Катализатор Мать дышит на ладан

Рабочий день закончился и спец-автобус отправился от АЭС к городу. Весь персонал был удивлен, что Комаров в автобусе - обычно он задерживался на работе на несколько ночей, а когда ехал домой, он обычно всегда опаздывал на автобус, который отправлялся через полчаса после "гудка".

Поразительные изменения иногда происходят в личности: представьте человека, который всего лишь день назад смотрел на своих коллег с уважением. Сейчас же любой сотрудник АЭС казался ему волком, травящим овец. А затравив всех овец, они, пожалуй, и сами будут гнить с голода. А ведь ничего в отношении персонала с ним не изменилось: к нему относились так же. Изменился сам Комаров. И теперь среда, которая только лишь питала его, стала душной, терпкой и невыносимой для него. Он больше не мог оставаться в этом коллективе, однако любовь его к АЭС была столь велика, что ему было бы все равно, что с ним происходит на АЭС. И ему повезло, иначе обязательно произошла бы авария по его вине. Ведь только лишь благодаря самой АЭС, самой идее, для Комарова находится здесь было все-таки приятно.

Комаров теперь с ужасом и негодованием смотрел на то, что уже происходило на его глазах изо дня в день. Теперь он с ужасом наблюдал весь персонал, который играл в карты, веселился, и после работы всегда большая часть которого принимала "антирадиационные" напитки в целях профилактики, после чего этим особям действительно взрыв всего топлива на АЭС был бы меньшим наказанием, по сравнению с отсутствием профилактических напитков следующим утром. После "профилактики" персонал направлялся в спец-автобус, мирно поджидающих их у главного входа с обычно трезвым водителем. Весь персонал начинал нести какую-то чушь, которая, впрочем, для Комарова оказалась слаще, чем обсуждение каких-либо проблем сотрудниками в трезвом виде. Более разумная часть коллектива всегда сразу ползла в автобус отсыпаться. Обычно Комаров наблюдал за Машей в надежде услышать от нее хоть какие-нибудь слова, сладкие для его сердца. Он жаждал услышать у нее что-нибудь философское, надеясь на то, что Маша станет рассуждать. Увы, из ее уст Комаров слышал только сплетни да всевозможную бредятину, защищающие ее мировоззрение, рассказы о чем-нибудь. Ни разу он не услышал от нее что-то вроде: "Я люблю что-то за смысл". Нет.

Комаров захотел почитать книгу, в лишний раз подтвердив свою наивность - в автобусе, вместе с его коллегами, Комарову никогда бы не дали что-либо прочесть - ведь так для всех было сложно удержаться от возможности поиздеваться над добрым и безобидным боссом. Впрочем, Комарову обстановка в спец-автобусе всегда напоминала театр.

Главную роль в этом театре пожелал сыграть Ковалев:
-О! Босс, дай почитать.
Комаров рассеяно поднял голову, в то время, как книга Комарова уже была в руках Ковалева. Ковалев продолжил:
- "Бытие, Имя, Космос". Эх, босс, я-то думал, ты что-нибудь полезное читал... Слушай, босс, а тут что, даже картинок нет?.. Фу, какая противная обложка. Ну, картинку бы вляпали какую-нибудь.
- Ковалев, тут множество картин. Картина Мира, например, дело в том, ч...
Но Ковалев перебил Комарова :
- Эй.. черт. Держи свое "Космическое имя бытия".. Или как там..
После чего небрежно бросил выдающийся труд на колени Комарова.

Продолжение концерта Комаров не захотел, и быстро убрал свою книгу и уставился в окно. Автобус подъезжал к Москве, и Комаров попросил водителя (все еще трезвого) остановить у ближайшего метро. Комарову явно хотелось выбежать из этого "театра" при первой возможности.

Комарову остановили у "Южной". Комаров быстро вышел из автобуса, ни с кем не прощаясь (кстати, он редко прощался с персоналом, но не из-за неприязни - он банально забывал про это). Он быстро дошел до метро, и весьма благополучно доехал до своей станции. Выйдя из метро, он увидел стоящую рядом автобус, на котором он и решил добраться до своего дома.

Было десять вечера, Комаров ехал в автобусе и вскоре, на одной из остановок, вошел изрядно выпивший бомж. Бомжи обычно любят поругаться на кого-нибудь или на что-нибудь. Пьяный бомж вообще любит все. Впрочем, трезвого бомжа Комаров за свою жизнь видел только на картине Шилова "Бомж". Комаров стал с интересом наблюдать за предстоящим представлением. Только вышел из одного "театра", как тотчас же очутился в другом. У Комарова сегодня был настоящий день премьер.

