Ужин при свечах

Легионы елей, кутающихся в снежные покрывала, обступали Егорова, угрожая ему сгущающейся в ветвях тьмой. Снег выпал недавно и еще не успел затвердеть. Ноги проваливались и каждая верста давалась с трудом. До почтовой станции затемно не успеть.
Егоров погладил по лезвию топор, заткнутый за пояс. Ничего, даст Бог, управимся.
Западные облака набухли кровью, ели протянули по снегу длинные синие тени. Заунывный вой донесся издалека. Словно стон заблудшей души, потерявшейся между мирами. Но Егоров знал, что никакая это не душа - и слышалась ему в вое ярость и голод.
Небесную крутизну прокололи точки звезд. Сначала только самые яркие и крупные, но постепенно проявилась и мелкая россыпь. То и дело они гасли, скрываясь за облаками, и загорались снова.
Егорову казалось, что он видит как среди черных деревьев передвигаются тени, казалось, что он различает блеск глаз, чувствует запах и слышит не только вой, но и дыхание. В темноте таился ужас. Он жил там извечно, он был порождением тьмы. Она была его матерью, она произвела его из своего чрева. Отцом ему было безмолвие.
Смерть подбиралась к Егорову, он чувствовал ее дыхание в затылок. Умирать было страшно, как много еще не сделано, как мало осталось в прошлом. Слезы лились по лицу Егорова и сразу же застывали ледяными дорожками.
Он споткнулся об огромный корень сосны и упал лицом в снег. Все, жизнь кончена, подумал он. Вой раздался совсем близко. Вой и запах хищного зверя, отвратительный, тошнотворный запах.
Неожиданно Егоров уловил другой запах. Определить его не составляло больших трудностей. Это был хорошо знакомый запах домашнего очага. Спутать с чем-нибудь иным было невозможно.
Егоров поднял голову и стер налипший на лицо снег.
Вдалеке он увидел свет между деревьями. Свет оставался не месте и никуда не собирался двигаться.
Егоров встал и направился к нему. Чем ближе Егоров подходил, тем яснее становилось, что именно находится перед ним. Тени среди черных деревьев продолжали сопровождать Егорова, но теперь они были не страшны.
Хутор состоял из нескольких больших домов. Окна светились только в одном из них.
Егоров не стал стучать. Дверь, казалось, распахнулась перед ним сама, едва только он до нее дотронулся. Свет упал на порог, теплый и уютный свет очага. Егоров шагнул внутрь и вместе с ним в теплоту ворвался холодный воздух, сразу же заклубившийся вокруг ног, превратившись в пар. Егоров захлопнул дверь и потоптался на месте, стряхивая снег с валенок, потом заметил висящий на стене веник и воспользовался им, чтобы не тащить мокрого снега в дом.
- Ну и долго вы будете там топтаться? - прозвучал женский голос.
Егоров снял доху, повесил ее на свободный гвоздь и заметил сквозь открытый проем, в глубине большой комнаты, возле очага, темную фигуру.
- Здравствуйте, - робко сказал Егоров.
Женщина была одета в коричневое платье, белый передник и белую косынку. Лицо у нее напоминало по цвету сосновую кору. Совершенно невозможно было определить ее возраст. Может тридцать лет, а может и пятьдесят.
Женщина ничего не ответила на приветствие Егорова.
- Здравствуйте! - еще раз сказал Егоров, как можно громче, он решил, что хозяйка плохо слышит.
- Чего орать-то? - возмутилась она. - Проходи, садись. - Она указала на широкую скамью у стола. - В ногах правды нет.
- А в чем она, правда-то? - спросил Егоров, но женщина вступать в спор не пожелала, и ему не оставалось ничего другого, кроме как принять приглашение, пройти и сесть за стол.
Мебель была грубой и прочной. Все сделано из толстых досок. Ножки у стола сработаны из ствола в обхват толщиной. Поверхность стола пуста, если не считать двух медных подсвечников с огарками свеч и глубоко воткнутого с краю большого ножа.
- Хозяина нет дома. Скоро будет. Хотите есть? - спросила женщина, подходя.
