Ответь... прошу

Г.Шатов                11.07.2001г.

                ОТВЕТЬ... ПРОШУ....
               

                Первые 42 строки обыкновенны и ,  пожалуй,   неинтересны,
                как впрочем и большая часть нашей жизни.
               


              После концерта югославской музыки, я сел в набитый людьми троллейбус и оказался лицом к лицу прямо с ней. Вполне естественно было спросить ее мнение о концерте - весь троллейбус только об этом и говорил. За обсуждением мы доехали до нужной остановки, вместе вышли - к счастью она была нужна нам обоим и  я вызвался ее проводить. Самая простая, что ни на есть, история знакомства.
          Мне было 17 лет, юный и пылкий, я заглядывал в ее глаза, пытался вызвать хоть какой-нибудь интерес, что, надо признать, удавалось. На скамейке у ее подъезда мы проговорили в первый же вечер 2 часа.
          Бежал домой счастливый и необыкновенно радостный.
        Для меня она была восхитительна. Длинные вьющиеся белые волосы, черные глаза, как запятые, волнующая смесь страстной женщины и еще только лишь начинающей чувствовать девченки.  Она  была старше меня на год. Ей было 18.         
          Сентябрь месяц только лишь начинался, но о какой учебе я мог думать?  Приезжал на занятия в техникум, думал о ней, смотрел пустым взглядом на преподавателя, испытывал чувство вины за вообще не изучаемый мною предмет. Мысли были далеко, мысли были рядом с ней.
              Она тоже училась, тоже в техникуме только на курс старше.

              Затем  первые встречи, свидания, походы в кино.

          На первое же свидание которое я ей назначил я вырядился как попугай. Ну, по тем временам это было весьма привлекательно. У меня был коричневый костюм из мелкого вельвета. Это было неописуемо модно. 1982 год. Я здоров как бык и глуп как черепаха.   
             Желание любить переполняло меня  еще  даже до нашей  встречи. Предчувствовал, что  должен был кого-то встретить и страстно полюбить. Очевидно, это у меня от влюбчивого папы досталось.
              Мы виделись  с ней каждый день, я даже был приглашен в гости, пробовал котлеты, ею приготовленные. Они были гораздо вкуснее, чем были на самом деле, они же были приготовлены ее руками. 
                И  все,  к чему касались ее руки мне казалось гораздо лучшим, чем было на самом деле. Мне казалось, что она все делает не так,  как делают другие - улыбалась, закидывала  ли голову, поправляла ли волосы, бежала вприпрыжку к троллейбусу - все казалось необыкновенно прекрасным. Я ее считал самой красивой девушкой на свете!
                Я считал, что мне просто повезло, судьба предоставила мне случай, билет на концерт югославской эстрады, а вместе  с ней глаза,  в которых я утонул забыв обо всем. Так, как это бывает именно в 17 лет,  когда кажется что мир создан только для тебя, ты в нем самое главное действующее лицо, печали и радости воспринимаются во сто крат сильнее, чем они есть на самом деле.

                Первые десять дней пролетели как сон, как один день.
        10 сентября она должна была уезжать в колхоз.  Долго не могли расстаться.  Это было первой нашей разлукой.  Прощались до часу ночи и в этот вечер я ее в первый раз поцеловал.
                Это был не первый мой поцелуй, но первый поцелуй с такой страстью, с таким необычайным  впечатлением. Ее губы обволакивали  меня, кружилась голова, я был вне себя от счастья, целовался самозабвенно, и одновременно очень скромно, стараясь никаким из своих действий не оскорбить ее чувств, ее нежности.
                Руками держался за талию, даже в голову мне не приходила мысль о том, чтобы совать руки туда, куда, по моему мнению, этого делать не следовало бы.
               Я целовал её лицо,  глаза  , прижимался к нежным щекам.
               Губы опухли, налились кровью.
                Покрыта была поцелуями  шея.
            Почти не говорили. Зачем нужны были слова, когда одной близости рядом было достаточно для того, чтобы улететь на небо и барахтаться на облаках, как на весенней лужайке.
                Каково же было мое удивление, когда она попросила меня поцеловать ее чуть ниже. И расстегнула первую пуговку на своей ковбойке. Возбужденный до предела, я был вне себя. Прильнув к ее груди, я с трудом держался на ногах.
                У нее была восхитительная грудь, чуть больше моего кулака, мне она казалась просто огромной.   Коричневые соски, сжавшись комочками, дрожали под моими поцелуями  вместе с ней.
                И мы оба дрожали. Прильнув к ним я щекотал их рестницами и упивался блаженством.
                Прощание начавшееся в подъезде еще 2 часа назад должно было когда-нибудь закончиться.

                Я шел домой медленно, стараясь запомнить каждую секунду того времени, что был рядом  с ней.
        Сердце  сжималось от тоски. Огромная разлука  на месяц,  а то и больше. Как же быть? Как быть без нее?

                Выдержал  целую неделю.  Пришел в ее техникум, узнал в отделении куда уехала ее группа. Оказалось, что это п/л «Березка», километрах в 30-ти от города, и  решил ехать к ней. А тут еще и удача - отец и мама уехали в командировку.   Точнее, мама еще не уехала, а только лишь собиралась. Это был вторник. Мама ехала  в ту же сторону, и меня подбросила к перекрестку, от которого на расстоянии 3-х километров и располагался пионерлагерь, в котором жили студенты и собирали виноград.
                Уже ближе к обеду, даже  чуть позже, я увидел фигурку, бредущую одиноко со стороны виноградников. Старая голубая кофточка, перламутровые пуговицы, джинсики, руки по локоть в виноградном соке, собранные волосы. Увидев меня, она бросилась ко мне,  прыгнула на шею, мы кружились.

