Остановка

-Просыпаюсь. Утро (не очень оригинально, конечно, но в последнее время моя, ставшая «интересной» до потемнения в глазах, жизнь начинается именно с утра)... Открываю глаза и едва не падаю с кровати: рядом, уставившись на меня совершенно стеклянными глазами, лежит человек... мертвый... с уже посиневшим лицом и кровоподтеками на шее... Где я провел следующие 10 минут, догадаться нетрудно - извините, но бороться с естественной реакцией организма на подобное увиденному я еще не научился.
 Лишь после того, как я чуть не захлебнулся лившейся через край ванны водой, и жар не сменился легкой дрожью холода, я, кажется, начал приходить в себя. Когда шум в ушах несколько стих, я решил осмотреть труп...
 С трудом сдерживаясь, чтобы не вернуться туда, откуда только что вышел, я подошел к телу... Человек, лежавший у меня на кровати в не очень удобной для сна позе оказался, как я и предполагал, существом женского пола. Лет 20-23. С явными признаками недавнего удушения... Я не специалист, но по разорванному рукаву, четким синякам на шее, сломанному каблуку на одной из туфель и царапинам на лице смог сделать заключение о том, что девушка была именно убита - впрочем, как и все семь ее предшественниц.
 Эта чехарда с мертвыми продолжается уже неделю. Всем им было на вид лет 20-25. Я бы не сказал, что кто-то из них был вызывающе одет или накрашен - косметики и одежды в меру, такие вряд ли сразу обращают на себя внимание... обращали... по крайней мере... Но все - со следами недавнего удушения... И все появлялись под утро... Что за Санта Клаус мне их на третий этаж по ночам подбрасывает, я не имел и продолжаю не иметь ни малейшего представления.
 А началось это «Рождество» в прошлый вторник. В первый день, я помню только, что уполз из квартиры, стукаясь от головокружения обо все углы, какие только попадались мне в узком подъезде, наивнейшим образом полагая, что к моему возвращению все образуется само собой и это «все» лишь плод моего разыгравшегося воображения... Вернувшись в среду утром, я с удивлением обнаружил, что количество трупов увеличилось вдвое... Обе лежали на полу, хотя я точно помнил, что первую так и оставил лежать на кровати. Получить в подарок двух весьма не сговорчивых соседей на мои 25 квадратных метров однокомнатной квартиры в мои планы никак не входило. Поэтому я, усевшись на комод, придвинутый ко входной двери - так, на всякий случай, первым делом принялся решать жилищный вопрос незнакомок, не исключая, конечно, возможности их немедленного выселения. На все мои вопросы вслух девушки отвечали угрюмым молчанием, видимо, осознавая всю нелепость совершенного ими поступка. Вид у них был настолько жалкий, что я решил повременить с выселением и затолкал их в шкаф. Я закрыл все окна, задернул шторы... «чтобы ночью не залезли воры», так сказать... В соответствующие инстанции я обращаться не собирался - с моей стороны это было бы совершеннейшей глупостью. Зато я перерыл все скупленные в местном киоске свежие (и не совсем) газеты и журналы в поисках какого-либо упоминания о жертвах и обо всем, с ними связанном. И ничего. Никто не заявлял о пропавших, как будто их и не существовало. Более того, никто мне не звонил, никто не торчал у меня под дверью и вообще меня никто меня не тревожил. Кроме трупов, конечно...
 А трупам было чем меня беспокоить - они с хрустом ломали мое представление о мертвом как таковом... Выходя вечером того же дня, в среду то есть, после ужина из кухни, я просто упал в обморок: одна из сожительниц, нагло расставив ноги, сидела в кресле, вторая лежала на полу лицом вниз. Но это еще не все! Чуть позже я едва не лишился рассудка
второй раз: шкаф, откуда им... бред какой-то... удалось выбраться, оказался закрытым на ключ, который я позже абсолютно случайно нашел в кармане джинсов одной из них... Вы хорошо понимаете о чем я говорю?! Ключ, единственный ключ, торчавший снаружи в замочной скважине закрытого мной шкафа оказывается в кармане у выползшего из этого шкафа трупа, который предусмотрительно этот самый шкаф за собой закрывает... Чтобы окончательно не повредиться умом, я заставил себя поверить в то, что учебник биологии, по которому меня учили в школе, был написан не иначе как самим Лукрецием еще до нашей эры и что современная наука не только свято верит в загробную жизнь, но и располагает наглядными тому подтверждениями, развлекающими посетителей зоопарков. Фокус с ключом оставляю разгадывать последователям Гуддини...
