Обречённая на счастье

Она знала: вечером придёт Смерть. Не важно откуда, не важно какая - единственное, что имеет значение: смерть - конец всего: ранений, угнетённого существования - всей этой тошнотворной жизни...
С детства она болела тяжёлым неизлечимым недугом, который полностью изменил её внешний и внутренний облик: и тот и другой были хрупки и чувствительны, болезненны и прекрасны. Нельзя сказать, что она была умна, но в отличие от большинства своих ровесниц часто размышляла, и главное - вела замкнутый образ жизни, который многие, по неизвестной причине, принимают за интеллектуальное отрешение. Прекрасна? Нет, у неё не было массы  поклонников: девушка обладала какой-то мёртвой, потусторонней красотой, как и ангелы, она была одинока. В ней было всё: идеальное мраморное тело "Милосской Дамы", тонкие черты лица, вьющиеся длинные волосы - но всё это было мертво и холодно как камень и склеп, как мрамор и алтарь. Осознавая свою красоту, девушка не могла понять причину неудач и списывала их, как и всю свою жизнь, на проявление влияния какого-то злого рока, преследовавшего её с самого рождения. Размышления о действиях в случае получения заблаговременного известия о сроках своей кончины, занимали основную часть её свободного времени. Она выстраивала разнообразнейшие планы от самых фантастичных и безумных до расчётливых и реалистичных. В юности - самый горький период своей жизни - девушка часто даже мечтала об этом, так как существование не имело смысла: впереди, сквозь тьму и отвратительную, убивающую пустоту, виднелась лишь одна дыра - грязная, узкая, бесцветная, сквернопахнущая нора, конца которой или не было, или же его скрывала та же тьма, что и окутывала вход. Для самоубийства она была слишком слаба и безвольна, но даже если бы произошло чудо и в её разум вошла бы вся сила несчастных и угнетённых этого мира - и тогда она не убила бы себя, не уничтожила бы сразу. Перед смертью она желала получить то, в чём ей было отказано при жизни, стать тем, антиподом кого она являлась: девушка хотела стать Судьбой, властительницей человеческих жизней и мыслей, её существо требовало только одного - хотя бы один день, хоть несколько часов, абсолютного безграничного удовольствия. Насилие и смерть, радость и любовь, месть и унижение, еда и деньги - это было её мечтой. Стать Королевой Судьбой, прожить день длиннее всех лет бессмысленного существования - и только затем уйти - самой оборвать нить Мойр. И дело тут не в неизбежном наказании, уготованном ей толпой, а в нежелании тратить силы и эмоции на доживание своего века - ведь гораздо приятнее умереть в полёте, чем на дне выгребной ямы. Она жила, мечтала, молилась Богу, в которого в душе не верила, только об этом дне - она ждала, но не верила в возможность его прихода. И вот он настал…
Это новое, необъяснимое, пьянящее чувство близости недосягаемого охватило её ещё за несколько секунд до пробуждения. Невозможно было разобрать: явилось ли это чувство причиной пробуждения или наоборот. Но это, как и всё то, что было связано с его возникновением и развитием, её не интересовало. Только действия имели смысл, нужно было спешить Жить, необходимо было привести в действие весь план - в этот момент истины, вершину жизни и смерти, рассуждения были бессмысленны и бесполезны.
Но она не спешила, вместо того, чтобы, не теряя не секунды, сразу начать действовать глобально, девушка неспешно встала с кровати, оделась, почистила зубы и, что совсем удивительно и алогично, застелила кровать. Привычка, не просто поборола волю человека - она уничтожила её, подчинив себе, и издевательски насилуя в самые ответственные моменты жизни. Произведя все эти действия до неприличия медленно, девушка, наконец, пересилила своё апатичное, "растительновидное"  второе "я" и решила начать активно действовать, но именно в этот самый неподходящий момент она уже не хотела этого - не хотела убийств, погонь, грабежей - сейчас, когда цель стала так близка, её существо не желало величия небес и королевской жизни на мгновение - невероятно, он требовал того самого ненавистного скучного жалкого цикличного существования. Вместо трудной роли Судьбы он выбрал спокойное бытовое времяпрепровождение! Но вся эта революционная волна поднималась в глубинах её сознания, и мозг сумел временно сдержать её. Казалось бы, вот оно счастье… Сколько лет стремления, времени потраченного на разработку планов к этому дню и неужели из-за какой-то апатии всё это отправить к чёрту?! Умереть как кролик, как насекомое?! Возбуждая себя этими мыслями, а также воспоминаниями из детства, она вышла из дома, устремляясь в неизвестность, в бой, обещающий всё, но требующий невозможного. Вперёд в бездну, на пути к вершине, ведущей блестящей дорогой во тьму.
