К вопросу о рейтинге, или Читайте, господа, книги

Дважды в своей жизни, говоря языком шахмат, я получал мат в совершенно безобидной ситуации. И даже не так – ибо любое сокрушительное поражение подразумевает наличие предшествующего сему событию противостояния и – соперника. Я же просто получал доской по голове – без всякой борьбы и объяснений от настороженно замеревшего пространства, что трансформировалось на расстоянии, конечно, в тихо повизгивающего от полученного удовольствия мерзавца.
В первый раз это почти выглядело так же, как описано у Анатолия Рыбакова в его повести, когда-то очень популярной, о Кроше. И чувства, что я испытал, были сродни тем, что пережил книжный герой. Я стоял на перроне, провожая глазами поезд, увозящий моих жену и детей к Азовскому морю. В общем-то в любом фильме, где так или иначе обыгрывается слово «разлука», есть подобная сцена, её подтверждающая. Набирающий скорость состав, жиденький рядок провожающих и обязательно кто-то вперивающий тоскливый взгляд в игриво покачивающие боками вагоны – в предчувствии мучительного, как боль в затылке, одиночества. Сознаюсь, иные мысли занимали меня. Воздух заманчивой свободы был не столь сладок. Спровадив родных отдыхать, я намеревался за две недели, «отпущенные» мне, сделать в квартире ремонт. И в тот момент, когда порядок действий уже казался очевидным, – «естественно, что следует начать с побелки потолков...» – липкий тягучий пятак, ловко пущенный по дуге, в аккурат закончил свой короткий путь на моём лбу. Мимо проплывал последний вагон, а вместе с ним в открытом окне – расставленные локти и ухмыляющаяся рожа того, кто плевком пометил мою вывернутую наизнанку особенность. Он уносился в даль, этот меткий и смелый стрелок, который немало поработал для достижения результата челюстями и слюнными железами. И, недосягаемый, находящийся в полной безопасности, он, безусловно, торжествовал, видя мою растерянность. Через секунду лицо превратилось в точку. Но я за секунду постарел от унижения на сто лет, тогда как он – мастер филигранного харчка – за это время ещё более утвердился в мысли, наверное, что миром правит безнаказанность.
Во второй раз... До сих пор я убеждаю себя, что зыбкая пустота, никак не материализовавшаяся, тогда была серьёзно больна – ну, скажем, психическое расстройство подтолкнуло её к таким действиям. Хотя я знаю и понимаю, что это не так. И не потому что дом, в поле тяготения которого я попал, был самый обычный, жилой (вовсе не «жёлтый»), а потому, что проделанное требовало помимо изощрённости, на что, известно, душевнобольные тоже порой горазды, ещё и точного расчёта. И сей расчёт (или, если угодно, спланированность) был той искрой, из коей возгорелось пламя желания совершить подлость – окончательно и бесповоротно. Вот и ломай голову, решай, кто, после того, нормальный, а кто – нет.
Москва. Центр города. Или – почти центр. Станция метро «Октябрьское поле». Центральная улица, кажется, вытекающая из пасти подземки. Я сейчас уже и не помню, каким ветром меня, командированного, занесло в тот район. Может, по делам. В общем-то ориентировался я замечательно в столице: уж столько было хожено-перехожено в своё время за пять лет учёбы в институте.
Зима. Был тот час, когда грань между днём и вечером размыта, неясна: быстро тускнеют краски, теряют привычные очертания деревья и прохожие, однако это ещё не сумерки – это лишь ощущение перелома, что произойдёт спустя мгновения, в природе.
Многоэтажка. Обычная каменная коробка, выстроенная, скорее всего, в пятидесятые, до эры убогих «хрущёвок», когда пытались совместить архитектуру с претенциозностью: какие-то совсем неожиданные выступы, странной формы окна. Это, сознаюсь, я осмотрел пристально здание после полученного «подарка».
Вокруг было ни души: кто-то, как мышь в норе, терпеливо выжидал удобного случая, чтобы, взяв на себя функции Всевышнего, не манну небесную послать мне, одинокому бродяге, а с тщательностью завёрнутый в лоскут газеты изрядный шмат своего дерьма. Уж как он, невидимка, пыжился на унитазе, чтобы вышло не больше и не меньше, как он извлекал своё произведение и придавал ему нужную форму, доводя промежуточный результат до окаменелости, как упаковывал, – об этом можно только догадываться. Свёрток от удара о тротуар, покрытый коркой льда вперемешку с солью, лопнул и продукт человеческого идиотизма выпрыгнул, выказывая удивительную резвость, наружу – немного не дотянув до моих ног. Отвратительный это букет: зимняя свежесть и растревоженная вонь.