 Санта же, по всей видимости, посчитал, что я недостаточно счастлив, и решил исполнить заветное желание, но не мое, а по той же видимости - патологоанатома, живущего этажом выше - в четверг круг моих знакомых пополнился еще одной задушенной.
 С телами надо было срочно что-то делать. Своим дерзким поведением и не менее дерзким запахом, ими источаемом, девушки вынудили меня подыскать для них новое пристанище - мусорные баки прямо у меня под окнами. Тащить трупы по подъезду было бы весьма неразумно. Поэтому я просто повыбрасывал их из окна и тщательнейшим образом проветрил помещение. Аналогичным способом поступал и с каждой новой гостьей. «Ночь - со мной, а утром - ты свободна»... Закидывал мусором, предварительно выгребавшимся мною из этих же баков, в 1800 приезжал мусоровоз, забирал мусор и через час возвращал их уже пустыми... А на утро я просыпался в надежде, что вчера была последняя, и неизбежно находил новую...
 Но что больше всего мне кажется странным в этой истории так это то, что я все еще был на свободе, а не сидел за решеткой. Согласитесь, человек, каждое утро выбрасывающий из своего окна тела мертвых людей, заслуживает чести до конца своих дней любоваться красотами тюремного двора и терпеливо выслушивать исповеди маньяков-насильников, к чему я, честно сказать, совсем не был готов...
 Уже среда, а я в который раз, стоя рядом с очередной возмутительницей моего спокойствия, не нахожу ответа на единственный вопрос: Что бы это могло значить? (вопросы более конкретного содержания я даже не решался посчитать)...
 Заварив чай и вернув на кровать успевшее сползти на пол тело, я начал размышлять... Сначала мне грезились серийные убийцы, потом колючая проволока, венки из которой украшали головы тюремных охранников, затем мне привиделись сторожевые собаки, оседланные полусгнившими трупами, пытавшимися укусить этих самых охранников, которые звали на помощь заключенных, прыгающих неподалеку со скакалкой, а вместо скакалки у них была колючая прволока, и заключенные часто об нее запинались и падали лицом на асфальт, громко ругая звавших их на помощь охранников... В общем - полный бред. Дав наиграться своему воображению, я попробовал мыслить здраво. Здраво у меня получалось только тупо пялиться в потолок. Впрочем, и без особых умственных утруждений было ясно, что так продолжаться больше не может ( и как я не додумался об этом раньше?) и что надо избавляться от трупа и валить из ставшей слишком известной среди мертвых квартиры куда-нибудь подальше. Быстро прикинув количество тел, считая их каждодневное появление обязательным, необходимых для полного заполнения объема моего жилища, я понял, что вернуться за мебелью и телевизором получиться не раньше, чем через два года - к тому времени кто-нибудь наверняка заинтересуется торчащими из форточек не очень приятной внешности ногами и вездесущие санэпидемиологи поспешат очистить квартиру от источника неожиданно распространившихся в этой части города инфекционных заболеваний.
 Нисколько не опечалившись сделанным выводом, а даже наоборот - порадовавшись столь длительному сроку расставания с моими проблемами, я принялся собирать вещи - к счастью, их оказалось так мало, что все они уместились в карманах моего пиджака. А радовался я не только тому, что обязательное утреннее посещение ванной комнаты наконец-то перестанет носить «выворачивающий» характер, но и еще и тому, что совершенно бесплатно предоставляется удобный случай отдохнуть и привести свое физическое состояние в человеческий вид. Отдохнуть я хотел уже полгода. Отдохнуть от работы и постоянной учебы. Да все никак не получалось - обязательно появлялись новые задания и новые проблемы.