Яркий свет, излучаемый огненным диском, ударил ей по лицу и, будто тупым лезвием, полоснул по глазам, а уже через секунду, как бы в насмешку, доставив эти мучения, исчез - исчез, чтобы уже больше не появиться во всём своём блеске на небосклоне этого дня - чтобы уже больше никогда не осветить всем своим огненным светом эту микроскопическую часть мира, окружающего девушку. Но и этот каприз светила не добавил необходимой агрессии в её сердце. И даже ощущение силы, о которой она так мечтала, заключающейся в огромном кухонном ноже, сжимаемом ею левой ладонью под правой полой плаща, не занимал её мыслей. Она думала о желании, сжигавшем её душу всю жизнь - нестерпимом желании убийства. Оно фокусировало в себе одновременно три цели: почувствовать себя богиней, свершив судьбу человека; отомстить своему врагу; а главное получить новое ни с чем не сравнимое удовольствие от унижения своей жертвы, её страха, почувствовать тепло её последнего выдоха, её крови… Она уже почти настроила себя на это и нетерпеливо ждала трамвая, чтобы как можно быстрее приняться за дело…
До  нужной остановки оставалось не более пяти минут, перед глазами крутилась одна и та же  картина: удар ножом в белую, упругую плоть, какое-то мгновение сопротивляющуюся давлению убийственного металла, и алый мощный нескончаемый поток, бьющий со всей неиспользованной жизненной энергией: кровь заливающая и погребающая под собою всё, кровь затмевающая мир: алый пол, алые стены, алое небо… И вдруг сквозь эту красную пелену застлавшую ей взор, девушка увидела стоящее рядом с собою маленькое создание - ребёнка лет пяти, с потупленным взором и обиженным выражением лица. В одно мгновение Мегера растаяла - исчезла под потоком материнских чувств захлестнувших девушку, они утопили в себе всё: обиду, жажду крови, насилия, мести… Инстинкт снова убил посланника разума, напомнив ему, кто есть истинный хозяин человеческой жизни. Этот диктатор всех действий и деяний опустошил "без пяти минут убийцу". Едва не лишившись чувств от такого быстрого взлёта, и такого оглушительного падения своих надежд и эмоций, девушка, почти без чувств, опустилась на сидение. Несколько секунд она приходила в себя, отрешившись от всего реального мира. Когда же она снова вобрала в себя действительность, первым, звуком, достигшим ее мыслей, что различил её слуховой орган был оглушительный шёпот, возмущённо потрескивающего старческого голоса. До её воспалённого сознания доносились отрывки последних фраз, раскалившие мозг: "Какая ужасная молодежь пошла… Вот мы такого себе и представить не могли… Девушка, а уже напилась, на сидение запрыгнула, хотя видит, что рядом стоят два пожилых человека… Вот я например ветеран… А ведь так себя ведут не только алкоголички вроде неё… Нам такое и в голову прийти не могло…" Всё это перемежалось одобрительным кудахтаньем, напоминающем звуки "да-да" и "и не говорите". Кровь хлынула к голове. Девушка вспыхнула. Её охватила самая страшная ярость - ярость осознания безответной несправедливости. В одно мгновение из головы исчезли все мысли и как-то рефлекторно, автоматически, ничего не осознавая и не получая никаких эмоций, она вырвала нож из-под полы и ещё до того как кто-то успел что-либо понять вонзила его по самую рукоять под правое ребро старухи. 