Бомж ждать себя долго не заставил, выбрал женщину поменьше и без сумок, к которой прицепился неизвестно за что. Впрочем, разве ему нужен был веский аргумент?

- Ты, дура, ты видишь, где ты сидишь? Ты же в клетке! Ведь это страна уродов!
Начал бомж. Словосочетание "страна уродов" он проговаривал с особым наслаждением.
- Ты - женщина. А ты знаешь, что с тобой будет? Да ты помрешь, дура! Без мужиков все Вы помрете. Страна уродов! Да, мы пьяненькие, да мы грязненькие (в этом все впрочем уже все убедились - прим. автора). Страна уродов... Ты! Ты... Ты что тут сидишь? Скажи сразу, что ты меня не любишь! А куда денешься? Страна уродов! Все равно детей рожать придется! Дура, понимаешь, что я тебе говорю? Страна уродов! Вот, вымрете все! Пьяненькие, а все равно детей рожать, а иначе вымрете!

Видимо, женщина была готова на все что угодно, лишь бы ее "наставник" отошел бы от нее подальше - ведь какой бомж без сильного запаха мочи, помойки, и всего, что на помойке было? Но на этот раз женщине явно повезло, поскольку бомжу она надоела. Тихая была, видимо. А с тихими не интересно - ведь перебить некого!

В это время бомж обратил свое внимание на подростка, сидящего рядом с женщиной. Ему все сочувствовали, но никто ничего против не сказал. Даже если бы это было действительно необходимо. Спектакль был продолжен:
- Что смотришь? Страна уродов.. Смеешься? Да ты знаешь, с кем ты говоришь? Я прошел всю русско-японскую войну. По-видимому, бомж был или не так прост, как все привыкли думать, либо действительно он был очень глупым. Так или иначе, пара людей в автобусе не смогли сдержать своего смеха, и теперь бомжу можно было придраться к любому. Но бомж решил разделаться с подростком:
- Мы тогда все "пыхтели"! А ты? Ты сидишь, ни черта не делая! Это Вы все продали! Везде мафия, везде! Это во всем Вы виноваты, отняли у нас все! Мафия в милиции, мафия в правительстве... Президент, сукин отрок, и тот - мафия! Не "пыхтите" Вы!

Комаров в душе смеялся над его словами. Ведь, по его словам получалось, что как раз они то и "пыхтят", только не в том направлении. Крайне перекошенное мнение самого бомжа было для него последней инстанцией. Однако, и Комарова это сильно беспокоило, ничто не заставит подумать его над тем, что по большей части из-за этого крайне не правильного, ни на чем не основанного мнения, многие большую часть ошибок и делают. Комаров думал, что было бы, если бы таких "бомжей" в сознании наших людей было бы меньше? Вот преступность - любые уголовные дела против организованных преступных группировок свидетельствуют, что эти группировки благополучно развивались, потому что долгое время на них вообще не было жалоб в милицию. И человека с таким "бомжем" в голове будет крайне легко убедить в том, что все схвачено и куплено! А если его забудут убедить, то он сам убедит себя в этом - ведь внутри такое вот сознание бомжа будет теребить человека. А человеку же нужен аргумент, чтобы ничего не делать, ведь подчиниться проще всего. И "мафию" в таком случае проще всего обвинить. И ни о чем думать не нужно, достаточно сказать "это так, я знаю". И все становится на свои места. Ведь дать узду проще, чем подумать над произошедшим. А самооправдание уже есть. Чего еще нужно такому сознанию?

