Анастасия

АНАСТАСИЯ



Нескладный ливень с мокрых пальцев
Стряхнул весну.


Настя появилась, когда я промок... наступил в лужу, попал под дождь, упал в пруд – как-то так я очутился в голубых глазах. Глаза моей любимой серые или даже фиолетовые, но в первый раз я видел лишь много голубого. После на меня так смотрела только Настя.
Я верю в Слово, верю в его силу. Мне кажется, все вокруг прислушивается к нам, не оставляет без внимания ни единого звука. А я так неосторожно рассказывал друзьям и просто знакомым, что встретил судьбу. Я был убежден, что моя любимая будет всегда со мной; я так громко был счастлив, что, вероятно, вмешался во что-то неуловимое.
Я не сразу заметил, что Настюшка всегда рядом со мной. Сначала маленькая девочка, не умевшая говорить, она казалась совершенно глупенькой и непременно вызывала у меня улыбку. С ней было легко и хорошо.
Интересно, что любимая не замечала Настену. Я рассказывал иногда о голубоглазой девочке, но любимая не верила, не хотела слушать. Меня это не заботило – я был слишком занят мыслью о судьбе.

***

Девочка, мудрая девочка! Настя устремилась к солнышку, она быстро подросла, вытянулась. Я любовался и радовался: она будет красавицей. Девочка много смеялась, бегала, танцевала. Своей веселостью она заражала меня, через меня – моих близких. Мне даже сначала казалось, что любимая привязалась к Настюшке.
Я был счастлив, как-будто у меня появился ребенок.

***

- Настя, ешь морковку, будешь сильной и здоровой.
Смотрит серьезно, внимательно. Она умеет смотреть долго и не моргать. Возникает ощущение невесомости. Я опускаю глаза, тогда она смеется и говорит. Но это не обычная речь, это, скорее, мысли без слов.
Сейчас говорит, что всегда будет с нами – со мной и моей единственной.

***

Мы выбрались в лес, жили у речки. Казалось чудесным появление Настеньки именно теперь, на природе: дети должны расти далеко от городов. Все мои заботы о девочке сводились лишь к общению с ней. Я часто брал в руки ее маленькие ладошки, и мы разговаривали молча – руками. Я с трудом находил для нее что-нибудь интересное, обычно просто старался ее рассмешить.
Зато слушал Настюшку запоем. Она все время выдумывала легенды, поговорки, сочиняла странные рецепты, которые помогали избавиться от плохого настроения, пасмурной погоды или просто от оставшихся денег.
До сих пор я относился к детям очень холодно, иногда даже раздражался их бестолковостью. Настя меня преобразила. Она не была обычным ребенком, но если бы мне пришлось возиться с игрушками и пеленками, думаю, получил бы еще большее удовольствие.
Родительский инстинкт настолько заполнил меня, что я стал удаляться от любимой. В это время мы вернулись в город.
***

В городе было душно, и я сразу понял, что Насте здесь будет плохо. И не ошибся.
Вот тот самый момент, с которого начался бред. Настя стала болеть, а я – сходить с ума. Запомнилось, наверное, на всю жизнь: любимая стоит напротив меня, близко. Очень серьезно говорит, а в глазах больше нет Настюшки, они не голубые!
- Анастасии нет.
Неправда, она прекрасно видит девочку. А может быть, сказала так:
- Анастасии не должно быть.
Настя схватила меня за руку, хотела бежать, но я удержал. Она вырвалась, а я потерялся. Я не помню, был ли я с любимой или бросился за Настюшкой.
Вечером я сидел возле Насти. Когда прошел шок, девочка заснула. Я разозлился на любимую, решил забыть ее. Но сначала хотел рассказать ей, как теперь плохо Анастасии. В голове вертелись две строчки, я зачем-то раздул их до нескольких строф. Более того – утром догадался угостить всем этим любимую.

