Детерминизм Три цвета красный

- Водку пьешь? - спрашивает он, опускаясь на стул рядом со мной. Я киваю и моментально забываю вопрос. Пью водку. Правда, вот еще курю и пью кофе. И негромко подпеваю музыке. - Что с тобой? Уработался? Тебя не было видно столько времени...
Я снова киваю. В пустоту, безотносительно вопросов.
- Сашка, да что с тобой? У тебя все нормально?
- Все абсолютно хай-фай и хай-энд, - произношу я очень тихо.
Он внимательно смотрит на меня, устраивается на стуле поудобнее и произносит:
- Рассказывай, что у тебя.
Я пожимаю плечами - мол, ну чего рассказывать. Тушу сигарету, делаю глоток кофе. Выбрасываю правую руку в призывающем бармена жесте. Коля перехватывает мою руку и внимательно смотрит на вены. Я виновато улыбаюсь и киваю, потом говорю бармену:
- Еще сто.
Коля смотрит на бармена жестко, почти запрещающе. Кладет руку поверх рюмки водки:
- Самчик, тебе сегодня больше пить нельзя.
Я мягко отвожу его ладонь:
- Коля, ты уж извини...
- Самчик, мне за тебя просто страшно, понимаешь? Когда-нибудь эти твои шутки доведут тебя...
- Ох, Коля...
Я выпиваю водку, отставляю рюмку и закуриваю.
- Это не убьет меня, - я киваю на свою руку. - Я просто экспериментировал. Смогу ли сделать это левой рукой... А убьет меня курение...
- Что случилось? - повторяет Коля. Я криво улыбаюсь:
- Ровным счетом ничего. Слушай, почему ты только мой ангел-хранитель? Почему ты, такой красивый, умный, рыжий - почему ты не любишь меня?
- Ясно, Сашка. Ты напился, - осторожно говорит Коля.
- И почему я не люблю тебя... - заканчиваю я, не слушая ответа. Коля молчит. Собственно, именно этого он и хотел - чтобы я выговорился. Я выговариваюсь: - Почему это всегда так сложно? Вот живу я, и еще кто-то... Рядом со мной. Не со мной, а рядом со мной. В душе. Люблю я его, в общем... Какие-то там еще дела, слова, поступки, слова, слова...
- Господи, ты поругался с Вадимом, - печально улыбается Коля. Я обреченно мотаю головой, собираюсь продолжить выпендриваться, но тут начинает играть любимая песенка. Я шепчу, вторя женскому голосу: "Куришь, бросая в огонь фотографии свои. Делишь эту длинную ночь на короткие шаги, телефонные звонки..." Уфимка бросает меня в окончательную депрессию, но я сдерживаюсь от слез, хотя и сбиваюсь с ритма. И, сбившись, произношу громче, разборчивее:
- Не поругались. Он ушел. Извинился, собрал вещи и ушел.
- Как так? - Коля удивлен. Я тоже был удивлен, а сейчас уже прошло. - Куда ушел? С чего?
- Веришь, нет - понятия не имею. Я отключил дома телефон. Включаю только, чтобы в Сеть выйти и письма отправить. С того мыла, которого он не знает... Слушай, Колька, ты умный и сильный, скажи - почему это так сложно: всего лишь проститься с еще одним любовником...
- Не знаю, Самчик, меня не бросают.
Я ехидно улыбаюсь:
- Помнишь, я тебе в чате как-то бросил: "При виде таких, как ты, хочется быть расстрелянным за свое неарийское происхождение"? Знаешь, иногда это впечатление возвращается...
- Не глупи. Позвони... ну, хотя бы тому же Андрею. Поезжай к нему. Напейтесь.
- Ты пару минут назад говорил, чтобы я бросил пить, - напоминаю я. Коля улыбается:
- Не придирайся к словам. Ну, хочешь, я тебя сам отвезу?
Я смотрю в пустоту, тушу сигарету, делаю глоток кофе.
- Иногда я пишу, и это нравится многим. Иногда я сам переживаю то, что написал. И мне это вовсе не нравится. Детерминизм, мать его... Знаешь, я хочу переписать Нагорную проповедь: "Не пожелай своему герою, чего не можешь сам пережить"...

