ЯЛТА - РИГА

23 февраля - День Советской армии и военно-морского флота. Я служил на флоте. В стройбате. Основным отличием от сухопутного военного строителя являлись мои погоны. На них красовалась буква "Ф". Когда меня спросили: "Что означает буква "Ф"?", я, словно на экзамене, который зубрил день и ночь, без запинки ответил: "Футболист".
      Это сейчас 23 февраля - пафосный День защитника отечества, а тогда это был самый обыкновенный День СА и ВМФ - прекрасный повод для пьянки. Мы пили с Пузом на пляже гостиницы "Ялта". Весь день. Ближе к вечеру наша компания увеличилась вдвое. К нам примкнули не служившие, но исправно отмечавшие этот праздник, Русь с Базановым.

МИНИАТЮРЫ СО ЗНАКОМСТВОМ.

1. Пузо - мой самый закадычный собутыльник. По совместительству он также являлся ялтинским фарцовщиком.
2. Кумиром Руся был Остап Ибрагим Берта-бей Бендер. Русь не только по профессии, но и по складу ума был аферистом.
3. Базанов только что вышел из мест не столь отдалённых за пьяный дебош в ресторане "Ванда" и, кроме своего немаленького роста, ничем существенным похвастаться не мог.

      Всё началось с того, что Русь решил по легкому срубить деньжат. И с кого? С меня. Придурок. На его афёру я с радостью согласился и уже через пятнадцать минут я стал богаче на пятьсот рублей, что по тем временам было очень даже не плохо. Русь, рассчитываясь со мной, нисколько не сожалел о том, что проиграл. Он даже был рад со мной поделиться (неделю назад он втюхал какому-то потенциальному лоху Roland D - какой-то за двадцать тысяч рублей. Деньги он взял, а инструмент отдать забыл. Трудно, знаете ли, отдать то, чего у тебя никогда не было).
      Обмывая моё удачное приобретение в ресторане морвокзала, после второй бутылки водки мы решили поехать в Ригу. Попить томатного соку. Сборы были недолгими. Моя пьяная рожа только заехала домой и объявила маме, что её сын отъезжает в Ригу, и отъехала.
      Очнулся я на следующее утро. В обществе своих собутыльников, в каком-то автомобиле. Головушка - бобо. Во рту кака. А похмелиться нечем. Ноль (0). Русь вышел из машины и, оглядев её, стал пересчитывать свои сбережения.
- Ты чего? - спросил его Пузо.
- Бабки считаю, - логично ответствовал Русь.
- Это я вижу. А зачем?
- Пытаюсь выяснить, за сколько мы купили эту девятку, - оказывается, мы находились в "Жигулях" девятой модели.
- Купили вы её за двести рублей, - сказал, вышедший из ворот (около них была припаркована машина) молодой мужчина, - вернее, вы купили меня...
- В качестве извозчика, - догадался Базанов. Он вообще парень догадливый.
- Да, - водила обрадовался тому, что не нужно объяснять всех тонкостей предшествующей финансовой сделки.
- А в качестве похмелятора? - выразил я скромную надежду на поправку своего пошатнувшегося здоровья.
- Сейчас принесу, - сказал волшебный водитель и скрылся за таинственными воротами. Казалось, он ждал этого вопроса.
      Бутылка водки на четверых - не ахти какое лекарство, но её хватило на то, чтобы мы смогли доехать до какого-то кафе в центре Симферополя (оказывается, ночь мы провели в столице Крыма и успели купить одно купе в поезде Симферополь-Рига. Поезд отправлялся с первого пути в 16. 00). Потом было ещё несколько аналогичных заведений, в которых нам наливали только благодаря обворожительной улыбке Серёги (так звали нашего таксиста). Тогда время с лёгкой подачи Эм. Си. Горби, до двух часов дня пахло исключительно кисломолочными продуктами.
      В ресторан "Симферополь" мы заявились в 13 часов 41 минуту. Там наложили табу на нашу бутылку водки, сказав, что, во-первых: "В нашем ресторане запрещено приносить с собой", как будто в других кабаках эти действия поощряются, а во-вторых: "употреблять алкогольные напитки позволительно только с четырнадцати ноль-ноль".
      В два часа по полудни, исполнив (стоя) гимн Советского Союза, мы извлекли из-под стола пузырь белой и, демонстративно разлив по фужерам его содержимое (рюмки, глядя на это форменное безобразие, сначала оскорбились, а затем, обидевшись, просто ушли со стола. Обида была кровной), выпили. Несмотря на то, что это была та самая бутылка, которая подверглась унизительной процедуре запрета, ни официанты, ни метрдотель не имели ничего против. За двадцать минут мы их просто достали.