Какие мальчики хотели быть мужчинами,
На цыпочки вставали, чтобы ты заметила…

Несколько дней я не отходил от Настеньки, ей было плохо. Все произошло очень невовремя: Настя стала подростком, часто поддавалась меланхолии, не спасалась даже своей дивной природной мудростью. А болезнь настолько ослабляла ее, что я опасался глубокой депрессии.
Но за неделю красавица поправилась, снова пела и уговаривала меня вернуться к любимой. Я отказывался наотрез, тогда Настюшка устроила мне «мужской» разговор. И я с ней согласился.
Насте нужен я и моя любимая. Иначе жить она не сможет.

***

Сейчас любимая с другим, я еще не знаю этого, узнаю много позже. А пока спешу к ней, выкраиваю свободное время из августовских вечеров. Побежали морщинки-трещинки по моему письменному столу, по окну, за ним по воздуху. Мой мир остановился. Я сместился в сторону от направления движения всех и всего.
Что-то другое, похожее на меня, продолжало приходить к любимой, оставляя Настеньку одну. Оно было пусто, оно пыталось наполнить себя мной, но ничего не получалось: мы никак не могли совместиться.
Настя все время болела и перестала смеяться. Сутулая, похудевшая девочка замкнулась. Она была похожа на тень, которая потеряла Анастасию.

***

- Настя, мы скоро вернемся. Следи за костром.
Вся сияет, лукавый-лукавый взгляд.
- Зачем за ним следить, он обидится. Вы идите, а я пока с ним поговорю.

Мы бродим с любимой по берегу, взявшись за руки. Над нами висит коршун, несмотря на сильный ветер, он остается в одной точке. Мы спорим: моя спутница видит летающего змея, но я уверен, что это живая птица. Тогда любимая закрывает рот, сгибается и бежит в сторону, опасаясь неприятных сюрпризов с неба. Я покорен, хохочу всю оставшуюся дорогу: о чем можно подумать, глядя на гордый, красивый полет коршуна?
В тот же вечер мы встретили бородатого парня, который нес большого летающего змея, напоминающего орла.
***

Есть такие события, которые остаются яркими в памяти всю жизнь. Это крошки из наших фантазий, то, ради чего, полагаем, стоило жить. Но, вовлекаясь в эти события, мы перестаем быть сами собой. Мы словно близко подходим к моменту истины, к просветлению, но для гармонии чего-то не хватает, мешает небольшое несоответствие, и мы откатываемся назад.
В какой-то момент становится понятно, что пора оставить привычное. Но оно настолько было близко, настолько потрясло, что мы возвращаемся к нему вновь и вновь. Вытягиваем из него последние соки, мучаемся.
Моим прошлым была Анастасия.


Я бродил к любимой, приносил ей свое несчастие быть в нее влюбленным. Как я благодарен ей, что не стала жалеть меня: не хотела обо всем этом думать, а быть может, была мудра! Пока я раскисал, моя Настенька превратилась в серенькую мышку. Она почти ничего не ела, находила себе тихие занятия и перестала разговаривать.
Странное дело – Настя стала говорить, я впервые услышал ее слабенький, но красивый голосок. Она перестала разговаривать без слов; мы утратили то чудесное общение, доступное лишь нам двоим.
Я начал злиться.

Где твой конквистадор, закованный в улыбку...

***

Стою с закрытыми глазами. Передо мной – мимо – устремляется что-то белое. Открываю глаза: темно. Думаю, что зажмуриваюсь, а сам вглядываюсь и, действительно, вижу белое пятно. Загадываю снег, и теперь стою на сверкающей вершине. Вниз замышляю пропасть, в нее несутся хлопья, похожие на белых паучков. Они обгоняют свободное падение, выдавливаемые сверху небом. А небо представляется нечесаным, свалявшимся, оно покинуто, опустело, покосилось от времени и стало свисать под углом к горизонту.
Я раскидываю руки – несколько раз вокруг земли – и замираю над пропастью, внизу болтаются ноги. Отдыхаю. В этот момент совсем не то восприятие, которым я достраивал себя до мира, а строгая мысль начинает щупать мой снег. Эта мысль щупает и не находит снега: превращает его в белое движение за закрытыми глазами.
Я затаил дыхание. Я отодвигаюсь от мысли, но она совсем проснулась и ищет. Испуганно вызволяю из пустоты снег, даже вывешиваю солнце. Мысль мнется рядом. Я боюсь, что она обратится на меня. Отталкиваюсь от пульсаций сердца и ныряю в небытие.