Я поднял глаза кверху. Конечно, никого. Мёртвые стёкла. Кое-где, правда, уже зажгли свет. Дом выглядел безжизненным, но я знал: за одним из проёмов притаилась хохочущая пустота. Тень.
И вот история, плавно перетекая из надоевшей реальности в многообещающую виртуальность, вновь повторяется. Желание напакостить исподтишка имеет скверное свойство быть постоянно в моде.
Я не большой охотник до чтения текстов с экрана компьютера. Удовольствие, кайф, что получаешь от «общения» с книгой, неторопливо переворачивая страницы, напрочь испаряется, когда начинаешь напряжённо всматриваться в испещрённую буквами неестественно белую простыню. Даже если текст замечательный. Может, это сила привычки. Тем не менее прогулки по литературным сайтам время от времени совершаю. Наношу «визиты вежливости» тем, кто побывал «у меня» в гостях. Или захожу «в дом» того или иного автора «без спроса», выбрав наугад адрес.
Я не люблю рецензировать написанное другими – со своим бы как-то, во-первых, разобраться. Во-вторых, считаю, что всякое дело надо делать профессионально. А в-третьих, каждый пишет как может: если талант есть, то это надолго. За деньги его не купишь.
Итак, вешки предварительно расставлены, и поле тем самым для основной темы обозначено.
Очередной променад дал пищу для размышлений. Всё бы ничего, да узаконенное хамство плотно поселилось и в заэкранном мире. Я понимаю, если бы автор – честное слово, язык не поворачивается присваивать сей «титул» человеку, о ком речь пойдёт ниже, ну да Бог с ним, – из каких-то практических соображений решил привлечь внимание читателей. Скажем, держа наготове изречение о том, что краткость – сестра таланта, написал бы всего одно-два слова и стал тем самым «нагонять» себе рейтинг. А что? Известна история, рассказанная Буниным, как Андреев хвастался перед ним, классиком, что он «спас» Горького-драматурга. Всё дело в заглавии произведения. Кратком и броском. «Публику надо бить в лоб и без промаху». И ампутировал Андреев название, что первоначально, по его же утверждению, звучало плоско и глупо: «На дне жизни». Словом, вот рецепт. Аршинными буквами даётся «шапка» – эдакая смесь таинственности и остроты, помноженная на изящество: «Смерть негодяя и два нуклона», к примеру. Или «По тоннелю вывернутой глотки». А под заголовком в суперлапидарном стиле вся суть пережитого «писателем»: «Восторженно торчу». Это, поверьте, будет похлеще Вишневского. Остаётся варево втиснуть в соответствующую рубрику и ждать наплыва «гостей».
Если бы «автор» поступил приблизительно так! Я бы его даже понял. Проведённый им эксперимент наглядно бы продемонстрировал, что все эти рейтинги, заходы – вещь надуманная и никак не соотносятся с талантом человека. Конечно, можно избрать другой путь и, корпя – мучаясь над словом, баллы популярности действительно грести лопатой. Почему бы нет? Одни завлекают тем, что описывают сочно размеры члена во рту и вкус спермы, «внезапно» ударившей фонтаном в нёбо; у них – своя аудитория, в основном состоящая из тех, кто постоянно держит потную ладонь на рычаге Архимеда между ног. Вторые, начитавшись Булгакова, Маркеса и – кого ещё там? – Касареса, Борхеса, Виана, на свой лад винегрет из мистики, непредсказуемости и фантастики сооружают. Третьи пытаются преподнести мелодраму. Четвёртые играют в прятки с психоанализом, следуя советам Юнга. Пятые... Есть, есть самостоятельные, крепкие работы.
Всё это очень даже нормально. Повторяю: каждый пишет так, как может. И подражание не такая уж вредная штуковина и может верно послужить стартовой площадкой – к большому творчеству. А тех, кто делает ошибки в письме, утешу: Гоголь, великий Гоголь не знал, как правильно пишется слово «штукатурка». «Щекатурка» – это не анекдот.
