде страдали. Я же приписываю все эти Мартовские события к Божьему Провидению, встреча с тобой, увольнение и если получится, наша с тобой встреча.
Посему друг мой Лариса не грусти, ну а я в свою очередь постараюсь все устроить, ну а там как Богу будет угодно.

До связи. Андрей.

В подарок Ларисе я вёз очень оригинальную вещицу. На всемирно-знаменитой улице в Сан-Франциско, Haight-Ashbery, в эксклюзивном бутике, перед вылетом в Москву я увидел майку на витрине с надписью 69 is my favorite number. Мне она очень понравилась, и если она бы и не знала смысла и значения этой фразы и цифры, то в последствии, по мере развития наших отношений я бы всё ей это и разъяснил, а конечно ещё лучше;- показал на практике...
Встретился с Ларисой я на третий день. Во время первых двух дней она ссылалась на занятость по работе, к чему я отнёсся весьма спокойно. Занятий было предостаточно, и программа у меня оказалась очень насыщенная. Мы созвонились по телефону. Лариса долго думала и выбирала время, когда она сможет встретиться. Место было у меня уже заготовлено, но право выбора я передал ей. После минуты раздумий, которые показались мне вечностью, она сказала,-
- Давай в двенадцать часов на Пушкинской.
- Это карма!- воскликнул я и подскочил как ужаленный, так как это было единственное
место в Москве, где я желал бы встретить своё счастье. В самолёте, я десять часов подряд читал стихи Пушкина, которые я читаю всегда в самые ответственные часы моей жизни наравне с Библией. Почему-то всегда нахожу у него ответы на самые важные вопросы, стоящие передо мной.
 Погода третий день была солнечная, и я оделся в белую рубашку без галстука, пиджак и новые тёмно-голубые Levi’s, подходящие под чёрные итальянские туфли. Все смотрели на меня как на чудика, мол, ещё Апрель, а он в пиджачке одном. А было просто жарко, солнце палило нещадно над городом Ершалам, то, прячась, то, вновь выглядывая за туч, как будто дразня москвичей теплом, и я курил одну за другой, нервничая и в промежутках запивая минералкой Святой Источник. Пришёл я на площадь за час, воробьи прыгали в поисках подачек от людей кушающих в Стефф Хот Дог. Я прошёл в парк к кинотеатру Россия, и как только я присел на лавочку в спикерах грохнула песня о больших городах из кинофильма Брат 2. Песня эта весьма известна и в иммигрантских кругах в Штатах. У меня начался нервный тик, и я закурил другую сигарету. Рядом со мной сидело двое парней моего возраста, и говорили о каком-то товаре, сделках, оплатах и заветных долларах. В одно ухо мне входило про полковника, которому ни кто не пишет, а в другое про сделки и доллары. Интересная комбинация, не правда ли? Моя голова стала чем-то вроде своеобразного фильтра между Россией и Америкой, а вдалеке на голове у Александра Сергеевича на голове сидел белый голубь.
Пора мой друг, пора! Покоя сердце просит,- вертелись в голове любимые строки.
Доллары, доллары,- витали неслышные звуки в московском небе.
Тут вдруг, зазвонила колокольня, в церкви на Малой Дмитровки, и мне очень захотелось пойти туда, но времени уже не оставалось надо было идти на свидание, и я пошёл к памятнику.
-И славен, буду я, доколь в подлунном мире, жив, будет хоть один пиит.-
Глаза остановились на этом фрагменте памятника. Солнце вдруг спряталось за тучи и у меня появилось не хорошее предчувствие. Я отпил из бутылки Святого Источника и принялся выглядывать Ларису. В том, что её узнаю - сомнений не было. Ждал я её где-то минут пять. Для конфиденциальности я надел чёрные очки, для того, что бы быть не узнаваемым. Лариса вышла из перехода метро. На ней был короткий рыжий полушубок, наверное, очень дорогой, я же был одет тоже в рыжеватый пиджак.
- Лариса?- вопросительно спросил я.
- Андрюша, ты, что ли?- ответила она
 - Я тебя совсем другим представляла, ты, что волосы состриг?
Я сказал, что состриг давно. На фото, которое присылал ей по почте, вместе с письмом, я был с длинными волосами.
- Тебе не холодно в пиджачке?- полюбопытничала Лариса.
- Так ведь тепло на улице и солнце светит,- вполне резонно ответил я.
- Ну, пойдём куда нибудь,- сказала Лариса и взяла меня за руку переходя дорогу. Идти нам пришлось не далеко. Напротив памятника есть пара ресторанов, куда мы и направились попить кофе. Меня поразили охранники у входа, похожие на гестаповцев или какую-то не земную охранную службу из глупых Американских фильмов про будущее. Я поинтересовался у Ларисы, что это значит, но внятно она мне так и не объяснила. Ресторан называется Пирамида. Конечно, интерьер и дизайн меня впечатлили очень, на фоне того, что я видел за последние сутки. Вспомнилась песня Джима Мориссона из Дорс Break On Through To The Other Side.В Пирамиде, как я понял, собирались молодые боги. Судя по одежде и манерам, Голливуду, такое заведение и не снилось. Опять же, может, я попался на контрасте, но мне там сразу стало не уютно. Я спросил, не голодна ли она и Лариса выразила желание отведать чего нибудь. Официант принёс меню и я начал его начал просматривать. От цен мне стало малость дурно, а Лариса внимательно наблюдала за моей реакцией. Я решил играть до конца.
Шёл пост и мясного я не ел уже больше месяца. Себе я заказал что-то с грибами, а Лариса заказала какую-то рыбу. Я старался вести себя как можно свободнее и раскованнее, но моя американская уверенность в себе куда-то исчезла. Говорили мы о чём-то не существенном, еда была посредственной, и меня тянуло поскорее покинуть это место. Когда подали кофе, кто-то позвонил Ларисе на телефон и она болтала о чём-то с кем-то. Я пристально глядел на неё, пытаясь разгадать её существо. Как говорят американцы ,Good Luck, не я первый, не я последний. Увы, с женщиной порой это проделать не возможно и я, как мне сейчас кажется, тупо улыбался, глядя в её хитрые карие глазки. Затем Лариса ушла в туалет, прихватив с собой сумочку и мобильный телефон. Я закурил, попивая крепкий кофе. Ждал я её очень долго, наверное, где-то с пол часа и уже начал волноваться, а в голову полезли всякие глупые мысли. О чём и с кем Лариса говорила по телефону, сам бог знает, хотя уверен, что разговор касался меня. Когда она вернулась, я потянулся к пачке сигарет и спросил разрешения закурить, на что она с удивлением спросила,
- А ты разве куришь?
 Мы говорили о чём-то ещё, но подозрения, чего-то неладного стали закрадываться в душу всё больше и больше. Я допил свой кофе и попросил принести счёт. Хорошо, что я разменял перед этим $100, иначе я попал бы впросак. Сумма была астрономическая, даже по американским меркам за еду такого качества. Хотя сторублёвки и жгли мне ляжку, но, увы, праздника не получилось. Лариса с восхищёнными глазами смотрела, как я считаю, сторублёвки и мысленно считала их вместе со мной, я это видел краем глаза. От большого количества бумажных купюр я стал нервничать и пересчитал деньги ещё несколько раз. Я поймал пристальный взгляд Ларисы на мои руки. Расплатившись, я поскорее захотел уйти прочь из этого места. В гардеробе я галантно помог ей надеть полушубок, и мы вышли на улицу. Я с жадностью пытался, глотнул свежего воздуха, но на светофоре тронулись с места Мерседесы и Москвичи, бурого одинакового цвета, загрязнявшие воздух, в одинаковых пропорциях. Лариса предложила мне взять машину, так как она спешила на работу, которая по её словам находилась где-то вроде не далеко от меня, в Сокольниках. Подумав несколько секунд, я посмотрел на Александра Сергеевича, печально склонившего с высоты голову и наблюдавшего за происходящим, - сказал
- Знаешь, пойду я потусуюсь лучше куда-нибудь.
Не помню её реакцию, но мы попрощались, навсегда!