 Давно хотел отдохнуть от Руарка Оыглойхукбиевича, начальника издательского отдела, будь он трижды проклят со своим именем и будь четырежды проклят его дед, давший имя его отцу, и будь неоднократно проклят весь род Оголкух... Оголхук... Огылохук... в общем, всех Биевичей. Мне же это имя по ночам в кошмарах являлось. Написанное на заборе черной краской... Но имя еще полбеды. Неделя интенсивных речевых тренировок с элементами языковой акробатики - и я уже укладывался в две секунды и почти не путал местами буквы й и к. Руарк открыто надо мной издевался, о чем, правда, не догадывался, по причине отсутствия всяческих к «догадыванию» способностей. В его стиле было отправить меня к черту на рога за оформлением договора о сотрудничестве с новым печатным домом, который по непонятным мне до сих пор причинам не имеет собственной бумаги и соглашается производить печать только на нашей, при условии, что она соответствует всем принятым нормам, о чем должен свидетельствовать сертификат соответствия, который, конечно, остался в отделе у начальника и о необходимости взять который с собой Руарк не удосужился мне сообщить, потому что забыл. И я терпеливо возвращался в отдел, тратя на это огромное количество времени, забирал документы и начинал свой путь опять, но только лишь затем, чтобы в конце его постучаться лбом в закрытую дверь, поскольку работают они до шестнадцати, а времени уже шестнадцать ноль одна. А быстрее я не мог, потому что свободной машины у этого... Чертпобериевича не оказалось, а моя, его же шофером разбитая месяц назад, все еще пылится где-то в мастерской, видимо, напрасно ожидая своего часа...
 Руарк мог заставить меня всю ночь ожидать прибытие новой мебели, которую, как выяснялось утром, привезут только через два дня - он просто перепутал день недели... Я был ему нужен с половины восьмого утра, хотя сам он являлся не раньше девяти, но бдительно через секретаршу следил за тем, чтобы на работу я приходил вовремя. Руарк был источником нескончаемого потока лившихся на мою голову задач, решение которых требовало предельных концентраций мысли и напряжений нервной системы: организация деловых встреч, банкетов и совместных переговоров, назначения на новые должности и увольнения персонала, размещение рекламных предложений, оформление заказов, закупка расходных материалов и т.д. и т. п. В ответе за все огрехи и нестыковки в первую и единственную очередь был я.
 Домой возвращался не способным производить действия сложнее падения на кровать и созерцания оконного проема.
 А по субботам ко мне приходили мои знакомые. Знакомые, и не более того. Шумной компанией они пили кофе, играли на гитаре, громко хохотали. К кофе, тем временем, добавлялось пиво и рыба, соленые орехи и охотничая колбаса. Я в очередной раз делал вид, что у меня болит голова (впрочем, она болела на самом деле), и, с просьбой просто захлопнуть дверь после ухода, извиняясь, уходил на берег реки, где до глубокой ночи смотрел за уплывающими вдаль прогулочными пароходами, на которых, наверное, текла настоящая жизнь...
 А по воскресениям должен был играть на ненавистной волынке в Доме Культуры в составе ансамбля нашего отдела, потому что я единственный владел доставшимся от прадеда столь редким инструментом, без которого ансамбль и не ансамбль вовсе, а по выражению Руарка Тугоухбиевича, «сборище уличных скрипачей». И не важно, что у меня нет слуха... Днем на волынке играл, вечером - учился на ней играть. И снова возвращался домой с головной болью и накрученным на волынку терпением, зная, что сам виноват в том, что у меня опять нет сил чем-нибудь замазать синяки под глазами, поговорить с кем-нибудь на отвлеченные от издательства темы - все друзья разбежались по злачным местам весело проводить время, а разъезжание по городу в их поисках спящим на заднем сиденье такси я считал несколько бесполезным...
 И снова наступало утро - и все опять пролетало мимо автобусного окна, перемешиваясь с бумагой, музыкальными инструментами и мебелью, к которым совсем недавно добавились еще и женские трупы. И мне становилось некогда...