           Я сказал руководителю, что я ее брат, и приехал за ней для того, чтобы на день-два  забрать в город.      С часик руководитель отряда поломался и таки отпустил .
          И вот мы, взявшись за ручки побрели по ночному городу. Я старался, чтобы этот вечер был наиболее романтичен. Зажег свечу, достал 100-граммовую бутылочку коньяка, бутылку Кока-Колы, что было тогда редкостью.
                Мы пили импровизированный  коктейль «Коньяк-Кола», обнимались на балконе, целовались в засос. Время, казалось, для нас остановилось. Она была первой моей женщиной. ......

                Уснув только к часам 8-и утра мы  были разбужены непредвиденным звонком. Я прыгнул к  двери, глянул в глазок. Там стояла моя мама, которая закончила командировку на сутки ранее,  и к 10-ти утра уже тарабанила в дверь.
              Впечатления, которые на маму произвели разобранный диван в зале, разбросанная одежда, бутылка Кока Колы,  обгорелая свеча, сжавшаяся белокурая девчушка на диване, которая укрывалась маминым халатом, не произвели на маму положительного впечатления.
        Сборы были мгновенными. Так быстро я никогда еще не собирался. Вылетели мы на улицу пулей.
                Пришел я домой аж вечером, и услышал от мамы все, что, наверное, и должен был услышать сын в первый раз после того, как он переспал  с женщиной. Любая мама воспринимала любую другую женщину, как соперницу во влиянии  на ее сына. Естественно, она отнеслась к ней отрицательно, хотя потом привыкла. Я отвез ее  в лагерь,  и мы расстались еще на неделю.
         А  через неделю я снова бросил все и уехал к ней. На этот раз мы не ездили в город,  а  нашли укромную кладовочку в которой стояло всего две кровати - старые такие, сеточные.    
             Девченок, которые жили  в этой комнате мы выперли. Обнявшись провели всю ночь на этой кровати, не давая спать скрипом соседней комнате. Кто спит в 17 лет, когда рядом любимая девченка.
         
                Потом наступила дождливая осень.
             Мы прятались от дождя в подъездах и очень часто молчали. Толи слов небыло , толи мы их скрывали.  Но что-то начинало происходить в наших отношениях такое, что мне совсем не нравилось. 
                Совершенно непонятным для меня образом,  но возник какой-то барьер, который стоял между нами. То ли по своей юношеской юности ограниченности, я стал ей не интересен или менее интересен, то ли это была форма защиты; не понятно только лишь от чего и от кого она  защищалась, но наши встречи стали происходить с болью, с нервами, абсолютно беспричинными обидами что с моей,  что с ее стороны.

                Не имея опыта отношений между мужчиной и женщиной, я мучительно пытался найти выход из положения, старался избежать боли, которые мне приносили ее хмурые глаза.  А она  уклонялась от поцелуев или резко выдергивала руки из моих ладоней. 
                Кто любил - тот знает, что мир перестает существовать, когда любимая обижена и молчит.
А обижалась она изо всех сил. Если уж молчала - то молчала до конца. И своим молчанием приводила меня в бешенство. Я выходил из себя, ругался, кричал, мирился. Потом мы звонили друг другу  и снова встречались.
             
                Я пытался разобраться в наших отношениях.   Но что я мог?  В 17 лет, когда ты не можешь разобраться сам в себе, как ты можешь разобраться в душе девченки? Потом, чуть опосля, конечно, причина-то выяснилась.   И была достаточно банальна. 

           Дело в том, что  она была уже влюблена один раз до меня. Парень был на несколько лет ее старше. Это случилось летом, на море, в Одессе. Они встречались два месяца, потом расстались, она очень сильно переживала.  А когда наши отношения стали приобретать более серьезные формы, она, как маленький ребенок, старалась оградить себя от боли, которую она уже один раз испытала влюбившись.
                Она начинала испытывать ко мне более сильные чувства  и  ее это снова пугало. Она злилась так же, как и я, не могла найти выход из положения, еще больше замыкалась в себе и все чаще отводила губы. Я снова злился на неё, не зная причин такого поведения,  не мог ни понять ни принять.
         Как-то раз,  в конце ноября , ещё одна наша встреча опять грозила перейти в скандал. Как обычно, без причины, она вдруг отказалась зайти ко мне в гости. Имел бы я может больше опыта или выдержки, может быть,  по другому реагировал бы, более спокойно. Но откуда было мне знать, как нужно было поступать в тот момент. Реагировал, может даже не я сам, а мое юношеское пылкое сердце, которое я всеми силами пытался ей отдать.
            