Егоров оглянулся. Женщина стояла, уперев кулаки в бедра и широко расставив ноги.
- Да, с удовольствием. Я очень голоден. Но вы не беспокойтесь насчет платы. Деньги у меня есть, - сказал Егоров.
Хозяйка хмыкнула и ушла, высоко подняв голову и не убирая кулаков с бедер. Ноги у нее были маленькие и кривые.
Егоров положил локти на стол. Чудесная теплота немного сморила его. Глаза стали сами собой закрываться. Чтобы не уснуть, это было бы крайне неприлично, он сильно, до боли, навалился на стол и принялся осматривать комнату.
Очаг, как и все здесь, сделан был грубо, но прочно. Он был выложен из больших камней, ставших от времени и огня совершенно черными. Поленья в очаге догорали. Огонь стремился угаснуть. И в неверном его свете, Егоров различил в очаге неуместные предметы. Ошибиться он не мог. Ничем другим это быть не могло.
Человеческие черепа лежали вперемешку с поленьями.
Пять черепов лежало в очаге. Все они, кроме одного, были маленькими, детскими. Егоров почувствовал, как шевелятся его рыжие волосы. Душа его снова похолодела.
- Ох, огонь гаснет, надо подкормить! - сказала вернувшаяся хозяйка.
Егоров перевел на нее заледеневший взгляд. Женщина поставила на стол большую деревянную миску с гороховой кашей.
Егоров достал из-за пазухи ложку.
- Ну, слава Богу и ангелам его! - сказал он и принялся за еду.
Каша показалась ему холодной, как лед, и сперва он едва не подавился.
Женщина снова хмыкнула и вышла в сени.
Вернулась она с несколькими поленьями и принялась подкладывать их в огонь. Покончив с этим, она обернулась и уставилась на гостя. Егоров ел медленно, с трудом справляясь с холодной кашей, подогревая ее во рту, прежде чем проглотить.
Руки женщины на этот раз свободно свисали вдоль тела, как веревки. Губы ее шевелились, глаза оставались неподвижны.
Подпрыгивая и вертясь, в комнату вошла девочка лет восьми. Она была копией хозяйки, если не считать определенности возраста. Та же одежда, то же лицо, только все в миниатюре. Она держала тряпичную куклу за руку, ноги куклы иногда задевали пол. Против ожидания, она не была очередной копией хозяйки. Кукла являлась мужчиной - с рыжей бородой, синими глазами-бусинками, в добротной одежде, ладных сапогах. Девочка делала вид, что не смотрит на гостя, взглядывая на него украдкой, исподлобья, и тут же отводя взгляд.
Боком, боком девочка в конце концов приблизилась к гостю и протянула к нему сложенную лодочкой ладошку.
- Дайте каши для моего мужа, - попросила девочка.
- Не приставай к гостю, Варварка! - прикрикнула женщина.
- Ничего, ничего, я детей люблю, - сказал Егоров, зачерпнул ложкой каши и вывалил девочке в подставленную ладошку.
- Хорошо, что вы детей любите, - сказала хозяйка.
Варварка принялась кормить свою куклу.
- Кушай, кушай, - приговаривала девочка. - Бог кушал и нам велел. Не будешь кушать, умрешь.
Она подносила ладошку с кашей ко рту куклы, громко чмокала ртом, потом съедала немножко сама и снова подносила кукле.
Увлеченный девочкой, Егоров заметил хозяина, только когда он уже был рядом. Огромная тень легла на стол. Егоров вздрогнул и заметил, что воткнутый в стол нож исчез. Зато у тени он был. Преувеличенно длинный и извивающийся от неверного света.
Егоров ссутулился, сжал плечи, ожидая удара в спину.
- Ну что, пора уже, хозяюшка, заждался гость! - воскликнул хозяин громким низким голосом.
Между лопатками Егорова заструился холодный пот.
- Фу, глупый! - воскликнула Варварка, проглотила остатки каши из ладошки и убежала. - Глупый, накажу! - донеслось из-за полога.
Хозяйка ушла вслед за ней. Вернулась она, неся за ухо визжащего розового младенца. Он пускал слюни и мочился.