 Упускать же предоставившуюся возможность отвлечься я не имел права. Потому с такой легкостью и без тени сожаления расставался со своим домом. Но поскольку мертвые к этому времени уже успели выйти из круга моего доверия, я не решился даже до следующего утра оставлять квартиру под присмотр развалившегося на кровати трупа - постучит кто-нибудь в дверь в мое отсутствие, непременно откроет, не спросив, кто. Хорошо, если дверью ошиблись. А если грабители? Какое сопротивление он, то есть она, им сможет оказать? Ее толкни - на глазах на части распадется. И на помощь позвать у нее не получится... Убьют как случайного свидетеля, и дело с концом... Нет, невинные жертвы мне были ни к чему, и, в целях большей безопасности, пришлось начать процедуру досрочного избавления, которая совершенно неожиданно затянулась, превратившись в изматывающую «А ну-ка парни» с чертами фатального умалишения участников этой забавной игры.
 Сначала я долго отматывал скотч, которым труп успел привязать себя к журнальному столику рядом с кроватью (применение ножниц без нанесения ущерба телесной целостности трупа было решительно невозможно). Отвязав, я с удивлением обнаружил, что девушка имеет массу никак не сопоставимую с ее комплекцией. Пришлось убедить умершую, что пудовая гиря, крепко зажатая в ее руке, в загробном мире никакой ценности не имеет и счастья обладательнице не принесет. Пока я нес труп к окну, девушка цепко хваталась за попадавшиеся ей под руку сумки, утюги, стулья, ручки шкафов, края ковра, косяки дверных проемов, углы дверей. Остановившись перед оконным проемом, я понял, что просто так от вредного трупа у меня избавиться не выйдет. Набравшись сил и упорства, я принялся запихивать девушку в открытую форточку - дальше головы дело не пошло - девушка ловко раздвинула руки в локтях, прислонив подбородок к груди - возвращать же закоченевшие конечности в исходное положение я даже не стал пытаться. Пришлось открывать окно, но не тут-то было - девушка быстро расставила руки и ноги в разные стороны, так, что не влезала в проем ни по вертикали, ни по горизонтали, ни даже по диагонали. Тогда я понял, что без грубой силы не обойтись - поставил труп на подоконник и, разбежавшись, толкнул его в живот. Девушка согнулась пополам и, сопровождаемая возгласами радости, наконец-то, вывалилась из окна. Я с облегчением вздохнул.
 Почувствовав необходимость расслабиться, движимое жаждой, мое тело потащило меня на кухню. Заглянув в холодильник и отыскав в нем среди банок с покрытыми плесенью помидорами и прошлогодним майонезом пакет свежего молока, я заметно повеселел. Прохлада наполняла разгоряченный после непредвиденных физических нагрузок организм и обращала мысли в светлое будущее, в светлости которого я даже не сомневался. И напрасно...
 Зазвонил телефон.
 Я это скорее почувствовал, чем услышал. Оглянувшись на свой телефонный аппарат, я понял, что это звонят мне, и звонят мне мои новые проблемы: телефонный аппарат бесстыдно молчал - звонки раздавались из открытого окна. Категорически не желая о чем-либо думать, я осторожно выглянул на улицу. Зрелище, представшее перед моими глазами, ввело меня в состояние легкой эйфории, плавно перетекающей в откровенную панику и неприкрытый ужас: зацепившись примотанным к правой ноге утюгом за торчавший чуть ниже моего карниза длинный металлический прут, когда-то служивший опорой для уличного фонаря, мерно покачиваясь, вниз головой, точно напротив окна второго этажа, висел сброшенный мною труп, в нагрудном кармане которого бессовестно торчала телефонная трубка. Звуки, ей издаваемые, не услышал бы разве что мертвый.
 Привлекать к себе внимание прохожих и соседей мне совершенно не хотелось - надо бы-ло поскорее заставить телефон замолчать. Минут пять я пытался дотянуться до трубки рукой, едва не вываливаясь из открытого окна. Еще пять я искал что-нибудь длинное с крюком на конце: палку, длинную проволоку, кочергу - не нашел. Телефон продолжал настойчиво звонить. Тогда я отважился вылезть на карниз и каким-то образом спуститься к трупу. Итогом еще пяти минут тщетных попыток стало осознание полной непригодности к занятию альпинизмом. Вообщем - мне надоело. Единственным способом решения проблемы было разрезание шнура, на котором болтался труп, что я незамедлительно и сделал - тело, неуклюже перевернувшись в воздухе и глухо ударившись об угол, свалилось в мусорный бак. Но даже оттуда телефон продолжал звонить, причем достаточно громко, чтобы не быть услышанным случайным прохожим. Через десять секунд я уже стоял внизу и, судорожно выгребая мусор, пытался найти неожиданно замолчавший телефон. Но ни трубки, ни ее хозяина мне обнаружить не удалось...