Но некий Андрей Жуйборода не пошёл ни так и ни этак, предпочёл заброшенный пустырь оживлённой улице. «Да не пошли бы вы все на ***, мудачьё», так своеобразно приветствовал он посетителей, этой же фразой толковище и заканчивая. Несомненно, собой он был премного доволен – поди, долго елозил кулачком по виртуальной груди от распиравшей его гордости: ай да Андрей Жуйборода, ай да сукин сын, учудил! И надо же: на тот момент, когда я «заглянул», очередь охочих до творчества гения лаконизма насчитывала более пятидесяти человек. А вы говорите – рейтинг!
И можно было бы тихо утереться и так же тихо записать данный инцидент под третьим номером в свою книгу непрощённых обид: в конце концов, когда в тебя метят говнецом в центре Москвы, это ещё обиднее, да вот – возникает некоторое непонимание.
Нет, писать я ему не стал. Поучать? Не стоит. В два года ребёнок чётко знает, что какать надо в ночной горшок, но отнюдь не в кастрюлю с борщом. А Андрей Жуйборода давным-давно вышел из детского возраста, и впихивать простые истины ему в голову – поздно. Захлёбываясь, как другие, от волнения (ненависти, обиды), отвечать: хряй отсель, погань плоскомерная, с указанием точного адреса куда хрять? Значит ему уподобляться. Объяснять, что визитёры бывают не только «мужеского полу», как-то странно: факт известный.
Я удивился тому, что организаторы сайта – люди, как я понимаю, усердно перелопачивающие ежедневно массу написанного в поисках чего-либо достойного, никак не отреагировали. Ведь вот же, читаю, что кого-то выдвигают в «лучшие из лучших», «десятки» составляются. Значит, процесс идёт – шестерёнки крутятся, валы вращаются. Ну, а как же тогда с пунктом шестым разработанных правил? И Комитет по обеспечению общественного порядка для чего? Конечно, конечно. Можно «произведение» броско назвать манифестом ( замечу, кстати, что манифест – это всё же обращение какого-либо движения, чаще всего политического, или литературной группы со своей программной установкой. То есть, следуя логике, не одного лица. И не от имени одного лица. Если же я скажу, что второе значение слова – «обращение верховной власти к народу», то опять же, следуя логике, надо незамедлительно решать, кто ныне правит страной – Жуйборода или Путин) и присобачить к сему псевдоним. Красиво! Остроумно! Ну, а те пятьдесят человек, что получили плевок в лицо – с ними-то как? Авторское право, пардон за невольный каламбур, даёт право так поступать? Заходи, дорогой, «на шашлык»? Кого-то это, видно, устраивает: «по приколу» написано – «по приколу» сделан вид, что ничего не произошло.
Не любила власть предержащая Пастернака. Поэта – как бы это поаккуратнее сказать, покорректнее, – многие собратья по цеху, признанные тогда классики литературы, чьи фамилии сегодняшнему поколению ни о чём не говорят, подтявкивая хозяевам-партократам, безжалостно травили. Положение усугубилось после издания романа «Доктор Живаго». Мало того, что впервые он был опубликован за границей – и Пастернака тут же поспешили обвинить в предательстве, мало другого, что он очернил советскую, расцвеченную всеми цветами радуги действительность и, по словам Казакевича, «изобразил Октябрьскую революцию, как досадное недоразумение», так он ещё стал нобелевским лауреатом. Поэт от премии отказался и под давлением многомудрых советчиков написал «объяснительное» письмо Хрущёву. Но были писатели с более крепким внутренним стержнем, что пытались Пастернака защитить – порой неловко и неумело. Говорят, что один из таких вот защитников (якобы Чуковский) Хрущёву заявил примерно следующее: писатель порой сам не понимает того, что написал.
И если даже предположить невероятное, что Жуйборода «не догнал», какую несёт ответственность за свои слова, то тогда ещё вопрос: как долго будет «этот всплеск гениальности», побратанный с вырожденческим энтузиазмом, жить-поживать на сайте, оскорбляя других?
Но, сознаюсь, самое противное в этой истории то, что, как и всегда в подобных случаях, сделавший пакость пытается за незримостью укрыться. Поэтому советую всё-таки налегать на книги.
Ну, вот оно – всё привычное, честно и открыто, на месте: и обложка, и фотография автора на развороте, и титульный лист, и текст, само собой, и цена... Да, кстати, о деньгах, о них, родных. Лучше большие деньги, чем высокий рейтинг, хотя одно без другого трудно себе представить. Хорошо сказано, но, увы, не мной. Хейли.