Но больше всего Комарова грызло не это. При всей предвзятости взглядов этого пьяного и грязного бомжа, он был где-то прав. Комаров хотел поправить бомжа и сказать ему, что наши дети действительно "не пыхтят", но они ли в том виноваты? Зачем же обвинять молодежь, когда нет никакой идеалогической линии, а родители уже привыкли отмахиваться от своих детей подаянием на карманные. Неужели дети виноваты в отсутствии учителей? Неужели они виноваты в своих родителях? Разве мы "пыхтим"? Да спросите у любого взрослого человека: "Давно ли ты водил своего ребенка в театр? Давно ли ты разговаривал с ним по душам?". Ответ в подавляющем большинстве случаев будет одним: "Некогда. Работа."... Вот. Деньги стали основным воспитателем для детей наших. И чего же мы требуем от этих детей? Ведь нам нужно купить новую стиральную машину, одежду купить. "Мобильник". О! Так это вообще обязательно, даже если человеку он вроде как и не нужен. Да нет, он нужен! Ведь без "мобильника" нечего повесить на шею с горящей подсветкой! Перед ребенком стало проще отделаться парой "гриндерсов". И чего мы ждем от этих детей? Дети ведут себя также. Личную жизнь мы меняем на работу, от любимого человека проще отделаться билетом на концерт какой-нибудь рок группы, а дружим и любим не тех, кто может возразить, предварительно подумав, а на тех, кто со всем согласится. И тогда можно будет с чистой и гордой совестью произнести: "У нас идеальные отношения". По этому же принципу дети выбирают в свои любимцы учителей. Не тех, кто поставит "не уд.", и попытается объяснить и повлиять как-либо на мировоззрение, а тех кто будет разрешать ничего не делать, и ставить после того "отл.". Комаров полностью погрузился в ход своих мыслей, но свою остановку не пропустил, и теперь пуще прежнего желал прогуляться по парку вдоль его дома.

И Комаров опять продолжил свой ход мыслей. Он уже давно понял, что если что-то есть, то значит на это есть спрос. Вот и институты плодятся по этому же принципу. В идеале, чтобы учителя там были снисходительны, всегда не ставили ниже "удв.", позволяя при этом ничего не делать. И порнография. Разве на нее нет спроса? Нет, есть. И кто же потом осмелиться жаловаться на все? Или, к примеру, реклама в сети и всевозможные пирамиды. Да ведь люди сами всего этого желают! Как хорошо, когда можно ничего не делать, и получить за это что-то. А потом начинают плакаться: "МММ, мол, пирамида. Обманщики." Ну а как же иначе? Ведь исполнение всех обещаний пирамид в принципе не возможно. Комаров припомнил один рекламный ролик страховой фирмы. Вот. Ведь разве люди не желают сейчас выслушивать ту лапшу, которую им дают? Смысл того ролика был в том, что при страховании можно чувствовать себя спокойно - ведь теперь ничего не случится. Хотя люди сами знают, что если что-то случится, то страховая фирма лишь ВЫПЛАТИТ компенсацию, но уберечь от чего либо не способна. Но ведь какова мысль!

Тут Комаров опять вспомнил о детях, чему в немалой степени способствовало созерцание подростков на лавочке, распивающих спиртные напитки. Комарова топила мысль, что он тут бессилен в массе своей. И ведь из них тоже вырастут дети, которые будут губить все творческое в своих детях, отделываясь от них вещами. Будущее рисовалось в его воображении в самых темных красках: ведь уже сейчас детям некогда поспорить и подискутировать с другими! Некогда развивать логику, ведь теперь побеждает тот, у кого ботинки дороже. А будущем будет, возможно, еще хуже: дети просто вместе со своей новой вещью (которая тотчас же появится у других - чтобы обидно не было) чек из магазина, и дети просто будут сравнивать их. У кого на чеке больше сумма, тот и главный. А ведь именно это культивируют и бережно взращивают родители в детях своих.

Комаров пытался писать министрам образования, но выслушав выступление Солженицына по телевидению, понял - министрам нет никакого дела даже до элиты русской мысли. А как же! Видишь ли их критикуют. Их, Министров! Подумаешь, Солженицын. Да кто он вообще такой для министров? Ведь министры более чем уверены, что именно их гениальные современные решения правильны и логичны. А остальные просто не понимают красоту их мысли! И, быть может, они уже давно поставили себя выше других, выше Солженицына, к примеру. А если они будут говорить о том, что Солженицын и прочие люди умны, то Комаров бы не поверил им! Потому что он твердо был убежден, что они так будут говорить, чтобы поверили их мысли. Чтобы не показаться самолюбивыми, заранее убежденными в своих мыслях и не готовых покалебать их, что бы им не говорили и как бы их не убеждали. Хотя именно этого самолюбия в них через край.

И теперь Комаров более чем когда сознавал всю жалость их позиций, однако и над своими позициями он пока задумываться не смел. На это нужно мужество. Его у Комарова сейчас не было. Однако уже назревала вся нелюбовь к любви к его реактору в сознании Комарова. Однако, и любовь к реактору была немыслимой. И отказаться от этого нужно было Комарову, иначе он уже не мог. Он выбрался из отстойника мыслей, но теперь уже не контролирует свой поток, в котором он воистину щепка.