Открываю глаза в своей квартире. Коля все-таки отвез меня вчера домой. Я упал на унитаз, призвал Ихтиандра, а потом рухнул на кровать. И проспал пять часов. Больше не могу.
Иду на кухню, оглядывая квартиру. Мою квартиру. Я ее снимаю, но живу я тут один. На кухне включаю радио. Очаровательно настроенное радио, вот уже двенадцать дней не играющее ничего, кроме "Русского". Вадим его не любил, но я живу один - Вадим ушел.
На кухне, на столе лежит тетрадь с какими-то набросками. Перелистываю. Очередная попытка превзойти себя, написать продолжение "МММ". На обложке надпись - "Фразник". Это верно, эти наброски годятся только на фразы, для других вещей. Незабвенную "Москву, метро "Маяковского" мне не превзойти. Сдулся писатель...
Открываю пиво. Закуриваю сигарету. Стряхиваю пепел в пепельницу Вадима. Он ее то ли забыл, то ли специально оставил. Сам ушел. Не выдержал. Жить с Сашей - это еще куда ни шло, но с Самваном - оказалось выше его сил. Он не слабый - просто другой. Димочка другой, за это я его и любил, за это и люблю...
Телефон отключен и молчит. Кстати, это ровным счетом ничего не значит: за эти двенадцать дней пейджер перегнал не меньше полусотни сообщений, но ни одного от Вадима. Стало быть, мое добровольное затворничество - абсолютно бессмысленно. Бессмысленно. Вадим ушел. И весь мир превратился в односложные предложения.
Самое глупое - это то, что я просто не могу взять себя в руки. Думаете, Вадим первый? Пол-Москвы - мои бывшие любовники... или четверть города... Это уже было раньше, еще будет потом, все будет снова и снова. Напьюсь, проблююсь, влюблюсь и снова напьюсь! "Русское радио", противу всех желаний, вываливает на меня Свиридову. "Я с тобой, пока ты дышишь..." Я со злостью сжимаю банку в руках, жесть прогибается. "Будет все, как ты захочешь..." Струя дыма к потолку. Обломитесь. Тупыми ножницами я полоснул себя три дня назад. На сегодня суицид отменяется. Шоу перенесено, хотя билеты действительны.
Двумя глотками вгоняю в себя пиво, давлю окурок в пепельнице. Я знаю, сегодня я снова напьюсь, и мне будет жалко себя, но позвольте мне прожить этот день?

Звонит Антон, просится в гости. Отказываю.
Захожу в Сеть, читаю почту. Шесть писем - шесть маленьких убийств.
Открываю Аську в невидимом режиме. Читаю. Злюсь. Ставлю три "игнора".
Захожу на свою страницу. Смотрю почти с ненавистью. Впрочем, не почти. Ненавижу ту свою беззаботность. Ведь знал же, чем дело кончится.
Отсавляю компьютер в Сети и иду в магазин за сигаретами и водкой. Это - последнее, что у меня есть... С облегчением напьюсь.
Пока я совершаю моцион, Аська рожает три новых послания, мэйлер приносит новые весточки, а на доске появляются новые постинги. Жизнь движется вперед. Но это не трогает меня, я снова перехожу грань между этой вашей вымышленной реальностью и своим реальным вымыслом. У меня рождается одна фраза, другая, третья... Я лихорадочно молочу по клавишам, не обращая внимания на ошибки, стремлюсь только не потерять мысль. Потом, минут через десять, замираю. Написал два абзаца. Через пару дней в этом файле для вас будет свет добрых строк, для меня - свет в оконце, чтоб не задохнуться. Через пару дней. Взгляд падает на старые тупые ножницы. Через пару дней?
Эти пару дней еще прожить надо.

Медленно открываю глаза и с некоторым трудом примиряюсь с мыслью, что новый день наступил. Голова кружится, раскалывается, свет в глазах тусклый, сквозь какую-то пленку. Потом понимаю, что руки не слушаются, ноги - как ватные. Дикими усилиями всего себя кое-как перебрасываю непослушное тело через чугун ванной и ползу на кухню. Ползу. На коленях и локтях, оставляя за собой след красной воды. Замечаю, что к следу то тут, то там по левой стороне примешиваются темно-красные капли. Так и есть - сквозь корку на левой руке проступает кровь. Мысли мечутся между бритвой и теплой постелью. Наконец, решаю - "умерла так умерла". В смысле, наоборот: выжил - это кысмет.
На кухне бинтую левую руку, как могу, накладываю пластырь на правую. Колотит озноб. На столе стоит бутылка красного вина, наливаю бокал, залпом выпиваю и быстро ползу в комнату, в кровать, под одеяло.