 Голова перестала соображать совсем. Мысли отчаянно путались. Я перешел в режим автопилота. Одно было ясно - мыть руки и бежать на вокзал.
 Пришлось вернуться, и что самое замечательное - я даже не удивился, увидев в кресле того, кого искал минуту назад: с невозмутимым выражением лица, неестественно склонив с обширным кровоподтеком в височной области голову набок, мертвая и упрямая, девушка держала в руках звонящий телефон. Я взял трубку. Приятный женский голос сообщил мне о необходимости прослушать оставленное сообщение. Набрав номер голосового почтового ящика, значившийся в записной книжке телефона, я прислушался: сначала долго молчали, потом сквозь шипение и потрескивание кто-то напряженным, видимо, от волнения, но удивительно знакомым мне голосом попытался сказать, как показалось, именно мне и что-то важное, но сквозь шум удалось разобрать только: «...посмотри на нее...», и все... Человек замолчал. Оператор сообщил о времени записи сообщения, но я уже не слушал - я смотрел на умершую... Я смотрел и думал, как же я раньше не обратил внимание. Я смотрел... и смотрел... и смотрел...
 И глядя на нее, я совершенно забыл о том, что мне надо куда-то ехать, я совершенно забыл о работе и знакомых, о Доме Культуры и об этой чертовой волынке, забыл Руарка вместе с его чертовым издательством, забыл о трупах, соседях и прохожих, забыл о мусорных баках и заключенных, сторожевых собаках и охранниках, забыл о мерзком запахе, забыл о молоке и прошлогоднем майонезе, о незакрытом шкафе и сломанном каблуке, телефонной трубке и уличном фонаре, забыл о том, что мне вообще что-то надо... Я забыл о девушке, на которую смотрел - остался сам факт бесконечно спокойного и ровного, бесконечно приятного созерцания бесконечной красоты, факт наблюдения за вечным...
 Так прошел час. А может быть, два. Может день - я потерял счет времени, это было уже не важно. Я понял, что мне лучше позвонить самому. Минут через двадцать ко мне постучали. Я знал, что рано или поздно это должно было произойти, поэтому без колебаний открыл дверь. Ну, а что было дальше - вы знаете...


 Яркое солнце освещало большой письменный стол с кипой аккуратно сложенных в правом углу папок с документами. Легкий летний ветерок сочился сквозь распахнутое окно, доносившее в комнату, внушительными размерами напоминавшую спортзал, пение птиц и чьи-то неразборчивые голоса, и наполнял воздух ароматом хвойной прохлады, осторожно перелистывая раскрытые страницы дела №1248, лежавшего в центре стола. Тень от высокого забора, который стоял немного поодаль, пугливо перебираясь через оконный проем, топила в темно-зеленом вольготно раскинувший в стороны огромные листья роскошный фикус, гордо возвышавший на подоконнике свое стройное тело.
 Доктор загадочно улыбался.
 Откинувшись в кожаном кресле, он теребил в руках край своего халата, пристально разглядывая человека, сидевшего перед ним. Однако, человек, казалось, чувствовал себя совершенно спокойно. Его ровный взгляд был устремлен вдаль, к высокому забору в раскрытом окне.
 -Вы больше ничего не хотите добавить? - продолжая загадочно улыбаться, доктор склонился над столом.
 Человек, не спеша, перевел взгляд на вопрошающего. Подумав с минуту, он ответил:
 -Нет. Пожалуй, что нет. Все остальное не имеет особого значения и уже давно, мне кажется, зафиксировано в протоколах. Почитайте дело, вы наверняка найдете там интересующую вас информацию.
 Доктор все еще улыбался.
 Вернувшись в глубины занимаемого кресла, он полистал лежавшую перед ним папку.