Жертва испустила воинственный клич боли, напоминающий пожарную сирену, и, словно клешнёй, вцепилась в рукав стоящего рядом мужчины возраста Шуберта. И надо же было такому случиться, что именно в этот момент открылись двери трамвая, а вся немногочисленная людская масса, находившаяся в салоне, в первое мгновение бросилась к старухе… Определённо это был её день: двенадцать часов вознаграждения за двенадцать лет унижений... И этого мгновения сполна хватило, моментально пришедшей в себя, девушке: в два шага она выскочила из трамвая, выплатив Судьбе за своё спасение лишь незначительную контрибуцию в виде орудия убийства. От малочисленной и апатичной группки людей, наметивших погоню, она ушла достаточно легко, благо это был хорошо знакомый ей ещё с детства район, где все переулки и грязные, забрызганные помоями, животными и людскими фекалиями, улочки были ей роднее собственного двора. Именно здесь она прогуливала школу, пряталась от врагов и родителей, именно в этом отдалённом районе жила когда-то её единственная за всю жизнь подруга. Наконец, девушка вышла к старому заброшенному скверику, когда-то исполнявший роль зелёного насаждения в детском саду. Усевшись на, наполовину ушедшую в землю, изрезанную, полусгнившую скамейку, она попыталась вспомнить: какой пункт идёт следующим по списку в её плане. Об убийстве более не стоило и помышлять, да и свершившееся не доставило ей ровным счётом никакого удовольствия. Нельзя сказать, чтобы её мучили угрызения совести - нет, о жертве она совсем не вспоминала, от неё в памяти осталось лишь чувство омерзения, досады и, самое удивительное, отвращения, как к раздавленному таракану. Нет, совсем не так представляла она себе убийство, не об этом она мечтала. Когда девушка постаралась подумать о своей желанной роле Судьбы, у неё почему-то перед глазами всплыл образ новой, поблескивающей на Солнце, бутылки "Дихлофоса". Рефлекторно, как какой-нибудь дервиш в религиозном экстазе, покачав головой, она попыталась развеять неприятные воспоминания, а главным образом, вызванную ими картинку, как назло не желавшую исчезать. Но "киллера насекомых" сменил гораздо более опасный "убийца": девушка узрела, одетую в жёлтые  одежды, посланницу Смерти - Тоску, пронзившую её мечом апатии и несколько раз уколовшую, в уже погибающую душу, копьём противоречия по отношению к обязанностям перед своим счастьем. Ей уже не хотелось ничего, кроме спокойствия. Мысль о любом действии вызывало почти физическое чувство тошноты. Не прошло и пяти минут, как ушла и Тоска, но рана от её, бьющего без промаха, оружия, этот страшный гноящийся шрам на душе, - остался, чтобы истязать, как ядовитый солитер, её интеллект, чтобы бороться изо всех сил с ослабевшим иммунитетом сознания обречённого человека. Время, как песок из мешка, уходило из неё. Собрав последние силы в комок, она постаралась поразмыслить над своим следующим действием, но как только  наметился какой-то, незначительный, но всё же прогресс, в её мысли ворвался очередной, вечный и злой как Агасфер, посланник инстинктов: на этот раз исходивший от пищеварительного тракта жертвы своего счастья. Этот посол "вечного императора" добыл из памяти сообщение, что она ничего не ела уже более двенадцати часов. По этому поводу перед её внутренним взором высветились три пути. Если бы её кто-нибудь спросил ещё вчера - она не задумываясь выбрала бы первый: напасть на кафе, и силой, заключённой в страхе окружающих перед подчинённой ей смерти, взять всё что ни потребует желудок. Но сейчас этот путь представлялся ей наименее удачным: во-первых, она потеряла своё оружие, но основной причиной являлась другая - она устала… Именно усталость от послеубийтсвенного отвращения, а также бегства, укрывательства, убили её волю. По этой же причине отпал и второй вариант - украсть пищу. Находясь в полусознательном состоянии, она встала со скамьи и побрела в сторону своего дома. Она успокаивала себя тем, что последние события, точнее её реакция, чувства вызванные ими, простое недоразумение, что сейчас она подкрепится как в физическом, так и в моральном плане и тогда уж точно начнёт действовать.
