Провинциальная любовь

Во двуре глухо забухала собака, и Иван, недовольно поморщившись, глянул в окно. Рядом с Шакалом, что-то втолковывая псине, стояла, пошатываясь, соседка Глафира. Накинув на тело старую, рабочую джинсовую куртку, Иван шагнул за порог.
- ... Любишь головы, да, собачка? - монотонно бормотала Глафира. - Да? Хорошая собачка! И почему Ванятка назвал тебя так? Ты - Шарик! Хочешь быть Шариком? Ша-а-арик, хороший...
Шакалу было все равно - быть Шариком или Тузиком. Иван звал собаку так, Сергей - как угодно. Глафира каждый раз обращалась к псу по-новому, и старый пес не реагировал уже ни на что.
- Ванечка, помоги старой бабушке, - начала обычную сказку Глафира, едва увидев Ивана. Менялись только просьбы. - Ванечка, я уже старая стала, помоги мне, мне надо курочку зарубить, а я уже не могу, ты уж уважь по-соседски, а я тебя потом не забуду...
Иван молча кивнул, пошел в сени, взял топор и отправился за соседкой. Курочек Глафира извела уже почти всех. Убивала по две, иногда - по три: одна шла в котел на закуску, другая или другие менялись на спирт у старой, унылой торговки, жившей за четыре дома от Глафиры. Старой бабушкой Глафира называла себя по пьяни, старой она не была - лет тридцать пять, сорок - но выглядела именно старой, потому что год второй или третий пила, не останавливаясь.
Куры у Глафиры были молодые, но тощие. Кормить их было нечем, да и не каждый день Глафира вспоминала об этом. Нечеткой рукой соседка указала на первую попавшуюся птицу:
- Вот эту заруби, она то ли больная, то ли просто не кушает...
То же самое можно было сказать о любой курице, но Ивану было все равно, он взял топор и выжидательно посмотрел на Глафиру. Та поняла и, усиленно стараясь выглядеть трезвой, стала ловить курицу. Как бы ни была некормлена птица, под топор идти не хотелось, и возня длилась минут десять. Наконец, Глафира ухватила за левое крыло одну курицу, совершенно не ту, на которую показала Ивану сначала, и, сильно рванув, потянула Ивану птицу:
- Только ты ее не больно, а то я боюсь крови, - сообщила Глафира, это она говорила каждый раз.
Пока Иван пристраивался, держа курицу за лапы, около деревянного чурбака, Глафира стала ловить вторую птицу, уже не заботясь казаться трезвой. Иван широко отвел руку назад, за голову, резко опустил. Курица не успела втянуть голову и немедленно с ней рассталась. Иван равнодушно отбросил хлопающее крыльями туловище в сторону. Курица, разбрызгивая кровь вокруг себя, стала крутиться, постепенно замирая. Глафира с готовностью подала Ивану другую птицу, а сама бросилась подбирать отлетевшую на пару метров голову. Иван также равнодушно зарубил вторую птицу, Глафира подобрала и ее голову, сбегала в свой дом и вынесла головы в тарелке:
- Вот, Ванечка, угости Шарика, - объяснять Глафире, что собаку зовут иначе, было бессмысленно.
Вернувшись к себе на двор, Иван бросил одну голову псу, а другую решил отдать кошке. Кошку, как и почти всех своих кошек, он звал Дурой, но откликалась она только на "кыс-кыс".
- Кыс-кыс-кыс, - позвал Иван. - Иди жрать, Дура, - беззлобно и равнодушно ругнувшись, Иван бросил голову в кошачью тарелку, а сам продолжил чистить картошку. Времени было уже почти половина шестого, вот-вот должен был прийти Сергей, а картошка на ужин еще не было пожарена. Время от времени Иван посматривал на кошачью тарелку. Голова лежала на месте нетронутая, Дура не появлялась. Дочистив и порезав картошку, Иван поставил сковороду на плиту и от души полил растительным маслом. Потом мелко покрошил укроп и лук.
Картошка была уже почти готова, когда Шакал снова пару раз глупо бухнул, и по лаю Иван догадался, что вернулся Сергей.
- Привет, лапочка, как ты? - с порога спросил Сергей.
Иван подставил щеку для поцелуя:
- Нормально. Картошка сейчас будет готова. А остальное - нормально. А ты?
- Тоже все нормально. А чего у тебя штаны в крови?
Иван глянул на ноги.
- А... Это Глафира приходила... "Заруби старой бабушке курочку..."
- Господи, опять пьяная?
Иван кивнул.
- Блин, тут у тебя бидонвилль какой-то...
- Да ну тебе... Она ж мирная, когда пьяная...
Иван во время разговора выставлял на стол продукты, а Сергей на стол выставил бутылку красного вина и коробку конфет.
- Праздник?
- Ага. Я влюбился.
- И кто несчастный?
- Ночью расскажу.
- Ой, да сколько той ночи...
- Да ладно тебе...
Ночью Иван проснулся от назойливого кошачьего мявканья, смешанного с тонким попискиванием. Осторожно выбравшись из-под руки Сергея - тот любил спать, положив руку Ивану на грудь - Иван пошел на кухню. Дура лежала на коврике, радостно смотря на хозяина, а вокруг нее копошились котята. Склонившись над животными, Иван пересчитал детенышей. Пять штук.
- Ну, и Дура ты, - вяло пробормотал Иван. - Зачем тебе столько?
Кошка радостно мявкнула еще раз, но Иван равнодушно набрал в помойное ведро воды, потом выбрал из котят троих наиболее пестрых и таже равнодушно отнял их от Дуры и сунул их в ведро. В глазах кошки на пару секунд промелькнула жалость, но потом она принялась облизывать двух оставшихся.
- Ванька, где ты там? - Сергей спал чутко, и отсутствие любовника заметил сразу.
- Котят топил, - сказал Иван, возвращаясь в кровать. - Дура взяла и родила посреди ночи.
- А до утра ты потерпеть не мог? - сонно пробормотал Сергей, снова обнимая Ивана.
- Утром она их утащит куда-нибудь... да и вообще, вырастут уже, топить будет жалко...
- Спи давай, живодер...