      Пузо сидел, откинувшись на спинку стула, и спал. Его голова была запрокинута назад, а рот открыт. Базик с Русём играли в баскетбол на деньги. В качестве корзины они использовали открытый рот спящего Пуза, а мячом им служили маленькие кусочки поломанной шоколадной плитки. Шоколад во рту таял. Пузо уже начал издавать клокочущие звуки. Ещё немного и он утонет. В шоколаде. Я понимал, что, несмотря на всю красоту шоколадной смерти, это нехорошо, что надо спасать друга, бросить ему спасательный круг, но я прибывал в пьяном похуизме. Мне всё, решительно всё было по барабану. Скажи мне кто-нибудь в тот момент, что Христос спустился на грешную и, причём, исключительно для того, чтобы поговорить со мной, я, нисколько не удивившись этому (явление Христа Редину), плюнул бы на это диво. Мне все эти религиозные заморочки тогда были до женского полового органа. Я просто сидел и тупо смотрел на то, как два моих собутыльника пытались убить шоколадом третьего. Меня из алкогольного транса, а Пузо из сладкой пучины вывел наш извозчик. Он пришёл и сказал, что до отправления нашего поезда осталось пятнадцать минут.
      В поезд мы вскакивали на ходу. Я, поблагодарив двух дам за прекрасно проведённое время, бросил в них бутылку шампанского. По счастливой случайности, я не попал, в отличие от этих убогих представительниц прекрасной половины человечества, которые попали на вино. Но зато они не только слышали, но и смогли увидеть Брызги шампанского.
- Ты зачем их прогнал? - Русь не был огорчён. Он был в бешенстве. Но своё состояние он умело скрывал. Русь знал, что дерьмо лучше не трогать. Вонять не будет. Я был тем самым дерьмом.
- А зачем они нам? - я не еврей, но многое мне у них нравится.
- Дурак. Они сосут.
- Ты хотел сказать: сосали. Кстати, где ты их откопал? - из машины мы выходили сугубо мужчинской (не мужики, а так, синие в хлам мужчинки) компанией.
- Да стояли на перроне, - более скоростного съёма мне наблюдать не приходилось.
      Не успели мы зайти в купе, как Русь сразу же куда-то пропал. Впрочем, пропажу мы обнаружили, только когда он вновь появился перед нами. Русь был не один. С ним был ящик водки.
- Не в сухую же нам трястись трое суток, - оправдывался он, открывая бутылку, - жене от получки привет передай, сынишке пришли бескозырку, - продекламировал новоявленный Бродский, держа в руке алюминиевую пробку. Она действительно напоминала бескозырку.
- Ты где взял водку?
- Купил.
- Где?
- Отгадай с трёх раз, - и сразу: - у нашего проводника, - антиалкогольная кампания того времени на проводников не распространялась.
      Время сгущалось сумерками и запивалось водкой. Я сделал большую ошибку, когда остался на ночь в нашем сумасшедшем купе и многострадальном вагоне. Как только пассажиры стали взбивать голодные подушки и натягивать на уши то, что десять лет назад называлось одеялами, Русь с Базановым ощутили потребность в общении. Пузо спал. Я был неразговорчив. И они решили познакомиться с соседями. Раздобыв где-то ведро с углем и металлический совок, они пошли по вагону в поисках потенциальных покупателей чёрного золота. Не спрос рождает предложение, а наоборот. Импозантная фигура Базанова была достойна кубизма Пикассо: стильные чёрные туфли, чёрные носки, модное чёрное пальто и жёлтые семейные трусы в синий горошек. Остальные предметы его туалета отсутствовали. Завершала этот ансамбль сорванная с окна занавеска. Она, словно официантский рушник, висела на правой руке Базика. "Не желаете ли уголька?", - вежливо справлялись жаждущие общения продавцы. Но сонные люди не торопились расставаться со своими сбережениями ради синей чёрно-золотой химеры. Отказников Базанов помечал углем, рисуя им на лбу незатейливый крестик.
      Я сидел в купе в купе с водкой и спящим Пузом и втыкал. Мою медитацию прервал возмущённый женский крик. Фразы типа: "Сколько можно?", "Дайте покоя!" и "Вы что, с ума сошли, что ли?" на меня не возымели никакого действия, но кем-то оброненное слово: "милиция" заставило меня мгновенно протрезветь, и я пулей вылетел в коридор (или, что там у них в вагоне вместо оного?). Базанов был занят бодиартом. Он рисовал на лбу возмущённой женщины очередной шедевр в виде креста. Русь смеялся, как сумасшедший. Я, извинившись перед дамой и заверив её, что больше такого не повторится, пинками погнал продавцов угля в наше купе. Странно, но они не сопротивлялись. Наверное, они относились ко мне, как своему папе, которого надо слушаться, но если он не видит, можно и пошалить.
- Я, наверное, застудил поясницу, - сказал Русь на следующее утро, - мне нужен массаж.
- Тебе нужен массаж мозгов, - ответил я и, с помощью пилочки для ногтей, сделал ему трепанацию черепа. Мне нужно было извлечь из его серого вещества детище Ильфа и Петрова. Сначала мне попадались мелкие и довольно незначительные предметы: глобус, на котором ничего, кроме Северной Америки не было и старый трёхколёсный велосипед, женские трусики и их обладательница, пять пепельниц и афера века, рога и копыта, дети лейтенанта Шмидта и Марлен Дитрих, двенадцать стульев и золотой телёнок, Илья Ильф и Евгений Петров, и, наконец, сам товарищ Бендер. Закрыв череп, я, довольно потирая руки, посмотрел на Руся. Передо мной была амёба. Инфузория-туфелька сидела передо мной. Тогда я, не соблюдая никакой последовательности, спешно запихнул обратно всё, что только что извлёк из его серого вещества. Кстати, у него оно было нежного розового цвета.
- Почему? - спросил меня Русь.
- Что почему?
- Почему мне нужен массаж мозга?
- Забудь, - мне не давала покоя картина одноклеточного Руся, - давай лучше выпьем.
- Давай. А ты не будешь больше пинаться? А то, ты когда напьёшься - тебя клинит.
- Нет. Не буду, - заверил его я.