Проглотив последний ком бесформенной и безвкусной каши, от которой её чудом не стошнило, девушка перевела свой пустой взор с бесцветной массы на полинялую, грязную стену… Уже в течение двух часов она находилась в таком полуобморочном состоянии... Как бы насмехаясь над ней, по стене в развалку, пьяный от обилия пищи, прополз жирный старый таракан. Ошалев от полной безопасности, насекомое, явно переоценив свои силы, бесцельно взобралось на прислонённую к стене лампу и особо  не сопротивляясь своими ослабевшими лапками рухнуло прямо на ладонь девушке. И почти тут же взмыло в воздух, пущенное сильнее, чем из катапульты, резким брезгливым жестом пришедшей в себя номинальной хозяйки квартиры. Все дальнейшие действия девушки напоминали прокручивание утренней видеоплёнки… лишь нож был чуть меньше первого...
В голове проносились какие-то глумливые отрывки идиотских фраз, мозг взбунтовался и отказывался работать… Вдруг из окна соседнего дома она вырвался припев какой-то непритязательной песенки: "You are my perfect drug". И так и не добившись ничего от интеллекта она в очередной раз воспользовалась порывом эмоций, требовавших любви и востребованности. Именно востребованности: стать для кого-то "наркотиком", "perfect drug". Какое-то время она, охваченная незамысловатой музыкой, ещё была движима этим порывом эмоций, но одновременно с последним аккордом девушку пронзила мысль о неподвластности этого чувства грубой силе и как следствие, почему-то, недоступности его для неё. И в это мгновение демон противоречия, захватив с собою в напарники паукообразную Лень, овладел ею. Как острые иглы вонзились в её голову мысли: "А зачем мне всё это надо?! Удовольствия я уже определённо никакого не получу, только издеваюсь над своим телом". Отчаяние в своих и небесных силах, ужаснейшее отчаяние найти счастье на этой скучной Земле охватило всё её существо.  Голова закружилась, перед глазами всё поплыло, кровь ударила в голову и как волна упала куда-то в район почек. Ноги подкосились и девушка рухнула, как подстреленная лошадь: сначала на колени, а затем, после секунды промедления, уткнулась лицом в песок. Но, даже изуродованное, сознание не отпускало её, в отчаянии она перевернулась на спину. Руки, в бесконтрольной всеуничтожающей боли погибающей души, сжимали комья грязного песка, челюсти беспрерывно, как у муравья, двигались вправо и влево перетирая хрустящие осколки, но ей казалось, что не песок это  вовсе, а колючая, подлая, тонкая нить - нить Мойр, которую она никак не в силах перегрызть, не может перекусить последнее паутинообразное волокно. Приложив, не поддающиеся никаким земным эпитетам, усилия девушка разомкнула слипшиеся от внутреннего ужаса веки и тут перед её взором развернулась ещё более страшная картина. Солнце, ещё недавно ознаменовавшее начало её тернистого последнего пути, окончательно поглотили иссиня-чёрные тучи, казалось сам ад идёт к ней, за её жалкой душонкой, пожирая всё на своём пути. Взглянув на небо, она увидела свою жизнь: да, жизнь, как и эти тучи, все последние годы, смертельные чудовищные мысли пожирали этот нераскрывшийся бутон - её талантливый интеллект. И нельзя было разобрать капли дождя или огромные аллигаторовы слёзы - слёзы животного проглотившего без остатка свою жизнь и не только так и не насытившегося, но даже не разобравшего её вкуса - скатывались по её, искажённому отвратительной судорогой, лицу. Тяжёлый свинцовый воздух, всасываемый её, прокалываемой  тысячами игл, грудью, разрывал воспалённые, вздрагивающие как в агонии, лёгкие.
-Сейчас, только сейчас… Ангел Смерти зовёт меня… Как же я раньше не понимала, что тучи - это чья-то смерть… Нет, мучений не будет, уж я-то точно знаю, Он мне обещает… Смешно, как же это  просто, и так смешно - одно маленькое движение и конец… Конец без мучений и ожиданий…  Молния, это знак… Ну пора…
Одним быстрым как мысль, как удар молнии движением девушка вонзила себе в шею нож. И последней мыслей пронзившей её затухающее сознание была: "Забавно, а ведь у меня сегодня день рождения…"

26.09.00.