Комаров развернулся и пошел к своему дому, возвращаясь вдоль своего парка. Он проклинал себя за свою нерешительность, ведь он сам уже столько раз хотел быть учителем философии. Он хотел объяснить детям, что философия не есть скупая подборка материалов о мышлении и жизни прошлых поколений, он хотел объяснить детям, что философия - это, главным образом, правильное мышление. Он хотел дать понять детям, что прошлые поколения изучаются главным образом для того, чтобы научить на их примере мыслить. Чтобы и свои собственные мысли дети выражали более ярко и правильно, а главное - более логично. Ведь раз уж Вы имеете мысли, то будьте добры, не будьте свиньей и объясните свои мысли. А не можете - грош Вашим мыслям цена. Ведь мышление отличает нас от животных. Он так хотел научить этому детей, но судя по персоналу на АЭС он склонялся к мысли, что ничего он сделать и не сможет, а эту мысль ему допускать было нельзя - ведь пессимисты не могут двигаться вперед. Он боялся, что дети сразу перестанут слушать его, объясняя это крайне элементарным "он просто не такой как мы", и заранее ставя барьер перед его мыслями. Он хотел поведать им свой жизненный опыт, свой горький жизненный опыт, но Комаров более чем сомневался, что они поймут его. Ведь они не испытывали в большинстве своем все тяжести. И потрясений. Он очень хотел их окунуть в настоящую жизнь. Призвать к изничтожению эгоизма и упрямости, самолюбия. Заставить детей размышлять о чем-либо. Но он пробовал на Маше. И ему не удавалось.

Слишком много обстоятельств было в жизни Комарова - он уже начальник своей мечты, своей АЭС. И он уже не молод. Эти мысли грызли его с каждым днем все с большим усердием. Он думал о том, что сможет ли он так, как сейчас. Учитель - тяжелая ноша, а сможет ли он им не быть? Сможет ли он остаться у себя на АЭС, холя и лелея свою мечту. Да он даже не был уверен сейчас в том, это ли его мечта?

Он пришел домой, сбросил с себя свое пальто и с наигранной нетерпеливостью бросил свой кейс. Он пошел в ванную комнату, вспомнив "Оду Ванной Комнате" Майка Науменко, и решил лечь спать, полагая, что его мысли утихнут хотя бы на ночь. Комаров поставил будильник на шесть утра - в семь за ним должен был заехать спец-автобус.

Заснул он быстро, но его мысли настолько поглотили, что и во сне захватили. Ему приснилось большое здание, в котором были и совсем маленькие дети, и юноши, и совсем взрослые люди лет 25. Но все вели себя одинаково. Со звонком в этом здании все расходились по своим аудиториям, но в каждой было всегда одно и тоже: аудитория делилась на слушающих учащихся, и на не слушающих. Комаров с каждым звонком был в другой аудитории, и независимо от возраста было, в принципе, одно и тоже. Со взрослыми было и проще: с одной стороны, люди, по-видимому с трудной судьбой быстрее понимали преподавателя. И труднее: люди, до такого возраста пребывающие в относительно благоприятной среде, или тех, кого полностью поглотили проблемы, никого и ничего не слушали. Им было все равно. И лишь деньги двигали этими людьми. Получалось, что можно было дать сознание, только вернув его учащемуся. Комаров был в ужасе: получалось, дать что-то можно было только проведя с ребенком все свою жизнь. Он сам натолкнулся на мысль, что учителя и должны быть родителями. Но он проснулся он стона его будильника.

Комаров проснулся, но чувствовал себя очень уставшим. Мысль об исправлении людей не покидала его. Так отчего же есть люди, склонные к самоанализу, и люди, склонные к подсчету денег? Почему есть плохие и есть хорошие? Уж не оттого ли, что это деление его мозга? Но эту мысль Комаров отверг, выкинул и больше не вспоминал о ней: ведь он сам считает, что об относительности думать не стоит. Но если не потому, то отчего? Он медленно пополз в душ, и поливая себя из шланга в бледно-синей ванной комнаты небывало мизерных размеров, продолжил свои размышления: почему в классах с хорошими учениками, в массе своей, большая часть людей никогда не падает ниже определенного уровня, а в самых мерзких классах большая часть школьников падают на тот же уровень, что и то самое "большинство"? Отчего происходит падение и подъем? Уж не оттого ли, что в первом случае есть хороший пример, а во втором случае такого примера нет? Но отчего одни ученики тянутся к хорошему примеру, а другие нет? Ведь и в интеллигентных семьях часто вырастают полнейшие отбросы общества? Но ведь там есть пример для подражания? Или быть может, примеров слишком много?