      В вагоне-ресторане никого, кроме меня, не было. Я баловал себя кофе с коньяком. Оказывается, если как следует попросить, добавив к просьбе, для весомости, энное количество денег, то и в поезде можно получить хороший кофе.
      Я не видел, как она вошла. За окном мелькали столбы, проплывали подо льдом реки, и стоял горизонт. Снег. Интересно, почему наш Дед Мороз передвигается пешком и с девицей, а их Санта Клаус в санях, запряжённых рогатыми животными и в гордом одиночестве?
      Чехов. Она читала Чехова. Книга не лежала, а стояла на столе, поэтому я без труда смог ознакомиться с содержанием обложки.
- Вы любите Чехова, или он Вам просто нравится? - я без разрешения уселся за её столик.
- Люблю, - оказывается, у неё приятный низкий тембр голоса.
- В таком случае, нам больше не о чем беседовать, - я заинтриговал её.
- Почему?
- Потому что, кроме того, что он жил в Ялте, я о нём ничего не знаю, - я встал из-за стола и, оставив даму в некотором недоумении, вышел из вагона, на котором было написано "Ресторан".
      Я обманул её. С писателем меня связывало нечто большее, чем просто проживание в одном городе. Как-то, возвращаясь домой с очередной пьянки, я решил сократить путь и пошёл напрямик через территорию дома-музея А. П. Чехова, где и прихватил с собой лёгкое летнее кресло. Оно косило под плетёную дорогую мебель. На самом же деле, ничем, кроме того, что стояло на балкончике домика Чехова, оно похвастаться не могло. Теперь это кресло стоит на моём балконе.