- Хорош, ну хорош! - обрадовано сказал хозяин, перехватил младенца, бросил его на стол перед Егоровым, так что голова младенца громко стукнула и он на мгновение затих, чтобы разразиться еще большим криком. - Вам понравится! - добавил хозяин и сильным ударом ножа в горло прервал жизнь младенца.
Маленькие ручки и ножки дернулись в последний раз. Розовые пальчики на левой руке сжались в кулачок.
- Ну вот, отличный эскалоп! - заявил хозяин, передавая жене мертвое тело.
Держал он его все тем же способом - за ухо.
Женщина унесла младенца.
- Вам понравится! - еще раз сказал хозяин. - Можете сами проверить, у нас все без обмана. - Он сделал широкий жест рукой, указав на дверь, за которой скрылась хозяйка. - Идите, посмотрите, как для вас жена моя готовит. Никакого обмана!
- Я верю, верю! - успокоил Егоров.
Он действительно верил - к своему ужасу. Лучше бы он посчитал все это затянувшейся шуткой. Но смерть младенца была реальной. Реальнее некуда.
- Если вы думаете, что мы вас обманываем, то скажите сразу, нечего держать это про себя, - продолжал мужчина. - Мы с вами честны, так будьте и вы честны с нами.
- Я верю! - сказал Егоров.
- И правильно делаете, мы люди честные, у нас никакого обмана! - заявил мужчина. Он положил свои большие, тяжелые руки на стол и уставился на огонь в очаге.
Молчание затянулось и стало неловким.
- Горит, - сказал Егоров. - Тепло тут у вас.
- У нас тепло, - согласился мужчина, встал, взял подсвечник с огарком свечи, подошел к очагу и зажег огарок. - Пусть горят, еще теплее будет.
Вторую свечу он зажег от первой и снова сел, положив руки перед собой.
Егоров поерзал на скамье. С кухни долетел запах жареного. Приятный запах, если не знать, что там жарится.
- Ну поедим, - сказал мужчина, радостно потирая руки.
Женщина вернулась с кухни, неся два блюда с ломтиками, обжаренными до румяной корочки. Кроме него на блюдах лежали тонко нарезанные огурчики, дольки чеснока и какая-то зелень.
Женщина подала прежде всего мужу, а затем уже гостю.
- Кушайте! - сказала она с улыбкой.
Егоров подцепил ложкой несколько кругляшков огурчика и не спеша принялся жевать их. Огурчики были ничего, малосольные, хрустящие, ароматные. Хозяин сразу взялся за эскалоп.
- Вы на мясо налегайте, - произнес он с занятым делом ртом.
- Да, непременно, - сказал Егоров, подцепляя ложкой ломтик обжаренного мяса и осматривая его.
- Вам что-то не нравится? - спросил хозяин суровым тоном.
- Нет, нет, все в порядке, я просто смакую удовольствие, - объяснил Егоров.
- А, тогда другое дело, - смягчился хозяин.
Егорову не оставалось ничего другого, как только взяться за эскалоп и давясь, но не показывая виду, что это происходит, съесть все, что поставила перед ним хозяйка.
- Утро уже близко, скоро заря разгорится, мне пора, - сказал Егоров, проглотив последний кусок.
- Ну, конечно, конечно, только сначала расплатитесь сполна по счету! - воскликнул хозяин и дружески похлопал гостя по спине, отчего последний проглоченный кусок едва не вылетел обратно.
Егоров закашлялся, на глазах выступили слезы. Он полез за пояс и выудил небольшой кожаный кошель, в котором глухо позвякивали медяки.
- Сколько я вам должен? - осведомился Егоров, высыпая на ладонь несколько тусклых кругляков.
Хозяин покачал головой и издал отрицательное мычание.
- Нет, нет, только не деньги! - заявил он.
Егоров уставился на него в полнейшем недоумении.
- А чем тогда? - Он подумал, что его заставят рубить дрова или еще что-нибудь, но ведь за деньги можно нанять и другого работника. Почему хозяин сказал, что только не деньги? Чем его деньги не устраивают?