И почему Комаров не встречал ни одного человека, склонного к самоанализу и над которым бы не издевались в детстве (учителя, одноклассники, родители, в конце концов)? И почему в тоже время люди некрасивые, или имеющие физические недостатки, упрямы и самолюбивы, несмотря на то, что над ними тоже издевались? Если дети, над которыми совершают насилие, причем постоянно, анализируют себя? Вероятно, подумал Комаров, от противоречащих фактов, которые они не могут объяснить, и надежде на разрешение ответов на вопросы, благодаря которым, вероятно, сознание ребенка надеется высвободится от насилия. И потому они привыкают к самоанализу, и позже, начинают постоянно анализировать других. Они пытаются найти в других те плюсы, приобретя которые их не станут обижать. Они ищут причины того, почему обижают их, а не других. Как правило, причина банальна: зависть к этому ребенку, чрезмерная безобидность такого ребенка. Но он, по-видимому, не склонен их анализировать или знает, что это исправить не получится, потому что он человек такой. И такие дети постоянно находят плюсы в других, чтобы понравиться. Но тут у Комарова возникла другая идея: а почему такие дети ищут, по большей части, плюсы? почему не минусы? Вероятно потому, что они сами хотят относится к другим так, как им хочется, чтобы относились к ним. А для людей с физическими недостатками эти проблемы им кажутся уже предопределенными: у человека всегда есть оправдание на все возможные обиды. Им не нужно искать плюсы, чтобы их полюбили, ведь гораздо проще убедить себя во всех проблемах свои физические недостатки. Вот и получается, что люди с какими-то недостатками, за которые их клеймят, все списывают на них. А следствия этого подхода, к сожалению, крайне плачевны: развитие самолюбия, упрямости, ненависть к другим (зависть), и, как следствие, желание причинять вред другим.

Теперь ценность качественного образования, как младших классов, так и преподавания студентам, для Комарова стала более понятной. Получалось, что и в младших классах, и в старших классах можно подать пример, показать человеку те плюсы и минусы, которые может пополнять человек. Однако, в школе, вероятно, основной упор должен делаться на развитие логики в детях и развитие кругозора в них, в то время, как в университетах, помимо собственно специализированных предметов, развития логики и кругозора, должен делаться упор на обучение студентов выражать свои мысли, и, вероятно, более конкретно уметь критиковать свои собственные мысли. Впрочем, и в школе это важно, ведь именно в школе складываются задатки личности, по мнению Кормарова. Однако Комаров так и не понимал, стоит ли делать из всех учеников личность, похожую на их учителя. Это был для него пока неразрешимый вопрос. До некоторых пор.

Эта гремучая смесь лжемудрости бомжа и проблем, которыми Комаров был отягощен еще до встречи с этим бомжем, в конце синтезировались в нечто новое. Точнее сказать, бомж был некоторым стимулятором для Комарова, заставив его начать обдумывать свои проблемы более широко и беспристрастно. Комаров увидел альтернативный взгляд на окружающую среду, который поразительным образом подстегнул Комарова к выработке новых взглядов на что-либо...

Занимательно, подумал Комаров, одно обстоятельство: у этого бомжа была тяга к идеальному. И идеальное в сущности этого бомжа было значительно больше, нежели подобная по ревности тяга к деньгам у состоятельных личностей, которые ради своего Бога Зелени и Бумаги могли совершить очень много достаточно низких поступков. Комаров прекрасно понимал, что взгляды бомжа скорее были оправданием подобного существования, нежели действительно чем-то непокалебимым и твердым, но именно потому эти взгляды могли бы существовать вместе с бомжем достаточно продолжительное время, ведь иначе бомж не смог бы оправдать свое ничтожество. А быть может это и был страх перед ничтожеством? Перед осознанием своей низости? Но, по крайней мере, этот человек в данный момент был значительно выше состоятельных людей, готовых променять все что угодно в обмен на еще несколько радужных бумажек...