              Не в силах понять происходящее я закричал: - Почему?  Ну почему?  Почему так?   
Она вдруг повернулась и пошла домой. Шла и  молчала. Я пытался услышать хоть что-то в ответ, хоть слово, хоть какое-то объяснение, но она просто шла домой. Я жутко не хотел расставаться в ссоре, шел рядом с ней, что-то кричал, уговаривал. Остановилась она уже у самого подъезда.
- Ты мне должна объяснить что происходит.
            В ответ услышал короткое:     - Нет.
            Я опыть кричал:   - Почему?  Почему?
Бессильно пытался найти выход, и каким-то чутьем понял, что только лишь какой-то стресс, какой-то удар может ее вывести из этого состояния. Но ее ударить я не мог, да и вроде не за что было.
            Находясь в состоянии, близком к помешательству, я  ударил кулаком в стекло подъездной двери. Стекло в дребезги, а я просил: 
                - Не уходи.
         В ответ слышал короткое и жестокое:   -Нет.
Я схватил кусок стекла и ударил его по своему запястью. Боли не почувствовал.   Мне показалось, что я попал не по руке , а  по рукаву куртки.  Я ударил еще раз, увидел бело-голубой цвет связок, которые мгновенно наполнились кровью.
              Она побелела.
              Я отошел в сторону.
              Она дернула дверь и убежала наверх на свой 4-й этаж.

           Я понял, что это все, это конец.
         Зажав руку в локте и пытаясь остановить кровь, пошел прочь от подъезда, который подарил мне столько счастливого самозабвения.
        В голове мелькнула мысль: вот перейду через дорогу - там парк, сяду возле деревца и истеку кровью.   Найдет меня там уже холодненьким ,  потом  небось жалеть будет.

             Хотя, о чем я думаю? Чушь  какая. Я не хотел умирать, просто лишь хотел ее вывести из состояния  этой идиотской прострации, только не знал как это сделать.          
           Пришлось это сделать через свою боль, через свою кровь.  Разве мы можем знать что нам нужно делать в 17 лет?

                Добежав до магазина, возле которого были телефоны-автоматы, я попросил прохожих вызвать скорую. Еще  минут 10 и она приехала. Туго-туго перевязали руку, стали  возить по больницам. Сначала в ближайшую - там не приняли, потом в больницу скорой помощи, сразу на операционный стол. Врач глянул - 4 связки перерезаны и артерия, шить немедленно.
        Болеутоляющее, конечно, вкололи. То ли его мало было, то ли оно на меня не действовало, когда я  находился в таком состоянии, но шили без наркоза.
                Я уже пришел в себя, и с какой-то иронией беседовал с врачем, который зашивал мне руку.  Сказал, что ему  нужно идти  на курсы кроики и шьтья, тогда у него, может быть, станет получаться лучше.
            Я потерял много крови, пока ждал скорую, но успел позвонить моему другу, чтобы он как-то объяснил моей матери, что я попал в больницу.

             Когда врач закончил зашивать мне руку и наложил гипс, я  вышел в больничный коридор, в котором ждал меня мой друг.  За ним стояла Она.
             Бледная, как полотно.  Измученные глаза, как будто бы она не спала несколько дней. Прошло-то всего около часа.
           Она  бросилась ко мне, стала  засыпать поцелуями и слезами, просила простить, а я был рад.  Был рад тому, что моя боль растопила  этот холодный лед, этот барьер, который стоял между нами  и позволил ей перестать себя сдерживать.

           Мама, конечно, наплакалась, отец - даже не знаю, как реагировал, скупой он был на эмоции. Потом в больницу , небольшие осложнения, гноения связок, но все обошлось. Через три недели гипс сняли,  нужно было  разрабытывать руку. Но я был счастлив. В больнице  она меня навещала почти  каждый день, мы гуляли по парку, она держала в своих ладошках мои опухшие пальцы, а мне больше ничего не нужно было.

           Чуть позже я все-таки  задал этот вопрос:       - Почему же так произошло?
И ответ был тот, который я и хотел услышать - просто, она стала слишком сильно в меня влюбляться, и так же, как и я, не знала как с этим бороться.
                Ее засасывало  все сильнее и сильнее, подспудно она этого не хотела,  из-за этого злилась, срывала все на мне и только лишь тот ноябрьский вечер ее вывел из этого состояния.  Она перестала себя сдерживать и вылила на меня, хоть это и банально, но тот океан страсти, нежности, который в себе она безуспешно  сдерживала.
      

                Потом был новый Год. Мы провели его вдвоем. Родители ушли спать, мы сидели возле елки, на которой мерцали игрушки, говорили друг другу слова любви, клялись в верности, рисовали  воздушные замки на песке и мечтали.
           И мечты для нас были целый мир.  Мы мечтали о том, какой будет у нас  дом, как мы назовем своих детей, сколько их у нас будет. Мы были счастливы. Она виновато разминала мне руку, часто прикладывала к губам, покрывала поцелуями, которые были для меня лучше всех лекарств. 
            
             Рана на руке зажила, рана на сердце также зарубцевалась, счастью не было предела.


                Вместо первой пары я бежал к ней, провожал на занятия, она пропускала вместе со мной первый урок, потом я ехал в техникум, сидел две оставшиеся, сбегал уже с четвертой пары  и снова бежал к ней. Встречал ее из техникума, провожал домой. С твердым желанием я шел домой, чтоб выучить хоть какие-то уроки, пустым взглядом смотрел  на учебники, на тетрадки, на конспекты, и снова бежал к ней.
      
              Зима.
      Зиму мы проводили в подъездах прижавшись к батарее, согревая дыханием посиневшие губы, посиневшие от холода и поцелуев.  Не пропускали ни одного нового фильма, на некоторые ходили по нескольку раз, когда  не было для нас лучшего места. Мы усаживались  в углу кинозала, на последнем ряду, чтобы нас не было  видно, отгораживались от всех .  И ничего больше  не существовало.
         
