Сон о Милане

Вчера наш и соседний отделы устраивали рождественскую вечеринку. К делу подошли ответственно и выбрали паб с веским названием - "Гусь и Гранит".

Когда первая пятерка ненапряженноработающих и легковеселящихся нас ввалилась в паб, он был уже полон обычной предрождественской публики, которая в аккурат к нашему приходу уже успела выдуть все темное пиво из подвалов паба, оставив только светлое. Я малость приуныла, но продолжила продираться вслед за моими коллегами сквозь чужие брюхи и зады - наверх, на второй этаж, где специально для нас была зарезервирована ютная комната с ковром, мягкими диванами, камином и отдельным баром. Темного пива и элей не оказалось и нем. Пузатые снизу опустошили весь паб.

Зато в этой милой комнате, в углу оказалась приоткрытая дверь. Я заглянула туда в нервном любопытстве и увидела, что дверь открывалась на небольшую площадку: вниз темнела лестница в один пролет, сбоку было окно, выходившее на пустынную улицу, а прямо была еще одна дверь. Я толкнула ее и оказалась в маленькой, заваленной разным хламом полутемной, длинной комнате. Сердце мое возбужденно забилось в висках - я обнаружила это пространство, и оно было моим. Я решила наведаться вниз по лестнице и посмотреть, куда откроется дверь, находящаяся у ее подножия, когда мне надоест вечеринка или не с кем будет общаться. Скорее всего я попаду на первый этаж, где буянят обычные посетители, подумалось мне. Но в тот вечер я так этого и не выяснила.

Ночью освобожденное сознание высветило мне свою догадку. Я была с мужем и его родителями, меня утомили постоянные шумы и возня и я решила укрыться ото всех - я спустилась по этой самой лестнице, отперла дверь у ее подножия, и... оказалась в полуночном холле бабушкиной квартиры, в том самом холле, где у нее было трюмо, которое в солнечный день разбрасывало радужные зайчики по полу... Рядом была еще одна дверь - как ни странно, в ту же комнату, из которой я и спустилась только что по лестнице.

Я постояла в холле, голоса стихли, зеркало было на месте, мерцало.

Затем мою память затемнил смутный, почти мгновенный провал, я помню только, что в следующий миг мы вместе с мужем вышли из той квартиры, где, как я начала догадываться, мы отдыхали с его родителями. Входная дверь открылась в полутемный коридор, куда выходили другие такие же двери.

Коридор тонул в предвечернем сумраке, пыль была кругом и запустение. Мы поняли, что на всем этаже мы одни, нет никого за теми, другими, дверями. От этого стало спокойно и легко. Впереди виделся огромный зал, его обугленные стены, стены, залитые черной смолой с давно застывшими каплями, глянули на нас. Пыль и прах были под нашими ногами, единственные звуки потревоженной вечности уносились ввысь, к черным мертвым сводам зала. Наверное здесь когда-то давно был пожар, подумала я, иначе отчего бы стенам быть такими черными, изъеденными.... Никакого другого объяснения я не находила, здесь очень ДАВНО так безжизненно; тем не менее какие-то смутные, обрывочные догадки тревожили... тревожили... не находилось никакого объяснения...

В узкие окна проникала серость стылого дня. Стеклянная дверь между ними могла освободить нас из этого застывшего сумрачного холла, но мы почему-то вернулись назад, как если бы собирались домой, и проходя по коридору заметили, что на месте одной из дверей вдруг оказалась лестница вниз, освещенная приветливо и словно приглашавшая спуститься.

ТАк мы и сделали и оказались в уютном, ярко освещенном холле, устланным роскошнейшим ковром густого винного цвета, в нем так успокоенно утопали ступни. Пахло Рождеством, свежей хвоей, на стенах висели венки с яркими лентами. Несколько ступенек вверх, вниз - были двери чьих-то богатых апартаментов; золоченые резные перила, высокие окна от пола до потолка с тяжелыми бархатными шторами, бронзовые светильники, блестящие кнопки звонков отметились в моей памяти, пока я наконец полностью не осознала свое нахождение в этом столь странном и волнующем месте. Было ясно, что здесь живут. И могут выйти в любую минуту и обнаружить здесь нас, непрошенных посетителей.