 -М-м... Что ж... Мг... Тогда, я думаю, на сегодня закончим, вы не возражаете?.. Вот и чудесно. - доктор сделал жест рукой стоявшим у входа в комнату атлетического телосложения санитарам.- Будьте любезны, проводите, пожалуйста, пациента в его покои. Александр Станиславович, проследите, чтобы... И потом зайдите ко мне, хорошо?.. Да, конечно, я пока буду здесь...
 Человек, сопровождаемый санитарами, не торопясь покинул помещение. Оставшись один, доктор прошелся по комнате. Улыбка сгладилась, отчего лицо приобрело сосредоточенный вид. Доктор над чем-то напряженно думал. Он подошел к окну и шумно, полной грудью вдохнул воздух. За тридцать лет работы в психиатричесих учреждениях с подобными случаями ему сталкиваться еще не приходилось. Нет, конечно, каждый случай по-своему уникален, но чтобы столько неразгаданного... Такое запоминается надолго, если не навсегда...
 Доктор посмотрел на часы: половина шестого. В шесть начинался обход, все прогулки для пациентов заканчивались. В семь приносили ужин. Обслуживавший персонал ужинал в половине восьмого. Но как главврач, доктор имел возможность поужинать в своей квартире, и как главврач имел возможность сделать это уже через полчаса. Но в этот раз, впрочем как и всегда, доктору удастся появиться дома не раньше девяти - была необходимость разобраться в накопившихся делах, подготовить отчет для министерства, составить список плановых мероприятий на новый месяц и сделать кое-что еще. Но все это после того, как он разгадает дело №1248...
 Закрывая глаза ладонью от яркого вечернего солнца, доктор внимательно следил за возвращающимися в корпус больными. Внешне эти люди ничем не отличались от здоровых - они так же ходили, приседали, бегали, прыгали, размахивали руками, так же удивлялись и радовались, сердились и ненавидели, так же ели, умывались, ложились спать, но их мысли, их переживания ( именно переживания, а не их внешние проявления), их внутренний мир был чем-то не похож на мир здоровых людей. Что-то было не так... Но как - так, доктор не знал. И не знал никто. Никто не сказал бы доктору, как должен выглядеть внутренний мир здорового человека, что чувствовать нормально, а что - нет, о чем стоит думать, а о чем - нет, в каких случаях радоваться, в каких - удивляться, когда смеяться и когда плакать... Никто не дал бы доктору ответы на эти вопросы. Это личное дело каждого, кто имеет способность к мышлению, это доктор понимал. Понимал он и то, что выносимый медицинским работником диагноз «психическое расстройство» есть не более, чем субъективное мнение небольшой группы лиц, и что подавляющее большинство больных таковыми себя не считают, и тогда становится непонятным, а от чего и для чего человека лечить?.. Единственным вариантом ответа было стремление той группы людей, которая ставила печать на заключение экспертизы, обезопасить, оградить себя от данного человека... Вообщем, чем больше доктор общался с больными, тем больше склонялся к мысли о том, что либо болен он сам, либо здоровы все те, кого он лечит... Печальный вывод...
 Раздался громкий стук. Доктор вздрогнул от неожиданности. В дверь просунулась коротко стриженная голова недавно уходившего Александра Станиславовича.
 -Док, вы хотели меня видеть?
 -Да, Александр, проходите... Вы меня напугали. Ну как прошло?.. Да вы садитесь, не стойте - в ногах правды нет.
 -Покорнейше благодарю, - Александр Станиславович шумно свалился в кресло.- Обошлось без неприятностей. Не возражаете, доктор, если я закурю?
 -Да ну что вы, курите наздоровье. Я никогда не против, вы же знаете... - доктор присел на край стола.- Я просто хотел спросить, что вы думаете об этом деле? - большая ладонь легла на раскрытую папку.
 -Да... Не простой, док, достался вам пациент,- густое облако дыма растворилось в воздухе.- Хотя, по-моему, ему место совсем не здесь, а в камере пожизненного заключения.
 -Но ведь тела до сих пор не найдены...
 -Для страдающего психическим расстройством человека описание убийств слишком детально.
 -Ну почему сразу - убийств? - доктор подошел к окну.- Нет ни орудия, ни мотива... ничего...
 -Неужели вы ему верите?
 -Я не верю, я пытаюсь понять.