            Однажды у меня дома никого не было, и мы имели ту редкую возможность находиться вместе вдвоем где-то, не в кинотеатре или в подъезде. Это было днём. Мы легли на кушетку, обнялись, предоставив друг другу свои губы.
               Глаза в глаза.  Мы  дышали дыханием друг друга, и так пролежали почти три часа, которые пролетели как одно мгновение.

           Я очень долго потом вспоминал этот, казалось бы, очень незначительный эпизод. Так просто взять и пролежать рядышком, испытывая необыкновенное  удовлетворение, испытывая всеми фибрами, всеми клеточками близость  любимого человека.
             Зачем слова, когда мы говорили дыханием.

          Я вспомнил несчастного Квазимодо, который лег рядом со своей возлюбленной Эсмиральдой, и, не шелохнувшись, умер рядом с ней. Когда я  читал его ранее, мне было это непонятно, а после того дня я понял, как это прекрасно, когда любимый человек рядом.

              Ты можешь укрыться ее волосами, вдыхать ее запах, ощущать каждое ее движение, покрывать каждую частичку ее тела поцелуями, тысячами поцелуев. Каждый атом этого существа для тебя дорог, ты его не променяешь ни на что.
          Просто паришь, паришь над Землей, взявшись за руки - как эльфы с крылышками за плечами. Казалось это счастье никогда не закончится, оно будет длиться вечно.   
            
              Ведь любовь вечна.
       
           Когда уставали глаза, начинали говорить, когда уставали говорить, мы дышали друг другом. Когда уставали дышать, мы ласкали прикасаясь еле-еле кончиками пальцев, потом снова смотрели, пытаясь запомнить редчайшие частички той палитры, на которой неизвестный художник нарисовал счастье,  которое и называлось Любовью.
      

                Она закончила техникум, устроилась на работу, я ездил ее встречать, особенно после второй смены, которая заканчивалась в пол-одиннадцатого вечера. Ждал на пустынной улице, радовался, когда она появлялась, вприпрыжку неслась ко мне и прыгала мне на шею, кружились как в танце, не обращая внимания на прохожих, на редких прохожих, которых заботы выгнали на улицу в поздний час. Прыгали на сиденья  холодного трамвая, троллейбуса, и снова прощались  у ее двери.
            Я выбегал быстрее на улицу  с её четвертого этажа, смотрел наверх, и она, прижавшись к окну,  махала по-детски мне ладошками. Я шел домой, по многу раз оглядываясь, очень сильно огорчался, если не видел в окне ее лица, потому что ее родители звали  по какой-нибудь заботе.

             Так продолжалось день за днем, месяц за месяцем. Мне исполнилось 18, а ей 19. на мой день рождения мы ездили на озеро с друзьями, снимали  там любительский фильм. Валерка, друг , обожал съемку, хотел поступать во ВГИК. На этих кадрах мы веселились, как дурачки, снимали все подряд.
                До дыр просматривал пленку, когда ее не было рядом. И радовался, что она у меня есть - пленка и моя любовь.
   
            С игрой на гитаре пришлось распрощаться, спайки на связках  давали о себе знать, не было более и гибкости пальцев. Я бросил музыку , и занимался только лишь спортом в свободное от учебы и любви время.
               На  борцовском ковре, мне казалось, что я борюсь за любовь, за нее - самого дорогого для меня человечка, которого нужно защищать, ограждать от любых непрятностей и невзгод. Силы мои утраивались, а если она приходила  на схватки, то   я просто не мог проиграть.   Я  хотел, чтобы она  гордилась мной. Мне было так приятно, когда она мне  говорила:
                - Мой чемпион. 

           Слова любви были непосредственны. по-детски искренны, они отличались самой обыкновенной незамысловатостью - точно такие, как говорили до нас тысячи и миллионы людей.  Сказанные именно ею, они были самыми дорогими, самыми важными, самыми нужными. Ведь что человеку нужно, когда ему 18, и глаза, которые он любит находятся рядом.

                И ее родители, и мои были против наших отношений, но против в душе, ибо знали, что остановить их нельзя, и все равно были бы рядом. По вечерам расставаясь и посылая друг другу воздушные поцелуи, мы ложились каждый в свою кровать, засыпали с мыслями друг о друге.
                По вечерам расставаясь  посылали друг другу воздушные поцелуи. Мы ложились каждый в свою кровать, засыпали с мыслями друг о друге. 
       И  просыпались, неслись быстрее к телефону - кто кому раньше позвонит. Цифры телефонного номера отложились у меня на всю жизнь - 448117, это самые счастливые цифры были в моей жизни. Сотнями раз я их набирал, волновался  с каждым гудком - а вдруг она не поднимет трубку, а вдруг ее сегодня не будет, или она задержалась или на работе, или с родителями.
                Бывало, часами ждал ее в ее подъезде, если она с родителями ушла куда-то и вдруг задерживалась. Если она обещала быть в 3 часа, а гости эти  затягивались до 7-и.
 
                Уже опускался вечер на город, и, как одинокий  волк, часами я бродил возле подъезда, ни на секунду не теряя уверенности в том, что я сегодня ее обязательно  увижу.   
        Цвета нет и света нет, если его сегодня не зажгла она своими рестницами, своими руками, своими словами. Время без нее тянулось мучительно долго. Рядом с ней пролетало мгновением, и уносилось в прошлое и оставалось в памяти зарубками, которые у каждого человека остаются на всю жизнь, теми мгновениями счастья, которыми каждый  человек дорожит, как самым необыкновенным.
      

