Трель паскуды часть первая

Просто первая часть.

…Сегодня в полуразваленном сарайчике Ленка - Раха устроила стриптиз с засовыванием карандаша в крохотную пипиську. Карандаш пихал еенный сосед - Витька, дефективный пацан семи лет, выглядящий на четыре…
Рахе было уже девять и она иногда "давала" другому соседу по кличке "Морозан". Если никто не видел. Сейчас это назвали бы "петтингом", но тогда - в семьдесят третьем, в глухом городке бывших ссыльных мест Урала этого слова и не знал никто.
"Морозан" - Валерка, двенадцатилетний маленький и шустрый непоседа с задержкой развития, по причине глубочайшего алкоголизма своих предков, не мог толком уестествить маленькую Ленку - Раху, но был страшно горд оказанной ему честью. Поерзав на ней для порядка, деловито вставал, подслушанными у родичей словами: Ну се, мля, трусы не забудь, вали давай - пожрать сделай!.. - выпроваживал ее из сарайки.
А вечером припадал к замочной скважине крайней квартиры в длинном темном и вонючем коридоре - подъезде. Там, уже нешутошно, его старший брат - Серега - имел по полной программе соседку постарше, Вальку - шалаву…
"Веселый домик" или "Дурдом", как именовали окрестные жители дом №9 по улице Радищева, знали все в этом небольшом городке. Тысяч на десять жителей.
В этом доме жили бывшие зеки, безнадежные алкаши, работники Гортопсбыта, люди, которым негде было жить, и те - кому давали квартиру чиновники из Роно. Нам дали именно по этой причине. Переезд из крохотной бабушкиной избушки на другом конце пятикилометрового в длину городка был для меня Событием.
Во-первых, я побаивался местных. Они славились драчливостью и наглостью. А я - домашний ребенок, книжки вместо улицы, бабушка вместо мамы, а вместо папы… С отчимом у нас установился режим жесточайшей взаимной ненависти.  Да, никого…Я его придумывал в рассказах пацанам. Мол, мент он, бандитов ловит, недавно преступник его ранил…
Лечится. Рана болит.  Живет где? А… да вы все равно не знаете! В Сибири! Он там остался, потому что не может бросить работу свою - пока всех не переловит, пока коммунизм не наступит!
Старшие пацаны смеялись: Приблуда ты, нету у тя никакого папки, тя мамка нагуляла на ****ках!.. Не звизди давай!
И натягивали треух на глаза. Я плакал и шел жаловаться бабке, а она серчала на меня: Чевой-то ты к ним лезешь?! Играй себе в сторонке, ишь ты - лиходеи какие - а ты сам виноват, не лезь!..
Так вот, во-вторых, я впервые поселился в квартире, где потолок был так высок, что приходилось голову задирать. Здорово!
В-третьих, до центральной библиотеки оттудова было рукой подать - триста метров! Я книги домой носил авоськами. Назавтра опять мчусь, библиотекарша - зловреднюка такая - ты, мол, не прочитал, картинки только смотришь, давай-ка спрошу тебя - че запомнил-то?
За это я ей как-то клей из банки втихую на стул вылил, пока она книги носила на полки ставить. И убег.
Переезд суматошное мероприятие. Все матерятся, посылают друг друга. Меня так вообще прибить пообещали, ежели под ногами стану путаться. Я не обижался, шальной от радости, что мамка приехала и мы переезжаем.
Меня побили тут же, как только я сунулся за порог. Как будто за дверью стояли. Я не отбивался. Хотя мог бы, наверное. Это была "прописка". Мать, приехавшая недели две назад, обещала им рожи намылить, но, вспомнив, куда переехали, замолчала. И только пригрозила, что если я с ними водиться стану, чтобы не совался с разбитым рылом домой.
На второй день я подрался с младшим "Морозаном" и разбил ему нос. Теперь он рыдал, вытирая сопли рукавом драной куртяшки. А я обрел некое уважение, старший цыкнул - сплюнул сквозь зубы и добавил по загривку младшему - чтобы не хныкал! А мне сказал: Ладно, прописан, мля!..
 На слабо в третий день мы пошли на крутой берег Камы, швырять бутыли с карбидом в воду. Берешь сухой пузырек с винтовой пробкой, их много на помойке было у аптеки, кладешь немного карбида, быстро льешь воду, стремительно закручиваешь пробку и - швыряешь. Они рвались как бомбы. А мы воображали, что идет война, и мы обороняем берег от фашистов. Шедшие внизу по тропинке люди грозили нам кулаками и обещали догнать. Берег был очень крутой, и мы не боялись. Мы кричали в ответ: Сосите х.. у пьяного ежика! И от собственной наглости внутри становилось горячо и отважно.
Речной свежий ветер с реки не остужал наш героизм. Ветер нес запах тины и "топляка" - оторвавшихся при сплаве плотов бревен, разбухающих от воды на мелких плесах.
С Рахой меня познакомили на день пятый. Надуваясь от важности, Валерка сквозь зубы обронил: Ну, ты это, Раху харить будешь, нет? А то гляди, второй раз не позову!..
Ленка - Раха жила в этом же "веселом домике". Ей было девять лет, в детстве болела рахитом, осталась меньше ровесников ростом, отчего злобные сверстники ее и прозвали Рахой - Рахиткой. Растрепанная, с задиристым носом - пуговкой, она даже где-то была бы мила, если б чаще умывалась и не сияла свежими фингалами. Отца не помнила, мать ее постоянно колошматила и только сильно напившись прижимала к себе и заунывно, на весь двор причитала: Доченька моя, сиротка маленькая, вот умру я, помрешь поди с голодухи, пойдешь по постелям, по мужикам, у-у сучка проклятая, че я тя родила, дура, надо было на помойку кинуть - сдохла бы!…
Раха смутилась: Ты че.?Ты че?  Я ить может и не дам ему, я ж тебе только давала, я ж не ****ь какая всяким-то давать!
Я не знал, что такое "харить", пацаны в школьном туалете говорили, что это когда в бабу суешь письку, и делаешь это много раз…Рассматривая украдкой наших школьных девок, я взаправду не находил, в какую из них мне хотелось бы это сделать. Они были все прыщах, вредные и норовили со всей дури нае…нуть тяжеленным учебником по голове, если близко подойдешь.
Вобщем, перспектива "харить" провонявшую грязной одеждой Раху меня не прельщала. Она поди и умывалась-то последний раз на прошлой неделе…

