Painkiller

Головная боль дошла до стадии, когда Дана стала периодически отключаться. Очертания комнаты тонули в рассеивающейся серой дымке, во рту было сухо и, казалось, стенки горла посыпали горячим пеплом. Рука тянулась к бутылке, судорожно пытаясь нащупать ее у изголовья кровати. Крышки не было, ладонь несколько раз проехалась по неровной пластмассе. Теплая, омерзительная вода не способна была смыть боль с оголенных нервов, смягчить потрескавшиеся губы. Дана приоткрыла глаза. За окном дрожали освещенные невидимым солнцем невыносимо белые на фоне глубокого ноябрьского неба кости тополя.
Все кончилось. Уже несколько дней не было воды в ржавых ветвях крана, упаковка снотворного поглядывала на нее дюжиной пустых глаз, слепых и прозрачных, кое-где прикрытых разорванной серебристой пеленой. Нежным смехом по ее сознанию пробежал холод страха, вполне трезвый: деньги тоже кончились.
Дверь бил ветер, она смиренно хлюпала, и, казалось, на потрескавшемся спокойствии краски вот-вот должны были проступить страшные проклятия, написанные рукой обезумевшего в стенах этого дешевого свинарника ангела, зубами вырывающего из сияния бледных пальцев потоки грязной крови.

Двумя часами позже спиной к ветру, выбивая старыми кроссовками бесцветную пыль, по шоссе шаркала невысокая девушка в черном пальто. Из-под мягких складок капюшона выбивались рыжие, под стать вороху листьев, укрывавшему грязные обочины, длинные пряди.
Солнце давно поднялось над холмами, из-за сбившихся в кучу замерзших деревьев выглядывали расплывшиеся пятна облаков. Дана подняла большой палец, и первая въехавшая на шоссе машина проехала мимо, но через несколько метров сверкнули тормозные огни.
В глазах девушки, скользнувшей черно-белым пятном по плоским стеклам, Арсений увидел больше радости, чем когда-либо вызывало его появление. Щелкнула, открываясь, ручка и вместе с еще влажным воздухом в машину ворвалось частое дыхание, волны пахнущих осенью волос и зеленые искры огромных глаз.
- Холодное утро, - выдохнула Дана.
- Да, - кивнул Арсений, - куда вы едете?
- Все равно, - она почти отдышалась, и ее голос звучал пугающе бархатно, - все равно.
Арсений как раз собрался блеснуть талантом собеседника, отпустив замечание по поводу такой неопределенности, но из глаз незнакомки, на секунду застигнутых врасплох его взглядом, выплескивалась такая искренность, что Арсений предпочел вернуть свое внимание полупустой трассе, бесстрашно летящей под колеса.
- Как вас зовут?
- Дана.
- Арсений.
Она вежливо улыбнулась, откинувшись на спинку сиденья, и забыв сбросить улыбку уставилась на бегущие за окном дома, черные нити проводов, фигурки людей. По-прежнему болела голова, казалось, внутри одна за другой лопаются клетки, оставляя липкий холодец своих тел тяжестью на висках.

- Дана? Дана, вам плохо? Дана, Дана… очнитесь.
Мир перевернулся несколько раз, наклонился влево, сполз в пятки, сметая все на своем пути добрался до глаз, но продолжал легонько подпрыгивать.
- Вам плохо?
- Да… нет… Все нормально. Все хорошо. У вас есть сигареты?
- Я не курю… Вы больны?
В какой-то момент он просто испугался, что она умерла, умерла в его машине. Машина была угнанной, и в перспективе неприятностей ему хватало. Он съехал на обочину, нервно посматривая на нее, проклиная секунду, когда он остановился.
Только когда Дана открыла глаза, он понял, что его нисколько не волновала жизнь этой девушки.
- Зря…
- Что?
- Зря вы не курите. Все равно умирать.
- Вы… больны, да? – какой глупый вопрос еще можно задать, смотря в испуганные глаза человека, который только что пришел в себя, - не хотите подышать свежим воздухом?
На дне бутылочных глаз мелькнула плохо сдерживаемая ненависть с оттенком превосходства, бескровные полоски губ растянулись в презрительной усмешке.
- Боишься, что я сдохну в твоей машине?
Арсений засмеялся, от смешанной с болью неоправданной нежности.
- Нет. Не нужно так… Я действительно подумал, может быть, здесь душно. Если хочешь, просто открой окно.
Они вышли из машины. Капли дождя стекали по голым ветвям деревьев, по их лицам, и еще долго птицы, пролетающие над мокрым асфальтом старой магистрали, могли слышать смех и голоса в лабиринте колючих обломков леса.