             Пришел еще один новый год, в котором уже чувствовалось скорое расставание, через полгода мне нужно было уходить в армию, а это долгие-долгие два года. Готовиться к ним нужно было заранее. Мы это знали и старались насладиться как можно больше друг другом, чтобы  хватило на долгие месяцы, которые  нам предстояло прожить друг без друга. В наших фантазиях мы рисовали то, как мы будем ждать; то, как мы встретимся после этих двух лет.
           Понимая, что это была неизбежность, в какой-то мере даже радовались тому испытанию, которое нам предстоит пережить, мы гордились той уверенностью, что мы готовы ждать. Ни в коем случае даже мысли не было о том, чтобы что-то было иначе. Но что могло быть иначе,  если мы жить друг без друга, кажется, не могли.

             Пролетела предармейская весна, началось лето, июнь месяц, со дня на день меня должны были забрать в  армию, вызывали на призывной пункт. И вот настал тот последний день. Это была пятница, вечером меня вызвали на призывной, определили в команду, в которой я должен был утром уехать в 6 часов утра. После распределения я махнул через забор, бросился к телефону-автомату, набрал ее номер, жутко волновался, что ее вдруг не окажется дома, но она подняла трубку, и я сказал, что у нас есть еще один, последний вечер.
               Мои родители уехали на дачу, проводив меня  еще днем, квартира была пустая.
          
         Страстно, со слезами на глазах занимались любовью, потом я захотел есть, пожарил себе яичницу. Она сидела рядышком на кухне и смотрела на меня. Слезы капали ей на руки, она роняла слова любви с такой тревогой, такой необъяснимой нежностью, что у меня яичница застревала в горле. Я встал, чтобы убрать тарелки, она сползла со стула, обняла мои колени и рыдала в них взахлеб. Я попытался двинуться, но не мог; она не отпускала меня, изо всех сил обнимая как будто бы  хотела оставить меня себе.
                Свое сердце я оставлял ей, а ее взял, положил глубоко-глубоко в груди, зная, что там, именно там ее сердцу место. Она не могла говорить, слезы застилали глаза, она всхлипывала, пыталась что-то сказать:
                - Я люблю тебя, - со вздохом проглатывая слова снова обнимала,  не в силах подняться. Силы как будто ее оставили,  но  она продолжала стискивать мои колени. Как будто бы это было в последний раз.
- Что ты, милая. Два года пролетят, как один день. Это же счастье - иметь возможность проверить наши чувства.
- Да, - кричала она
- Это счастье. Я буду ждать тебя, буду ждать, все два года, каждый день.
- Писать будешь?
- Будую буду писать тысячи писем, тысячи строк, тысячи слов. Я тебе пошлю тысячи поцелуев.

              Расставание наше длилось, казалось было, вечно. Наши руки слились воедино. Сердца, которые жили одной жизнью, вдруг нужно было разделить, разделить сотнями километров, разделить днями и ночами.  Мы были готовы к этому, мы знали, что наступит день, когда сердца снова воссоединятся, и мы так же беспечно будем бродить по     осеннему парку, как той первой осенью, когда мы с ней познакомились.

               Я сел на троллейбус, она осталась на остановке. До последнего поворота я смотрел вслед, и она мне махала рукой. Теперь, я знал - она меня будет ждать, и дождется, обязательно дождется, потому что в тех черных печальных глазах было столько любви, столько веры и верности, что я не мог не сомневаться в этом, и мы продолжали любить друг друга.
         

                Начались монотонные армейские будни, я с жутким нетепрением ждал ее писем, необыкновенно радовался, когда их получал.  А какие счастливые дни были, когда я их получал по два. Она знала, что мне они нужны, она писала мне самые теплые, самые нежные слова, покрывая их поцелуями, как бабочками.
            Я их прикладывал к груди , к тому месту где когда-то билось большое  и доброе сердце оставленное  ЕЙ  навсегда.
.               Казалось было,  что чувствовал вкус необыкновенно родных и сладких губ, которые дарили покой.

            Писем была толстенная  пачка, я их сначала носил на груди, потом делил их на 2 пачки и носил их в двух карманах на груди. Потом уже создавалось впечатление, что у меня,  у  самого  растет грудь, как женская. Пришлось их складывать в тумбочку. Но мне хотелось их носить рядом.  Она присылала мне свои фотографии, которые были чрезвычайно мне дороги.
         
             Через месяц у меня была присяга. Я очень просил ее приехать ко мне  в каждом  письме. Ко многим ребятам приезжали матери и девченки. Моя мама также хотела приехать ко мне. Я просил ее приехать вместе с мамой, но что-то не получилось. То ли родители не пустили, то ли на работе не вышло.
           Мне было очень печально. Прошел месяц, а как будто бы  тысячу лет без нее. Ее письма согревали мое сердце, но всё равно было тяжело. 

              Жуткая тоска, естественная для молодого солдата.

             Первое отлучение от родителей, от любимой и ещё такое длинное.  Все мы держались, кто как мог. Бывает, в укромных местах читали письма от любимых,  прикладывая их к сердцу, закрывали глаза, и уносились домой назад. Пролетали мгновенно сотни километров прибывали рядом с любимыми сердцами. Я рисовал себе картины о том, как она сидит у окна, пишет мне письма, смотрит в небо, ту скамейку, на которой я ее ждал часами. Время, казалось, летело быстрее.

           Пролетело лето, проведенное в учебной школе. 20 октября перевели меня в полк,636 авиационный  истребительный гвардейский полк. Просто сил не было, как я ее хотел видеть.