День на седьмой, когда я уже освоился и носился с пацанами по крышам сараев, играл в прятки и вместе с ними удирал от местной "грозы" дворов татарина Витьки - Зюки, в нашем домике произошло убийство.
К матери - одиночке, родственнице Морозовского семейства, пришел пьяный хахаль, вые…л ее, остался недоволен, они разругались. Он уже спускался по лестнице со второго этажа, матеря ее на чем свет стоит. Из подъезда вышел Валеркин старший брат . В руках - ружье. Оно выстрелило так громко, гулко и потрясно, что пацанов, оседлавших забор рядом с подъездом, будто ветром сдуло.
На труп, лежавший в кровавом мессиве, мы, с сердечным боем, прокрадывались глянуть одним глазком, сквозь собравшуюся толпу. А потом, когда милиционеры арестовали убийцу, труп увезла "скорая", мы еще долго шугались по темным углам, пугая друг друга…
В домике запахло крутыми разборками. Старший Морозов на дух не переносил этой своей родственницы. А убитый был его частым собутыльником.
На другой день, пьяный до потери сознания, отец семейства Морозовых, гонялся с топором за смертельно перепуганной маленькой Рахой, крича, что раз она всем дает, то пусть и ему даст…
Тихо скулившую Ленку, я нашел в заветном сарайчике, где она не раз снимала трусы перед пацанами. Через выломанную доску я втащил ее в соседний сарай как раз, когда хилая дверца разлетелась в щепу  от мощного удара топора: Сука сквалыжная, дочь ****и, шваль малолетняя! - орал он, расшвыривая старое барахло в сарайчике, - Зашибу, тварь, где ты?!..
Потайными пацанскими ходами я утащил ее за руку далеко от места, где бушевал ее губитель. Спрятавшись, мы переждали, пока все стихнет.
В сумерках, я увез ее на велике в старый, кривобокий заброшенный дом, принадлежавший моему отчиму. Там, на втором этаже, среди затхлого запаха, плесени, старых книг, газет с портретами Молотова и двумя фамилиями на Мавзолее  "Ленин - Сталин", я соорудил для трясущейся в ознобе Ленки - Рахи постель из макулатуры и старых тряпок. Принес чистой воды, заставил вымыться.
Вытянул на огороде моркови, насобирал крыжовника, малины. Сгонял на велике к магазину, купил пару больших конфет "Лебедушка", трехлитровую банку мутного березового сока за двенадцать копеек. Заскочил к бабке, выпросил пару пирожков.
Все это скормил уже успокоившейся Ленке и спросил:
-  Ленк, а он правда хотел тебя убить?.. За что?
- Он меня хотел отъе..ть, а я сказала, что все расскажу его жене…
- И че?
- Он меня тогда схватил, и в рот мне хотел засунуть свой х… Ширинку расстегивал. А я же не ****ь, в рот я не беру. Я его руку укусила!
В это время Ленка грызла морковку, и я как-то живо представил вдруг вместо морковки в ее маленьком рту с тонкими розовыми губами, большущий сморщенный член, вроде тех, которые я видел в общественной бане у мужиков. Меня чуть не вытошнило, а Ленка продолжала, с хрустом разгрызая морковку:
- Он конечно дурак, когда пьяный, мог и зашибить. А ты не обижаешься, что я тебе тогда не дала? - резко сменив тему, она уставилась на меня глазами - бусинками, коричневыми, с темным кантом вокруг зрачка…
- Н-н-нет, - выдавил я из себя, - не обижаюсь.
- А хочешь сейчас? Ты же мне помог, я тебе должна дать, это как спасибо будет, ладно?
И не дожидаясь моего согласия, Ленка - Раха проворно сбросила трусы, стащила юбку и схватившись за края кофты потянула ее вверх.
- Нет, нет, что ты, не надо! - я запротестовал, во все глаза пялясь на открывшиеся моему взору гладкие худенькие бедра, розовые ровненькие чуть припухлые половые губы и торчащий между ними маленький кончик. В моих штанах стремительно зашевелилось навесное оборудование. Я испугался, что она заметит это, и сжал ноги.
- Ты че, не пробовал еще? - Ленка каким-то очень женским движением сложила кофточку, наклонилась, чтобы ее положить, показала худющую спину с торчащими позвонками и ребрами, - Ну не боись, не боись, это приятно, правда - правда!
Детское тельце. Гладкая кожа. Запах волос. Неумелое тыканье губами в губы. Она стащила с меня штаны, вместе с трусами. Повалила на себя и делано, по-взрослому, удивилась:
- Ну ты это, тяжелый! Мужик!
- Ленка, ты че, ты че, Ленк, - по инерци протестовал я.
А в голову уже шибануло незнакомое доселе жаркое ощущение, все тело распалилось разом, писька превратилась в кол и горячо - неумело тыкалась между холодных худых ляжек Рахи. Мысли растворились в этом жгучем пламени, я потерял само осознание, меня куда-то понесло…
Очнулся от всхлипа. Это плакала Ленка. Просто так, не от боли. Мой член еще был в ней, весь мокрый и склизкий. Что дальше -то делать, - растерянно барабанила в голове испуганная мысль. Жениться что ли? Так я еще маленький, да и Валерка ее уже имел, он ведь не женился?
- Тебе хорошо было? - прервал мои размышления вопрос.
- Ага, - механически буркнул я, пытаясь все же сообразить - как дальше-то надо действовать.
Мы встали, утерли тряпками свои мокрые места и уставились в пол, не глядя  в глаза друг другу.