      Русь пытался всучить поварихе вагона-ресторана десять рублей за то, чтобы она позволила ему почистить картошку. Деньги она взяла, а работу доверить ему боялась. Он, как всегда, был пьян. Я устал одёргивать его (до чего же это утомительно - быть папой великовозрастного оболтуса!) и поэтому просто прошёл мимо. Как это не странно, но у нас в купе было тихо. К спящему Пузу я привык (до чего же замечательный клиент - накатил и в люлю. Никаких проблем), но спящий Базанов - это нонсенс. На всякий случай, проверив его пульс (пульсирует родимый!!!), я устало сделал зарядку, совершил десятикилометровый кросс, принял контрастный душ (в мыслях), присел и закурил. Проводник давно махнул на нас рукой и, произнеся только одну фразу: "Главное, чтобы было тихо", удалился.
      Прошлой ночью у нас гостил армянин с автомобильным именем Рафик. Русь подарил ему женскую косметику, купленную, по случаю, у цыган.
- На хрена она мне? - спрашивал болельщик ереванского "Арарата".
- Бабе своей подаришь.
- А на хрена она ей? - почти кричал любитель "Ахтамара".
- Не кричи, - я опять выполнял незавидную роль отца или надзирателя, - в соседнем купе спят дети.
- Да-да, - перешёл на шёпот потомок гостеприимных хозяев клочка земли, приютивших ковчег Ноя, - дети спят, - ревер работал исправно, правда, частично он выполнял функции реверса.
- Всякая женщина любит косметику, - продолжал свою мысль Русь.
- А моя не любит. И знаешь, почему?
- Почему?
- Потому что у меня нет женщины, - и он громко рассмеялся.
- Рафик, тише.
- Да-да, - спохватился он и, переходя с шёпота на крик, выдал: - дети. В соседнем купе спят дети. Я их мамочку ****.
      Находиться дальше (или дольше) я там больше не мог. По счастливой случайности, мне повстречалась любительница Чехова. Ночь я провёл у неё, с ней, в ней. Самое приятное воспоминание, оставшееся от той ночи - это мой маленький Редин в объятиях её необъятной груди.

Эдик из Шауляя - это отдельная история. Типичный мальчик из Гитлер-югенд. Белобрысый, застенчивый очкарик. Где они его откопали, я не знаю, но, тем не менее, с помощью водки, заставили его, выбросив руку в приветственном фашистском жесте, кричать на всю Ивановскую, которая пролегала через вагон-ресторан: "Люфт Ваффе", что позволяло усомниться в его советской добродетели.
Я молча поглощал солянку. Боже мой, как же я устал. Я устал от водки, которая никак не кончалась. От  своих собутыльников, которые никак не унимались. От случайных людей, которые постоянно появлялись на горизонте моей юности. От поезда, который никак не мог добраться до Риги. Да и от самой Риги я, похоже, тоже устал.
- Редин, смотри, - тоном белорусского партизана произнёс Базанов, - Фидель Кастро после менингита, - и он рассмеялся.
- Отстань.
- Я серьёзно. Посмотри, - смех усиливался.
- Не хочу.
- Тебе что, трудно повернуть голову? - не унимался он.
      Я повернулся только для того, чтобы он от меня отстал. Сначала я просто улыбнулся, но потом, не в силах сдержать приступа смеха, заржал, как табун весёлых лошадей. За моей спиной сидел действительно Фидель Кастро после менингита.

      Когда мы шли вдоль состава по перрону рижского вокзала, проводник почти каждого вагона излучал радость. Они радовались тому, что наконец-то кошмар вынужденного общения с нами в прошлом.
- А где же ваши вещи? - спросил кто-то из них.
- Какие вещи, мать?

20.12.01г. Ялта.