Две недели сижу дома безвылазно. Есть продукты, сигареты, спиртное - и работа. Телефон отключен. Играет музыка, телевизор покрылся пылью. Я даже не уверен, что в стране - тот же премьер. И что страна - та же.
Вынимаю из микроволновки разогретые котлеты, наливаю кофе. Закуриваю. Возвращаюсь в комнату, вдруг слышу какой-то шум у соседских дверей. Пожимаю плечами, захожу в комнату, ставлю поднос с едой на стол около компьютера. Шум продолжается, я борюсь с желанием сделать музыку погромче. И в этот момент одновременно врезается длинной трелью дверной звонок и раздаются тяжелейшие удары в мою железню дверь. Я вздрагиваю и одним прыжком подскакиваю к двери. Распахиваю.
В квартиру вваливается Коля, следом за ним - Роман, где-то за ними маячит перепуганная соседка. Коля хватает меня за плечи, трясет, орет, не обращая внимания на соседку:
- Ты! Ты! Ты живой!
Я киваю.
- Господи, что ты делаешь?!
- Я? Работаю. Пишу... Что случилось?
- Это ты спрашиваешь? Ты пропал на две недели! Телефон не отвечает. В офисе никто не знает, где ты! Господи, что ты делаешь?!
Я высвобождаюсь из его рук, прохожу в комнату. Роман уже тут, сидит на диване, перебирает мои листки. Я опускаюсь на стул и делаю глоток кофе.
- Господи, что с вами? - негромко произношу я. - Я работаю. Я пишу "толстую" статью. Какой, к черту, офис, почему я должен сидеть там?
Тушу сигарету в пепельнице, немедленно закуриваю новую. Руки немного дрожат, это замечает Коля. Подходит ко мне и бесцеремонно задирает левый рукав рубашки. Красный шрам уже не свежий, но вполне заметный, его не списать на выпендреж месячной давности. Это понимает Коля, это понимает Роман, это понимают все. Я криво улыбаюсь. Коля, не говоря ни слова, уходит на кухню. Роман смотрит прямо на меня.
- Зачем ты это делаешь?
- Выпендриваюсь, - я пожимаю плечами.
- Мы же волнуемся, переживаем за тебя, Сашка...
- С чего это? - срывается с моих губ. - Я старше тебя, старше Кольки... Какого хрена за меня волноваться? Если что-то и случится - уж, наверное, только по моему желанию. По желанию опытного, взрослого человека.
- Это из-за Вадима? - спрашивает Роман, глядя мне прямо в лицо. Я отвожу взгляд.
- Нет, конечно. Он ушел уже больше меясца назад. Завяли помидоры.
- Насколько я тебя знаю, не завяли... Слушай, Сашка, возьми пару недель отпуска и поедем в Батуми, отдохнем...
Я хочу равнодушно улыбнуться, но получается почти звериный оскал. Старый, застарелый разговор, когда уже точно можно валить в одну кучу и грубость, и откровенность.
- Мы с тобой уже говорили об этом. Самваны не приручаются.
Из кухни с чашкой кофе возвращается Коля. Он не дает Роману ответить:
- Кому нужно тебя приручать? Ты посмотри на себя в зеркало! Глаза красные, щетина, щеки впалые, сам бледный, худющий! Какой извращенец будет тебя соблазнять?
Я смеюсь. Колько на только честен - он еще и прав.
- Коля, две недели на пляже, фрукты и шашлыки, красное вино по полтора лари... Усталость, бледность исчезнут, и щетина станет элегантной небритостью. И все начнется сначала. Я и желанным буду, и все такое... Это ведь уже все было! Я же старше вас, я же все это уже проходил...
Роман смотрит на меня с непониманием, Коля - с плохо скрываемой злостью.