 -Кстати, как его нашли?
 -На работе неделю не появлялся. Вот его начальник... Руарк... э-э... Огылх... Нет, Оглых... м-м... Оглох... Черт, фамилия из головы вылетела. Вообщем - не важно. Вот его начальник и забеспокоился, домой ему звонит - никто не отвечает. Обратился в органы. А тут как раз и он сам позвонил. Приходят к нему на квартиру, постучали в дверь. Он им и открывает - щеки ввалились, лицо синее, глаза широко раскрыты и бормочет про себя чего-то. Понятное дело, решили нам позвонить... Телефон, похоже, он сам отключил. В комнате небольшой беспорядок, но ни крови, ни частиц кожи или одежды предполагаемых жертв, ни, тем более, самих жертв, обнаружить не удалось. Зато нашли огромную стопку свежих газет и журналов...
 -Что насчет телефонной трубки?
 -Трубки?.. Ах да, трубки... Нашли в мусорном баке под окнами. Забавно, не правда ли? Установили владельца, точнее, владелицу и компанию сотовой связи, которой обслуживался найденный аппарат. Телефон оказался зарегистрированным на имя некой госпожи... госпожи... м-м... совсем память потерял... Хоть убей - не помню. Но по указанному в договоре адресу, который по непонятной причине отсутствует на всех современных картах города, никто с обозначенной фамилией не живет и жить никогда не мог, поскольку адрес принадлежит давно заброшенным складским помещениям. Не трудно догадаться, что их обыск ничего не дал...
 Доктор замолчал, глядя на летавшую за окном большую ярко красную бабочку.
 -И знаете, что еще, - он повернулся к испускавшему обильные клубы дыма Александру. - В компании нам сообщили, что за последний год с телефона было сделано всего три звонка. Все три в день задержания. Первые два с перерывом всего полторы минуты, последний, в участок, минут через пять после второго - все сделаны совсем незадолго до того, как к больному пришли... Один звонок в участок, один на голосовой почтовый ящик... Куда был сделан еще один звонок, ума не приложу...
 -А что он говорит о человеке, который оставил ему сообщение? - Александр потушил дымившую сигарету и, щурясь, посмотрел на доктора. -Он утверждает, что разговаривал с самим собой...
 Повисла минутная пауза. Бабочка скрылась из вида и доктор перевел взгляд на садившееся за высокий забор теплое июльское солнце.
 -Знаете, док, что мне на самом деле интересно? - спросил Александр.
 -Поделитесь, коллега.
 -Мне интересно, как она выглядела. Что было в ней такого, что привлекло его внимание. Привлекло настолько, что он решился на звонок в участок, совершенно ясно для него означавший окончание свободных дней?
 Доктор снова повернулся к Александру.
 -Мне кажется, дело не в ней. Или не совсем в ней. Во всяком случае, сама по себе она не является ключевым звеном этой истории...- доктор оживился. - Предлагаю подумать над этим по ту сторону окна. Свежий воздух располагает к свежим мыслям. Прогуляемся, Александр Станиславович? - Александр кивнул в знак согласия и доктор направился к шкафу. - Я только халат переодену, а то всё в белом да в белом, от пациента не отличишь... Кстати, я совсем забыл сказать, этим делом заинтересовались в центре, послезавтра к нам приезжает их представитель, надо подготовить материалы исследования и мне понадобится ваша помощь. Не возражаете?.. Вот и чудесно...
 Доктор открыл шкаф и побледнел: перед ним лежала девушка... Лет 20-23... мертвая... с явными признаками недавнего удушения. Доктор не был большим специалистом, но по разорванному рукаву, четким синякам на шее, сломанному каблуку на одной из туфель и царапинам на лице смог сделать заключение о том, что девушка была именно убита...
 -Док, что с вами?
 -Нет, Саша, ничего... Сердце, наверное... Просто я... Просто, мне показалось, что я понял... Да, мне кажется, я понял... Пойдемте, Александр, я вам расскажу... - закрыв шкаф на ключ, слегка пошатываясь, доктор направился к выходу.
 -Да, если увидите горничную, передайте, чтобы эту комнату не трогала. Я как-нибудь потом... сам уберу...