            Каждую ночь  снился милый сердцу образ. В каждом письме умолял я ее приехать. В каждом ее письме она мне обещала это, но что-то все время не получалось. Я начинал злиться, ругался, ругал себя, ругал весь свет, и продолжал ее ждать, продолжал верить, что вот скоро Новый год, и  этот  Новый год мы снова проведем вместе, как и два предыдущих. Мне казалось, что Новый год не наступит, если ее не будет рядом.
          Я писал ей требовательные письма, в которых начал ставить под сомнение ее чувства, что, если бы она любила меня, то она  бросила бы все и обязательно бы приехала. Это было, конечно, не так, но все-таки я очень хотел ее видеть.

             И вот осталось две недели до Нового года, она до сих пор мне не дала точного ответа, что она приедет ко мне, и я написал ей, очевидно, очень обидное письмо, в котором уже не просил, а требовал во имя любви, во имя наших чувств чтобы она обязательно приехала.
                Целую неделю не было ответа, потом вдруг прилетели несколько строчек:

            « Я так больше жить не могу.   Ты меня совсем измучил.  Больше я писать тебе не буду  и не приеду к тебе.   Живи своей жизнью.  Ты свободен, а я еще немножко погуляю  и наверное выйду замуж».
 
               Строчки сливались.  Пытался представить  себе это письмо шуткой. 
Сверял почерк, вдруг это злая  шутка подруги. 
Снова и  снова перечитывал. 
Скрипел зубами.
             
                Ночью  бегом в самоволку, на телефонную станцию, звонить ей
                - Как же так? Что же случилось?

                Она что-то плела невнятное, мне не понятное.  Да и что можно было услышать   в тех двух-трех минутах, которые  у меня были. Я просил ее успокоиться, не думать о плохом.  Просил каких-то ответов.   Хотел услышать прощения, чего, естественно, не получал.  Несколько раз еще бегал звонить, но результат был тот же - писем больше не было.


                Я думал, что с тоской сжималось сердце тогда, когда она мне  писала письма. Нет, всё было не так. Тоска началась именно тогда, когда она перестала писать.
                Вот это была тоска.

                В каждой белокурой девченке я видел ее. Мне казалось, что это какая-то ошибка, что, может быть, она хочет проверить мои и ее чувства.  Что она вдруг сядет на поезд и приедет ко мне нежданно, негадано, уже без  моего  призыва.


                Опять пролетела весна, за ней наступило жаркое лето. О ней было ни слуху, ни духу. Я уже не звонил, но все мысли были там на четвертом этаже возле нее.


             Меня перевели в другую часть в том же городке, в том же гарнизоне служить в штаб, и я поближе познакомился с начальником штаба нашей части. Убедив и его в том какое  за  хорошее молдавское вино и что меня стоит  заслать за ним я выторговал себе отпуск на одну неделю.

                Это было 2 августа 1985 года.  Я был вне себя от счастья.  Выглаженная парадка, билет в руках.   

                Просто не сомневался, что как только  ее увижу - она прыгнет мне на шею, как это было раньше, мы закружимся и улетим далеко-далеко, и все будет как по-прежнему. Ведь не бывает такого, чтобы любовь же проходила , если это любовь.

                А у нас именно она и была. Любовь, страстная до самопожертвования. Очевидно, было просто тяжело ждать, тяжело писать, точно так же, как и мне. Я знал точно, что все вернется.   Снова увижу любимые глаза, и второй год пролетит просто мгновенно. Мы снова будем рядом, мы снова будем вместе на всю жизнь, снова будем мечтать, уноситься на небо  в своих фантазиях.
   

           Аэропорт, такси, дом, быстрее к телефону.

           Опять родной телефонный номер - 448117, опять томительные долгие гудки, волнующие своим прерыванием. Вот-вот после этого, после вот этого,  ну, хорошо, после вот этого гудка  —  она снимет трубку и скажет: «Алле», - а  я  буду молчать.   Она скажет в ответ:
                « - Милый, это ты?», - она почувствует, обязательно почувствует, что это именно я молчу.   Что я рядом, что нас разделяют всего несколько сотен метров. И   
через несколько минут я бегом-бегом к ней...
          
                Опять гудки и ничего в ответ. Может быть, телефон сломан. Бегу к ней домой, долго протяжно жму на кнопку звонка, никто не открывает. Это был день, обед. Может быть, она на работе. Прыгаю в троллейбус. Еду к ней на работу, в справочную - она работала в ателье мод.
                - Где же моя любимая?
в ответ мне говорят: «Она уволилась, пару месяцев назад»
                - Где же она теперь?
                - Понятия не имеем

                Да что ж такое. Я был в замешательстве, ее нет ни дома, ни на работе, где она работает сейчас  - не знаю. Куда звонить - понятия не имею, где мне ее искать.
         Ведь я же рядом, она же должна почувствовать, что  я вот здесь, в этом же городке, рядом с ней.
              Решил заехать к ее матери на работу. Я знал где она работает. Это была пятница. Я приехал, поднялся в отдел, заглянул, поздоровался, спросил:
                «Где Юлия Андреевна?».
Мне сказали: «Она уехала, взяла отгул, и они уехали на море.

                Черт побери. Что же делать? Конечно, я знал куда они ездили на море. Это было на базе, на которой ее дядька работал директором, в Одессе, на Черноморке. Но ехать туда  сейчас - это было сложно и я не ожидал. Что делать, черт побери. Эти мысли неслись в голове, пока одна из сотрудниц не спросила меня:

            « А вы, собственно говоря, кто будете?».   