Здесь тоже была такая же стеклянная дверь, как и в зале наверху, мой муж открыл ее, на меня дохнуло сырыми сумерками. Я поспешила за ним, втайне беспокоясь, что кто-то может выйти из своей квартиры, и тогда нам придется и вовсе отсюда уйти, так и не привыкнув к этому месту.

Мы стояли вместе на большой площадке, ступеньки сбегали вниз, во внутренний двор. Ничьих следов на них не было. День был серый, сумрачный. Черные мокрые ветви деревьев неподвижны, в сыром воздухе был однозначен конец зимы - это угадывалось по легкому волнению, какому-то трепетному настроению, приходившему извне. Под ногами таял упругий, пропитавшийся водой снег. Земля на дне луж была уже весенняя, первые зеленые травинки пробивались там, где отступал снег. Пустынно было кругом...

Мы вернулись в холл, плотно прикрыв за собой дверь. На нас тут же пахнуло дорогим ароматом чужого праздника, стало как-то бесприютно ... непонятно, почему у них ждут Рождества, когда за окном уже конец зимы.

Тут-то я и заметила невыскоий шкаф черного дерева, расписанный золотом, со множеством маленьких дверок, выдвижных ящичков, ... торчали ключики ... уставлено все миниатюрными безделушками... я впивалась взглядом, жадным и отчаянно, в эти вещицы, изо всей силы памяти стараясь из запомнить, зафиксировать, словно мелочи могли бы быть воплощением Красоты, разлитой однажды и блестящей теперь отдельными брызгами, и вот их-то я и пила... когда услышала внезапный шум - двери стали открываться, люди наводнили холл, смех, шорох шелка, звоны... Респектабельная публика покидала свои апартаменты - шли они на концерт или ужинать, не было известно.

Какая-то дама строго спросила меня:

- Почему вы ТАК смотрите на этот шкаф? - и воззрилась на меня пронзительно. Злость сжала мне зубы, вернее раздражение вдруг ... Надо было сказать "потому что мне нравится на него смотреть", но мне стало лень отвечать на столь глупый и наглый вопрос, который не стоил ответа, - я просто отвернулась от нее и продолжала разглядывать шкаф.

Мы ушли оттуда наконец. Дальше ... поднималась по ступенькам, гладкое дерево перил под рукой на один миг, взгляд вбок - и там женщины отдавали кому-то записки с именами тех, за кого они хотели помолиться ... целая стена была в записках, кто-то бросал монетки в деревянный ящик.
Глупости, решила я, хоть и грустно было уходить. Но место изжило себя, в нем для нас не было больше ничего.

И ведь вы тоже знаете, что важно вовремя уйти, иначе все начнет рассыпаться, таять, ускользать на ваших глазах - не надо смотреть слишком долго... слишком хрупка эта реальность...

Да, снаружи действительно был конец зимы, грустный и стылый. Снег тоже был. Мокрые черные деревья - были. И был огромный дом со всех сторон. Четырехугольное строение, четыре грани которого являли собой жилые по-видимому помещения, но каждое из четырех было в своем особом стиле. Здесь были классические линии и светлый камень, там викторианская готика и красный кирпич, витражи и арки - и все то были внутренние, обращенные во двор стены одного ... дворца...

Внутренний двор был огромен; в нем были и отдельные, никак не соединяемые с окружающим их архитектурным четырехугольником, два дворца. Фасад одного из них  бесновался фантасмагорией восточных мотивов и линий, буддистских божеств... два огромных высящихся каменных пениса служили колоннами. Тут же громадились какие-то выступы, к которым вели ступени, чугунные колесницы и кресты, наполовину обломанные... венчали крышу дворца.

