Время умереть

Вот и пришло твое время. То есть, кончилось твое время. Сейчас ты умрешь. Я рассказываю тебе все это только потому, что ты меня уже не слышишь. Ты лежишь пока на кровати в полном отрубе, приключившемся с тобой после поглощения несколько рюмок водки, щедро сдобренной мной  антигипертензивным клофелином. Обычно, этот прием используют мошенницы-проститутки, чтобы спокойно обобрать доверчивых клиентов. А сегодня этот способ использовал я. Чтобы, наконец, разделаться с тобой, причинившей мне столько проблем и мучений. Ты доверилась мне, глупая и недалекая, ты пришла ко мне, не подозревая о моих коварных замыслах остановить течение твоего времени.
Настало время умереть. Время для смерти. Для твоей смерти. Еще совсем намного, и твои шейные позвонки хрустнут под моими пальцами. Сначала они будут вдавливаться в твою податливую, беспомощную и такую беззащитную нежно-розовую (пока) шею. А потом они не выдержат, сломаются от моих стараний. Это хороший и надежный способ. Почувствовать под своими пальцами конец твоей жизни и время прихода твоей смерти.
А потом я разрежу ножом твой живот, покопаюсь там, и выдерну из под грудной клетки твое еще тёплое сердце. То самое, которое отказалось меня любить и принять. То самое, которое причинило мне столько боли и страданий. Сначала я буду долго его разглядывать, поворачивая из стороны в сторону, как бы стараясь навсегда запомнить его форму и цвет, расположение сосудов и прожилок. А потом я надкушу его, уже почти остывшее, но все равно, ставшее теперь таким близким ко мне, твое, так и не полюбившее меня, сердце. Надкушу, медленно прожую, и выплюну остатки в еще совсем недавно бывшее таким прекрасным, твое лицо. Получи! Ты этого хотела?
Затем я выколю твои глаза. Наколю их на штопор своего Victorinox-а, покручу им немного, пока слегка подоржавевший металл не войдет поглубже в студенистую массу твоего глаза, а затем резко, как пробку из бутылки, выдерну их оба по очереди. Эти твои бесстыжие глаза, которые смотрели на других, смотрели по сторонам, искали что-то, но не видели рядом того единственного, кто был действительно достойным навсегда оставаться их последней усладой. Я сохраню их в баночке со спиртом. Я буду потом долгими вечерами смотреть тебе в глаза, укоризненно вылупившиеся на меня из-за стеклянных стенок банки, печальным укором буду смотреть в них и спрашивать: «как ты могла все это допустить?». 
Вслед за глазами придет очередь языка. Ножом его вырезать неудобно. Большая его часть при этом останется внутри. Для этой операции лучше всего подойдут большие пассатижи или клещи. Только сперва придется немного подождать, пока язык перестанет быть скользким и высохнет от твоей слюны. От этой твоей желчи, которой ты обливала меня ежедневно, придираясь по пустякам к каждой мелочи, надоедливым менторским голосом перечисляя все мои огрехи и проступки. Нет, не умела ты прощать. Не умела. Зато ты умела занудствовать и стервозничать по полной программе. Но сегодня моя очередь, мое время, моя программа.
Уши, котрые меня просто не слышали. Они слышали только тебя. То есть, только то, что говорила ты сама. Больше тебе ни до кого не было дела. Ты была с ушами, но ты была глуха. А теперь ты будешь без ушей. Я отрежу их и пошлю по почте твоим родителям, воспитавшим эдакое дьявольское отродье. Зачем-то, по глупой сиюминутной прихоти произведшим на свет это порождение адской фантазии безумного режиссера человеческих судеб и поступков.
Все это мгновенно пронеслось в моем напряженном сознании. А потом мои пальцы, как и было обещано, сомкнулись у тебя а горле. Время пришло.