***

Сказывают, ходили когда-то по Волге росичи.
Однажды шли на кораблике и поравнялись с высокой горой. А любопытно, что там за ней? Подплыли к отвесной стене, один из них забрался на мачту, заглянул через гору. Посмотрел, спрыгнул молча с мачты на гору и скрылся.
Послали росичи второго – он взгляд бросил за гору и молча за ней пропал.
Третьему к ноге привязали бечеву. Поднялся он по мачте, смотрит за гору и пытается перелезть на нее. Тогда братья стянули его на палубу и пожелали выспросить, что за чудо он увидел. Только вот воротили они его мертвого.

***

Зимой Насти не стало.
 ***************


Нескладный ливень с мокрых пальцев
Стряхнул весну. Подружкой вслед
За скучным пасмурным скитальцем
Спешила тучка – столько лет!

Ах, солнышко, теперь я знаю:
На том небесная печать –
Пускай в твоих лучах растаю,
Чем облаком всю жизнь летать.

Июнь.

***

Какие мальчики хотели быть мужчинами,
На цыпочки вставали, чтобы ты заметила?
Голубка, ты за разными причинами,
Наверное, им даже не ответила.

Вы – те стихии – гении, громадины
Уже влюбленных, жаждущих, растерянных
Вокруг себя рассыпали, как градины,
Любуясь ими несколько размеренно.

Еще не рыцари и меньше, чем романтики,
Мечтали о принцессах, да не справились.
Безропотные узники семантики –
Мы рифмами глагольными расставились.

Июль.

***

Теперь тем более все странно:
Мы не нужны друг другу вовсе.
Но наша схожесть филигранна!
Так мысль змеится на вопросе.

Одним с тобой сердцебиеньем
За шагом шаг промерил время
И дальше жизни – в глубь сплетенья
Теней, где мудрость сладко дремлет.

Я пленник этого познанья.
Впиваюсь тонким наслажденьем
В тобой одной себясжиганье,
К тебе одной себястремленье.

Сентябрь.

***

Ледяной леди.


Где твой конквистадор, закованный в улыбку,
Твой сердца вор, твой Бог, твой самый страшный враг?
Он глаз твоих читал – легко и без ошибки –
Тебя всю наизусть, бесстыдно, кое-как.

Октябрь.

***

Я не найду тебя, я знаю,
Ищу, чтоб чистым быть, ищу
По зодиаку, по трамваю,
По голосу и по плащу.

Хватаюсь жадно за молчанье:
Не расплескаться бы сейчас,
А каждый миг искать свиданья
И каждый миг глядеть на нас,

Глядеть глазами всех влюбленных
И в каждой парочке узнать
Невыспанность стихов бессонных,
Прописанных в твою тетрадь.

Ноябрь.

***

Случайное столкновение с Катериной.


Распиная себя на кресте привязанности,
Кичлив малодушием от тебя независимости,
Как древний супруг, по привычке обязанности
Напружно исполнит и лопасти мысли мостит.

Испариной нежности загнав сердце в гул огня,
От всей простоты откашлявшись, кровью пойдет
Свободно, но тут же свернется, чтоб испуг понять,
Который выстеклит холодом робости в лед.

Декабрь.

***

На огромной, на шумной, на каменной пристани
Синеглазая девочка...
И караван
Кораблей – мачты в небо – прибытие выстонет!
И последним по трапу сойдет капитан.

Он седой, он со шрамом, он строго-улыбчивый,
Он встречающим барышням шлет комплимент
Белозубо. Шагает скорее; сквозь сбивчивый
Женский щебет шагает, но в этот момент...

Небоглазая, крошечка, смотрит так пристально
На него – не моргая, - его корабли,
На его экипаж, на моря и на пристани,
На его тот далекий другой край земли.

Капитан, капитан! Все шторма и крушения,
Сотни тысяч бескрайних и старящих миль,
Твои раны, победы – все лишь разрешение
Лечь на дрейф в синеглазый, задумчивый штиль.

Январь.

«Анастасия». Февраль 1998 г.