Было ли?

Гляжу в замочную скважину и не нарадуюсь.
Вот, например, я бодро шагаю по центральной улице незнакомого города. На мне зимние кальсоны, стоптанные штиблеты, короткая кожаная куртка и бескозырка, немного сдвинутая на затылок. Я чем-то похож на рюмку рома, даже пахну похоже. В правой руке у меня папироса, а левой я бережно прижимаю к груди фотокарточку, на которой запечатлено все мое детство. День довольно солнечный, и я не вижу причины не выпить пива.
А вот другая ситуация:
Я чинно вышагиваю по мостовой одной из великих столиц, ведя под руку ярко размалеванную блондинку с необъятным бюстом. Я одет во фрак с оторванным карманом, галифе с красными лампасами, сандалии и ушанку. В завязанном на поясе узлом солдатском ремне есть что-то от удава, которого невзначай переехал автомобиль… вдоль. Кисет мой до отказа набит серебряными монетками, достоинством в меня, что говорит о том, что сегодня я буду пьян. А пока я иду в театр.
Или вот это:
Сапоги, начищенные до блеска, бушлат, лысина, шорты до колен, лохматые кустистые брови, лихо закрученные кверху генеральские усы. Все это я оставляю на продавленном кресле, из которого торчит порядком уже надоевшая пружина. Я выхожу на карниз, самоотверженно спускаюсь по водосточной трубе этажом ниже, чтобы пронаблюдать, как моя подруга оттолкнется от подоконника и, расставив крылья, нелепо взмахнув ими напоследок, рухнет на раскаленный асфальт, расплещет по тротуару свое несчастье, забрызгает им туфли тощего господина, который, впрочем, тоже окажется мной. Я пошлю ей воздушный поцелуй, а потом пойдет дождь.
И, наконец, я вижу:
Я это или мой двойник – не различишь. Меня теперь слишком много. Сгорбленный, седой, в выцветшем дырявом халате с надписью на спине «Uncle SAM», разорванных домашних шлепанцах, с лицом, испещренным сетью глубоких морщин, покрытым седой щетиной, мелкими шажками медленно бреду я сквозь туман, то и дело спотыкаясь, пытаюсь опереться на плечо несуществующего друга. В моих глазах нет прежнего задора, огня, который в былые годы выплескивался столбцами рифмованных строчек, подобно вину, переполняющему высокую алюминиевую кружку. Вот я останавливаюсь, слепо шарю руками по краю ямы, сажусь и свешиваю в нее ноги. Я задумчив. Оборачиваюсь. У меня за спиной массивная дубовая дверь. Дергаю за ручку. Должно быть, заперто. Тогда я с видом заговорщика гляжу в замочную скважину. Гляжу и не нарадуюсь.