Наутро, когда стылая свежесть дождливого уральского лета заставила нас жаться зябко во сне друг к другу, старые газеты нас грели слабо, за окном послышался скрежет. Я вздернулся испуганно и метнулся к окну. Ржавый запор калитки отодвигал кто-то, неразличимый в сумраке.
- Ленка! Шухер! Кто-то идет, - я растолкал ее, и не дав продрать глаза повлек за собой в сени, а там, тихо шипя на нее, втолкнул на чердачную лестницу. Мы заползли, стараясь не шуметь за трубу, там, в месте, где крыша дома соединялась с крышей двора, был маленький лаз, сделанный мною для игр в индейцев.
- Здесь они, точняк здесь, - бубнил незнакомый голос в сенях, - вона, мля, дверь изнутри заперта… Слышь, ты давай через окно, выдави его нахер! Двери откроешь мне…
- Тихо ты, мля, твою мать - перемать, ружжо подержи!
Раздался звяк разбитого стекла и тихий мат порезавшегося мужика. Кто это и чего им надо, было нам совершенно непонятно! Иными ночами Ленка вообще домой спать не приходила, ее мать и не замечала этого. А про меня могли подумать только одно - уперся к бабке, как обычно. Телефонов все равно ни у кого нет, это по тем временам неслыханной было роскошью и полагалось большим начальникам, вроде первого секретаря или начальника милиции…
Так кто же это?..


Конец первой части. Продолжение следует.