- Убери, - сказал хозяин и Егоров послушно ссыпал медяки обратно и убрал кошелек за пояс. - Варварка тебя проводит, - пояснил хозяин и его пальцы до боли сжали плечо гостя. - И не вздумай чего...
- Да я и не думаю! - искренне заявил Егоров.
- Варварка! - крикнул хозяин.
Вновь появилась девочка. На этот раз она была без куклы, зато с лампой. Она передала лампу хозяину и он зажег ее от свечей. Лицо девочки выражало очень большую серьезность.
Варварка взяла лампу, схватила Егорова за руку и повела. Пальцы девочки оказались на удивление сильными, она сжала запястье Егорова, словно клещами.
- Не вздумай! - повторил хозяин.
Варварка протащила гостя через кухню с большой, ладно сложенной печью, и они очутились в просторном, плохо отапливаемом помещении, в котором пахло хлевом.
Слышался детский плач, громкий, безутешный. Не меньше чем на десяток голосов. Варварка повыше подняла лампу и крикнула:
- А ну тише, ироды! - И плач действительно смолк. - Скоро покормлю, - добавила Варварка и повесила лампу на крюк.
В свете лампы Егоров разглядел несколько решетчатых загородок, за которыми ползали розовые младенцы.
Варварка потянула Егорова дальше.
- Ты глупый, рыжик! - сказала она. - Глупый как мой муж. Я наказала его, пусть посидит в темноте, если не хочет кушать, как следует. Но тебя я наказывать не буду! Потому что ты глупый, но хороший. - Варварка звонко засмеялась.
Егоров подумал, что зря беспокоится. Люди здесь может быть действительно странные, у них странные привычки, но ведь они еще не сделали ему никакого зла. Наоборот, они всячески старались ублажить его, накормить лучшим, что сами имели, значит они добрые, они не собираются делать ничего плохого.
Варварка подвела Егорова к двери, отодвинула засов и толкнула дверь.
- Тебе понравится, рыжик! - сказала Варварка.
За дверью было темно. Невозможно было что-либо различить. Слышалась какая-то возня, сопение. Тяжело пахло потом.
- Зажгите свет! - воскликнул Егоров.
Чиркнула спичка. В то же время сильные руки втащили его внутрь. За тот краткий миг, когда ярко вспыхнула спичка, Егоров заметил вокруг обилие обнаженной плоти.
- Кто здесь? - спросил Егоров.
Разгорелась свеча. Вокруг на широких полатях лежали и сидели обнаженные женщины, толстые, с отвислыми грудями, порченными зубами, землистым цветом кожи. Женщины улыбались Егорову и дышали на него луком и чесноком. В животах у них громко урчало. Некоторые были с огромными, беременными животами.
- Какой красивый! - воскликнула одна из беременных. - Жаль, не мой! Прошлый-то был поплоше!
Егоров дернулся к приоткрытой еще двери, за которой маячила фигурка Варварки. Дверь захлопнулась перед самым его носом, едва не ударив по нему, снаружи послышался скрип задвигаемого засова. Егоров отступил и попал в крепкие объятия.
 - Ну, не боись, касатик! - мокро сказали Егорову в ухо.

Утром тринадцатого дня первой луны, трое крестьян, отправившись в лес по дрова, обнаружили в поле у реки совершенно голого человека с рыжими волосами. Борода человека была растрепана, глаза светились безумием и напоминали глаза собаки, больной бешенством. Он пускал слюни и всего боялся. Когда крестьяне хотели взять его и набросили ему на плечи доху, он зарычал и принялся вырываться. С трудом удалось связать его и привезти в деревню. Пристав приехал только через восемь дней, переждав непогоду в ближайшем трактире на почтовой станции. Он застал человека все в том же состоянии, в каком его нашли крестьяне. Человек вел себя, как животное. Особенно пугался женщин, скулил и старался забиться в угол. Правда, за восемь дней слегка присмирел и уже не бросался на людей, и даже стал принимать пищу. Добиться от него ничего не удалось. Ни приставу, ни судье в губернском городе, ни врачу местного бедлама. В конце концов власти определили человека как беглого каторжника, сошедшего с ума, и, соответственно, направили его в острог, где он, спустя год, покончил с собой.

2000