Я был не готов к этому вопросу.
Действительно, а кто я буду. Да я вроде и кто и никто.

                Я  просто  ЕЁ люблю. Я  просто  ЕЁ люблю. Я  просто  ЕЁ люблю.
    
            Эти слова глупо стучали  в голове  молоточком.   Сознание , как в тумане. Гражданка. Перелёт.  Любимой нигде нет. Я вдруг взял и ляпнул:
   
                «Я жених ее дочери»

             Теперь были они в замешательстве. Последовал еще один вопрос:

                «Простите, а какой дочери. Старшей или младшей?»,  -

           У нее была младшая сестра. Я ответил:

                «Старшей дочери», -

             На что эта женщина потупив взгляд заметила:

                «А старшая дочь вышла замуж позавчера, 30 июля, она вышла замуж за москвича, и уехала в Москву.”

           Хлопнула дверь.  Выбежал на улицу. Яркое солнце начала августа слепило  в глаза.   
   Земля под ногами шаталась.   Цвета не различал, только серый и ослепительный солнечный свет. Куда-то брел. В груди пустота. 
           С удивлением узнал, что любовь может принести чисто физическую боль.   Боль жила где-то в животе,  волнами подкатывая к горлу.   
             Железной рукой ревность сжала сердце или остатки его. Как же так? Я не мог поверить в то, что моя любовь теперь уже не моя любовь, а чья-то. Где-то очень, очень далеко от меня.
             
                Пачка сигарет.   Курить до фильтра, одну за другой.  Лёгкие болят.
  Как хреново от одиночества.   Нет  надежд, нет ничего. Есть только сигареты и пустота.

               

                -  Это неправда, этого не может быть, потому что любовь не умирает - вертелось в голове.

             Очнувшись, придя в себя только  лишь под вечер, пошел к другу  Владимиру, с которым мы были очень близки перед армией и вместе со  Ней  очень часто бывали у них в гостях. Все то, что напоминало мне ее было чрезвычайно дорого, даже друзья, у которых она бывала после того, как я ушел в армию.
                Он уже знал о том, что произошло. Как мог пытался меня успокоить.

- завтра суббота и воскресение, поехали ка мы с тобой на озеро, развеешься.
- Поехали, -
               
                Пожалуй, что еще можно было делать, только лишь  разве что вспоминать.         
       Воспаленное сознание рисовало жуткие картины ревности.  Я просил его рассказывать все то, что он о ней знает, и он рассказывал. 

                Буквально через две недели после того, как я ушел в армию, она пришла к ним в гости.   Пришла в гости с парнем. И это к моему-то другу.  Сказала, что это приятель. Но, пока  хозяева  готовили кофе на кухне и они оставались в комнате одни - они целовались. Владимир, проходя мимо полуоткрытой двери, это видел.

                Я не мог понять - как же так, всего лишь через две недели после того, как мы расстались. А как же быть  с теми словами любви, с тем прощальным вечером, когда, казалось бы, она просто не может меня отпустить.   Когда она обнимала мне колени и джинсы были мокрые от ее слез.

           Однако, правда была такова. Не только Владимир, а и еще несколько моих друзей ее видели с этим парнем.    Но что было удивительнее всего —  вовсе не за него она вышла замуж, за другого, с которым познакомилась позже.

                - А как же письма?  Ведь все эхто время она мне писала письма, полные любви, страсти, нежности. В каждом слове я видел подтверждение этих слов, в каждой строчке. Мне было совершенно непонятно - что произошло. 
                Чтож это как вирус, как болезнь ?    Когда абсолютно здоровый человек вдруг начинает хворать. Может быть, и она захворала также. И чем?

               Мне 20 лет, и разве я мог понять что происходило. Семь дней отпуска пролетели как один за разговорами  о ней и сигаретами. До трех часов ночи засиживались на берегу. Владимир как мог поддерживал меня.
      

                Снова  самолет.  Снова  ставшая  родной  часть. Оставшийся год, каким бы он ни был длинным прошел.   
                Демобилизация, и я вернулся домой.

Пустой город  встретил меня.   Город  в котором не было ее.   

               В   котором не было ладошек, в которых я оставил свое сердце.

          Я даже не знал где оно сейчас, где эти ладошки, которым я свое сердце отдал на хранение.    А   ее осталось у меня - такое нежное, наивное и упрямое одновременно.


                Потом прошел еще один год, практически ничего не изсменилось. Я также продолжал видеть в любой стройной белокурой девченке, ту  без  которой жизнь казалось пустой.
      
         И вдруг, однажды в кафе, стоя в очереди  за мороженым, я повернулся и увидел знакомое лицо и черты, которые мне очень сильно напоминали  близкого мне человека. Это была ее сестра, младшая.   Когда я уходил в армию, она была совсем еще ребенком, но прошло 3 года, и из 14-тилетнего ребенка она превратилась в прелестную девушку с огромной копной каштановых волос.
                Меня взволновала эта встреча. Через несколько дней я позвонил ей и предложил встретиться. Она согласилась. Потом была вторая, третья встреча. Мы стали встречаться, но так, просто так - казалось, во всяком случае. Мороженое поесть, в кино сходить. Пожалуй, даже достаточно редко. Иногда на несколько дней я пропадал.  И вот однажды, позвонив ей  как бы просто так, чтобы просто сказать, что я еще есть, спросил:
- Привет.   Как дела? Что ты делаешь?
Она мне ответила:
- Иду к тебе на свидание.
Жаркой волной пыхнуло в лицо, трубка стала липкой от пота.
- Да? - неопределённо,  то ли  спросил, то ли ответил я
- Конечно, Да.    Мы встречаемся.