Другой дворец был выстроен в более или менее однородном стиле и выглядел скорее представительно и неприступно, чем затейливо и странно, как предыдущий.

Увидели мы и ту площадку, на которой уже были до этого... Действительно, то был бельэтаж одной из стен внешнего, опоясывающего двор здания.. освещенные его яркие окна бросали отсветы на недолговечный снег. Странно, но на той площадке росли деревья... куда могли деться их корни, если внизу был другой этаж?..

Увидели мы и монументальные скульптуры на крыше нашего дома - дикие кони в агонии бега, колесницы, что-то кричащие, но всегда безмолвные возницы...

Вдруг одна из скульптур рухнула вниз со страшным шумом, разлетелась на куски в поднявшемся столбе пыли. Удар сотряс землю и она ухнула под нашими ногами. Я судорожно обхватила мужа обеими руками, мысль останавливающая сердце: ведь он мог сейчас и не быть со мной... он мог выходить из дома... как хорошо, боже, какое счастье! что он именно здесь, со мной, мы стоим под аркой ... в стене напротив. Я вцепилась в него крепче, чтобы чувствовать, чтобы убедиться, что он именно здесь.

Вторая скульптура последовала за первой ... пыль... крики...
Ответный удар земли, сдвинувший и третью со своего места...

Они рушлились на нашиз глазах... я плакала тихо от страха, что мой муж мог и не быть в этот момент со мной... ужас превратил мое горло в некий музыкальный инструмент, в котором перекрыли клапан, так что воздух не проходил. Что-то во мне остановилось, прекратилось... затихло.

Громадные, даже нелепые лошади срывались вниз... ложась пылью на мокрый снег.

Их было пять, и все они рухнули.

Это было странным, но сумерки перестали. Даже посветлело чуть-чуть, день почему-то вернулся, и при его свете мы созерцали обломки перед нашими глазами. Я уже видела, как люди растаскивали их на сувениры. "Интересно, скажут ли об этом по БиБиСи?" думала я, наклоняясь, чтобы расмотреть останки статуй.

Набольшой кусок лег в мою руку таким знакомым и даже родным ощущением древесного гриба. Я взяла другой... третий.. они все были такие.

Трагедии не было.

Кто-то объяснил мне и показал, и я взяла его в руку - его, острый, твердый, шероховатый осколок, напоминающий морскую раковину, - это были куски стен, почему-то отвалившиеся с того, восточного дворца с фаллосами. Они были красноватые, изрезанные странным узором времени, дождей и ветров, и лежали, устилая своими остриями землю вокруг здания. Они понравились мне больше, чем древесные грибы недавно рухнувших пегасов. Их я решила сохранить.

К тому времени стало ясно, что присутствие мужа меня сковывало, не давало мне рваться вон, вперед, быть неосторожной и знать САМОЙ, как мне быть в этом странном месте, как мне узнать его... и понять. Здесь слишком многое ждало, чтобы быть открытым и осознанным мною. Одной.

От дворца фаллосов я взяла его камень, знание другого дворца не далось столь легко. Его роскошь отпугивала, было очевидно, что в тот мир мне дороги нет, как бы ни томила меня Красота, как бы не ныло сердце в тоске нерихода, неовладения, непричастности. Она и манила одновременно, коварно старалась быть понятной, обозримой.

И действительно - я заглянула в окна, они уже не были освещены электрическим светом, поскольку был День, и я могла четко видеть их убранство... Высокий, резной темный камин и над ним - высокое зеркало в царственной раме. Книжные шкафу тоже устремляются вверх, и книги в них в старинных переплетах с золотыми тиснениями. Паркет зеркален. Анфилада комнат пронизывает пространство - и этот светлый, неуловимый ход воздуха завораживает. Много рождественских украшений, елки едва ли не в каждой комнате, празднично и ..тихо.