Мне пожимают руку, пеня похлопывают по плечу, мне говорят комплименты. Можно подумать, я получил какого-нибудь "Оскара". Ничего подобного - всего-то пара обновлений сайта. и вот еще вылез в клуб. Забиваюсь в какой-то угол, скромно выпиваю водки и смотрю на клубящуюся публику из-под лобья. Н-да. В свете стробоскопов мы все - совершенно другие... чем в 32 бита hi-color...
Кого-то жду. Должен подойти Коля, может подойти Роман, и еще чуть позже должен прийти Леша, жаждущий моей крови. Тут одно из двух: либо мы будем обсуждать мою загробную бледность (а это я вовсе даже простыл, а не вены резал), либо разведем интеллектуальные беседы на окололитературные темы.
В зале гремит музыка. Милые вещицы под мое настроение: "Холодный ветер в окно усилился стократно..." Немного побаливает желудок и немного знобит. "Все говорит об одном, что нет пути обратно..." Желудок - это от кофе, я его очень много пью в последние дни. "Что ты не мой лопушок, а я не твой Андрейка..." А знобит - это легкая простуда, не надо было ночами шарахаться на Воробьевых. "И у любви у нашей села батарейка..." Музыка, кстати, могла бы быть другой - от этих "Жуков" я сейчас впадаю в меланхолию, хочется напиться, и я напьюсь...
Чувствую себя довольно мерзко. И такое ощущение - лень расставлять в своей жизни знаки препинания. К чему все это, я уже знаю, я сам писал об этом - и я знаю этот детерминизм. Бесконечное шоу, предписанное заранее.
Подходит Роман и с неодобрением смотрит на водку:
- Опять пьешь?
Я киваю головой. Судя по всему, Роман планировал прочитать мне лекцию о здоровом образе жизни, но я останавливаю его:
- Садись, будем пить вместе.
Роман опускается рядом.
- Опять запьешь, опять будешь вены резать...
- Ну, едва ли... Один раз не сумел сдохнуть от бритвы. Так что фишка не прокатила.
- Фишка... Для тебя вся жизнь - фишка...
- Может быть. Я живу сам по себе, чаще всего - один, но я вполне доволен этим, - я неточно цитирую себя.
- Ты это о чем?
- О детерминизме.
Роман подозрительно скашивается на рюмку водки, потом интересуется:
- Ты пьяный уже?
- Понимаешь, Ромочка, раз уж жизнь - это детерминизм от собственной же прозы, то наиболее простой способ изменить жизнь - это написать добрый рассказ. А вовсе не вены резать.
- Точно. Ты пьяный. Или окончательно спятил от одиночества, водки и потери крови, - Роман делает попытку улыбнуться, сводя все к шутке. Но во мне закипает злость. Я закуриваю сигарету, чтобы не сорваться на грубость. - Господи, Сашка, ну чего стоит хотя бы раз в жизни перестать играть!
- Уговорил. Не буду играть, - я как раз начинаю играть, оставаясь Самваном, вместо того, чтобы стать собой. Или, кстати, Зоргом - неизвестно, что хуже. - Сними мне мальчика.
От такого заявления Роман обалдевает. Через пару секунд выдавливает:
- Какого мальчика?..
- Симпатичного, - быстро отвечаю я. - "Универсала". Или "пассива". Знаешь, чтобы время провести. Может, подобрею.
Роман что-то соображает и негромко ругается:
- Ебстыть, Сашка... Сам иди и снимай. Денег дать?
- Ну, даже если у меня будут полные карманы баксов, я все равно буду похож на бомжа, - тяну я капризным голосом.
- Да ну тебя! - беззлобно бросает Роман и уходит куда-то вглубь клуба.
Меня, наконец, оставили одного. Над ухом - I breath lookin" through my window... Надолго ли...

Вчера купил в магазине на ВДНХ декоративную свечу. Если верить продавцам, мне теперь на двое суток обеспечено благовоние и мягкий интимный свет. Ну, про двое суток не скажу, но третий час она у меня коптит. Воняет действительно как-то терпко и соответственно интимности.
Сижу в комнате. На столе, кроме свечи, - бутылка красного вина, собственного приготовления салат из мидий (наутро блевать буду). На компьютере очень негромко играет Weather Report. Конечно, эклектика. Но все равно в голове нет ни единой мысли, я ничего не могу написать и ненавижу все, уже написанное.
Звонок в дверь. Открываю. Пришел Коля, и с ним - еще какой-то парень. Коля несколько косноязычно объясняет, что Артур - его давний приятель по МГУ, читал мою прозу и хочет со мной познакомиться лично. Я молча, жестом приглашаю их в комнату. И только тут Коля замечает вино, свечу.
- Ты не один? - негромко и осторожно спрашивает он. Пару секунд я смотрю на него непонимающим взглядом, потом начинаю смеяться и не могу остановиться. Истерика.
- Ну, конечно! Я не один! Куча девочек, курим травку, слушаем "Битлов", все такое...
Он кое-как успокаивает меня, я усаживаюсь в кресло, закуриваю, молчу. Коля и его приятель нерешительно топчутся на пороге комнаты. Умные. Все верно.
- Коля, мы с тобой созвонимся. Потом, завтра или послезавтра. Сейчас... извини, ты видишь, в каком я состоянии...
Он что-то пытается сказать, но осекается - видит, как по моим щекам медленно сползают две слезы. Парни уходят.

Я равнодушно смотрю на стол. На шприц на столе.
Детерминизм.
С каких-то пор мои герои умирают. Каждый по-своему. Я лично - возьму сейчас шприц, найду живое место на вене и не спеша войду в этот мир с другой стороны. Overdose, сами знаете...

март, июнь 2000 года
Кемерово