              Мы бродили по парку, а потом начался дождь. Я укрыл ее своей курткой, она  была очень близка ко мне, и я ее поцеловал.      

                Мне самому не было понятно - что это? Новые чувства или ностальгия по старым. Я должен был разобраться в себе. Чуть позже  я понял - держа в своих объятиях  ЕЁ  сестру,  я думал о другой - о той, которая  была так далеко от меня.

            Не только потому что нас разделяли тысячи километров -- она была необыкновенно для меня далека, недосягаемо далека. И, чтобы ка-то хоть ее приблизить к себе, я обнимал  и целовал ее сестру.

              Мы встречались целый год, но каждый раз, когда я видел ее, я закрывал глаза.    Когда обнимал ее - мне казалось, что ее волосы светло-русого цвета, и глаза не голубые, как  те, что рядом - а черные, как запятые, которые далеко-далеко.  И в памяти далеко, и вообще.

               Однажды, будучи у нее дома, я взял  в руки телефонную книжку, стал перелистывать, и обнаружил там  телефон и адрес того места где жило мое счастье. Я его переписал к себе в блокнот, спрятал. Я очень хотел ее видеть. Я хотел ее видеть так же сильно, как будто это было несколько месяцев после моего ухода в армию.
          С   её сестрой мы встречались год и расстались. Только лишь в записной книжке у меня остался телефон и адрес.

                Я не знал, что  с ним делать. Я, конечно, мог бы прыгнуть в самолет,   лететь к ней.   Но я не мог, не мог простить, не мог понять. Может быть поэтому просто ждал того момента когда я  буду готов к встрече с ней.

             Но я знал точно, что когда-то я ее встречу. Я очень хотел ей задать один вопрос:

                -   Почему же? Почему же произошло именно так?

              Конечно, я предполагал, что действительная,  истинная причина того, что мы расстались крылась в том, что она,  скорее всего,  не любила меня.   Не любила меня так сильно и так страстно, как мне казалось.
            Ну чтож..... А раз это была не любовь, то  вполне  естественно, что она улетучилась за 2 недели.

          Это все мне было понятно, но это мне  подсказывала логика, ум,   а сердце говорило другое.   Я снова вспоминал последнюю нашу встречу, снова стояли перед глазами картины тех мгновений, когда я был счастлив.
      И что-то не вязалось. Выводы разума и голос сердца.....


               Годы летели один за другим. Прошло 9 лет с тех пор, как я ее не видел. А  тот вопрос, который я хотел  ей задать так и стучал у меня в висках.

               Все эти годы. Что я ее не видел, мне хотелось добиться чего-нибудь такого, чтобы когда мы встретились она очень сильно пожалела о том, что она потеряла. Хотел добиться успеха, стать удачливым бизнесменом, купил себе две дорогие иномарки. Ерунда конечно всё  это.  Но всё-таки......
 
             И вот, по долгу службы, однажды мне пришлось ехать в Москву.  Я сел в машину и поехал. В кармане лежала записная книжка, в которой горели телефонный номер и адрес. 

                Нет, звонить я ей не буду - вдруг она не захочет меня видеть. Лучше сразу домой к  ней. Заеду днем. Может быть, она будет одна .  С трудом нашел нужный адрес, высотный дом. Став перед дверью, я думал - что  ей скажу. А узнает ли она меня вообще, а что она помнит?
                Все эти вопросы вертелись в голове. Я стоял с поднятым пальцем, которым готов был нажать на телефонный звонок и не знал - стоит ли это делать.  Пробулькал звонок, в глазке мелькнула какая-то тень, за дверью послышался голос:
                - Я сейчас.
        Через минуту дверь открылась, и я увидел того человека, который эти девять лет хранил мое сердце. Те же белокурые волосы, волнистые, пышная челка  чуть на глаза.
- Здравствуй
- Здравствуй , - ответила она
- Могу я зайти
- Ну, что ж проходи.
- Вот был по работе, решил заехать, узнать как ты живешь.
- Живу. Семья. Двое детей, сначала работала, теперь нет, муж работает на фирме

Двухкомнатная квартира, сломанный видеомагнитофон, обыкновенная московская семья.

               Мы говорили два часа ни о чем, абсолютно не касаясь того, что было когда-то. Когда-то десять лет тому назад.

             Я так и не задал ей вопрос:
                -  Почему же?

         Услышать какие-то невнятные объяснения я не хотел.  Я хотел узнать правду, но видел в ее глазах, что она не готова мне сказать что же произошло когда-то  с той девчушкой, которая одиноко осталась стоять  на остановке и махала  мне вслед руками, пока я не скрылся за последним поворотом......


                Прошли еще годы с того момента.  С той девченкой. которой она осталась в моей памяти - уже нас разделяют 18  лет. 
                -     Так что же случилось?

Но я обязательно задам его.  Может быть? Просто еще не время. Может быть, нужно еще немного подождать.
                Любовь ведь не умирает.....
                Но я верю. Я задам, я обязательно задам.......
                Я верю ,  я услышу ответ........
                Сердца  то мы друг другу так и не отдали...........