Цветы я Ларисе не покупал в этот раз, даже из головы как-то этот момент вылетел. Цветы, цветы.
Закурив сигарету, я прошёл мимо памятника, поблагодарив поэта и направился через парк к церкви, в которую меня тянуло зайти. Хорошо там было внутри. Я купил, как всегда, три свечки по три рубля и поставил одну на аналое, вторую - Николаю Угоднику, а третью- Всем Святым.
С лёгким сердцем я сел на метро и поехал домой.

Приехав, я взял мой томик Пушкина и начал его перелистывать. Вдруг, глаза вонзились в маленькое четверостишие, которому я ни когда не придавал значения, или просто не замечал.
 Вот оно:

У Кларисы денег мало,
Ты богат; иди к венцу:
И богатство ей пристало,
И рога тебе к лицу.

Ошеломлённый, я не мог выговорить и слова. Схватившись за голову, я ходил по комнате и громко ругался матом в слух. Мне внезапно захотелось напиться водки.
Под вечер, я вновь поехал в центр, так как мне было надо проверить мой счёт в банке через интернет на глав-почтамте. После, я направился на Пушкинскую площадь и зашёл в переход, чтобы купить букет роз. Девчонки-продавщицы стали кокетничать со мной, советуя какие цветы лучше выбрать.
- А кому, цветы-то?- спросила одна из них.
- Пушкину,- с грустью ответил я, расстроенный тем, что несу цветы не любимой женщине, а вроде как неживому камню.
- А что, вы Пушкина так любите?
- Да, очень люблю,- уже с гордостью ответил я.
- Тогда мы для вас, их и завернём, всего за десять рублей.
- Давай, валяйте. Девчонки хихикали и, наверное, приняли меня за дурачка, а может, жалели, что эти цветы будут подарены не им. Я поднялся наверх из перехода, подошёл к памятнику и вложил цветы в бронзовый венок у подножия поэта. Оставаться на площади мне больше не хотелось и, спустившись в метро, я поехал на Красносельскую. Алексей работал в ночную смену, соседей тоже дома не оказалось. В магазине я купил бутылку водки Гжелки. Придя домой, я достал из чемодана чёрный кошелёк с надписью I Love U.S.A., купленный мной на кануне поездки, в Сан-Франциско у китайцев, набитый сто-долларовыми купюрами и пересчитал всё, что было в нём. В квартире у Лёхи оказался фильм на видео Брат 2. Видеомагнитофон не воспринимал цвета и смотрел я этот фильм третий раз, уже в России и в черно-белом изображении. Изрядно напившийся, под конец фильма, где герои возвращаются домой в Россию с чемоданом денег, я ужасно ругался в слух, уже на английском языке.
 Когда-же заиграла песня Гуд-Бай Америка, в бутылке оставалось водки ровно на последний дриньк


Сан-Франциско Май 2001-05-05