Милосердие

Мне нравилось возвращаться  домой с работы через парк. Только здесь можно ощутить себя частью природы: из примет цивилизации только таблички на де-ревьях и мусорные урны, да разве еще снующие туда-сюда лыжники зимой и ве-лосипедисты от первой капели  до наста. Не изменила я этой приятной привычке и в этот раз: невозможно  даже сравнивать  неспешную прогулку среди сосен ран-ней осенью и душный асфальт улиц.
На утоптанной тропинке, от центра к краю, все время почему-то забирая вле-во, полз еж. Он был как-то странно прогнут в спине, и за задние лапки, беспомощ-но волочащиеся, цеплялась хвоя. Крови не было, был только влажный взгляд глаз-бусин прямо перед собой, - именно об эту боль я и споткнулась, как о внезапное препятствие.
Какой изверг-велосипедист переехал его и не заметил? Досада на человече-скую жестокость и на то, что именно я оказалась сейчас возле него, перемешались. Аз уж я здесь, то просто обязана помочь. Только как? Есть увесистый булыжник – один точный удар, и страдание оборвется, но вместо этого я подсовываю под него тетрадь.
Он лежит на письменном  столе, и беспрестанно куда-то ползет, не сдвигаясь с места. Мама постояла над ним, нервы ее не выдержали и она, заплакав, ушла. Я приношу аптечку и выбираю сильнодействующее лекарство.
- Мама! – зову я, - мама! – она появляется за моей спиной, но я не оборачива-юсь, чтобы не зареветь от бессилия, - у нас есть шприцы?
-  Ты… Ты… - голос ее срывается, и она спрашивает почти шепотом, – ты хо-чешь усыпить его?
- Черт – цежу я сквозь зубы, - нет, я просто поставлю ему укол, - ложь во имя успокоения.
- Сейчас, - она исчезает, но появляется через некоторое время (движение на месте), сует мне в руку шприц. – Я согрею молока? Может он попьет?
Мне хочется сказать, что не поможет молоко, и что разумнее всего прекратить бессмысленную борьбу, но вместо этого я киваю головой, и, прослушав удаляю-щиеся шаги, ставлю обезболивающий укол в область у хвоста, и набираю номер скорой ветеринарной помощи. Врач обещает быть незамедлительно, но появляет-ся только через полтора часа. За это время еж, которого в случае благополучного  исхода я намеривалась назвать Каштаном, выпил чайную ложку молока, и при-нялся обнюхивать лежащую рядом телефонную трубку. В душе моей успевает за-родиться надежда, но раздается требовательный звонок, и входит доктор.
 Он просит показать больную собачку, сбитую машиной, и издает вздох него-дования, увидев пациента. С минуту он мнется в нерешительности, но все же ото-двигает меня от стола, и приподнимает заднюю часть колючего туловища. Из гор-ла животного ручейком вытекает молоко, смешанное с кровью. Доктор констати-рует – усыпить. Забрав сто рублей, и осведомившись, не отдам ли я ежа для чуче-ла, растворяется в подъездном мраке.
Движение возобновляется. Я ставлю еще дозу обезболивающего, и плачу уже не стесняясь. Ползая по кругу, еж натыкается на мою руку, и останавливается, дрожа всем телом, и сопя из-за крови, пузырящейся у носа.
Я звоню в другую круглосуточную клинику. На этот раз приезжает женщина, - седоватая и грустная, не упрекая за обман, садится на предложенный стул, и просит сказать чем именно переехали ежа.
- Велосипедом, - выдавливаю я.
- Да… - она смотрит на несчастного, и качает головой, - можно усыпить, или ждать, когда само собой все закончится…
Отказывается от своей платы и оставляет на всякий случай свой домашний телефон.
В шесть пятнадцать все заканчивается.
Держа в ладони остывающий комочек, и поглаживая колючки, я стою у окна. Я уже знаю, что я буду делать сегодня – сегодня с моим классом мы установим таблички «Осторожно – еж!» на всех тропинках парка…
Я всегда буду благодарна своим родителям за то, что никогда ни словом, ни взглядом они не упрекнули меня за то, что я «тащу в дом всякую дрянь»:  новоро-жденного котенка с помойки, глаза которого позже открылись совершенно на-прасно – от непродолжительного пребывания на морозе он ослеп, но это не меша-ет ему здравствовать двенадцатый год и с разбегу прыгать на шкаф; за истощен-ную крысу, украденную из живого уголка.
Родительский дом навсегда  останется в моей памяти полным животных, ко-торым подыскивается хозяин, малознакомых людей со всех краев нашей необъят-ной родины и краем мира, нуждающихся во временном приюте, появляющихся из неизвестности, и исчезающих для того, чтобы через некоторое время написать благодарное письмо или прислать посылку со скромным, но сердечным даром.  С Рождеством поздравляют нас пожилой мормон, цыганка, звонящая из фойе вокза-ла, а мама уже несколько лет переписывается с малознакомой женщиной, чей сын погиб во время первой чеченской компании, и которой мой отец-военный  помо-гал разыскивать его останки. И ни разу у нас ничего не пропало – видимо, Бог бе-рег.
19.12.01.