Последняя, угловая комната очень маленькая, и в ней тоже елка. И детская колыбелька, обтянутая, как сейчас помню, темно-зеленой парчой. И игрушки не елке не для меня. Я могу протянуть руку и снять ее с ветви ... куда денется стекло? разве оно растворится от моего прикосновения? - но я знаю, что МОГУ ее взять. Но мне страшно, что меня заметят, и еще страшнее, что я нарушу что-то непоправимо, и все это от меня ускользнет.

Я понимаю, что в этом дворце живет какая-то семья, здесь не туристы, - как я сейчас начинаю догадываться, именно туристами были те немногие люди, встретившиеся мне в пределах этого неведомого Дома. И я понимаю, что здесь жили всегда, и жили те, кто занимает этот дворец и сейчас.

Нет никакого шанса узнать, разве только спросить у прохожих. И я спрашиваю - и они оказываются то шведами, плохо говорящими по-английски, то кем-то еще, то не знают или и не могут рассказать мне об обитальцах дворца.

Я кидаюсь с вопросом, и колотится мое сердце где-то уже во рту, и нет никакой надежды, и... Я НАВЕРНОЕ СЕЙЧАС ПРОСНУСЬ! потому что подошла к тайне вплотную, и я это знаю, знаю! потому-то и будет она у меня отнята в самый момент озарения и ее открытия мне, и пробуждение погасит ее свет и я так ничего и не узнаю ... не вспомню... Нельзя об этом думать, когда вы подходите к тайне и узнаете ее по шуму в ушах и трепету и непослушным членам... нельзя.
 
Я увидела женщину, идущую мне навстречу, и кинулась к ней со своим вопросом. Ее светлые глаза и бесподобные льняные волосы, выбивающиеся из-под платка вернули мне покой. Шум во мне затих, отошел куда-то.

- Да, я знаю, кто здесь живет, - сказала она просто, - но не могу вам того сказать. Я здесь работаю, в этом доме, и по нашему правилу не могу никому ничего рассказывать о его владельцах.

Мне спокойно. Нет никакой горечи, и она продолжает:

- Здесь, буквально за углом, есть книжная лавка, Там есть книги и об этом дворце, вы ведь знаете, он очень старый...

Я смотрела, как она скрывается за оградой, исчезает во внутреннем дворе.

Да, я нашла ту лавку. Были ли книги символом, не знаю, но все постепенно вдруг начало складываться, состыковываться, я постепенно выходила из тумана страха, неведения и непониманя на поверхность реальности. Все, все я осознала.

Да, мы с мужем приехали в Милан. Мы остановились в отеле. Люди в холле, которых мы видели, тоже были туристами. Я сейчас куплю книги о данном архитектурном ансамбле и все станет ясно, к какому стилю что относится, когда было построено и кем.

Я нахожу книгу о Доме, - вот она, почему-то переведенная на русский язык и напечатанная , я вижу, небольшим тиражом в пятидесятых годах. Раскрываю ее на странице с содержанием, вот ... вижу .. глава о Дворце, но не успеваю сосредоточиться: женщина с льняными волосами вдруг оказывается у меня за плечом,  ее голос мягко звучит:

- Вот, видите, здесь об этом... Да, это женский монастырь, очень старый...

Потом и нахожу табличку, утверждающую это, уже на самом здании. И как это я раньше е ене видела? могло ли быть, что тогда ее просто НЕ БЫЛО? не было, пока я не нашла подтверждение тому в книге?..

Да... а дворец с фаллосами, с которого осыпались красноватые ракушки, оказался мужским монастырем. Так странно вросло в его стену с одной стороны громадное дерево - но стена не разрушилась, наоборот, дерево, казалось, укрепило ее, и они взаимно вросли друг в друга.

Оказалось, что на территории Большого Дома была  и подземная усыпальница с останками прежних владельцев, и хранилище древних рукописей, писем, манускриптов, относящихся к истории Дома, какие-то галереи...

Все теперь было понятно. Чтобы заполучить драгоценную книгу, мне нужно было, и я осознавала это с ослепительной ясностью, поменять где-то деньги на итальянские лиры, вернее, найти банкомат и снять со своего счета деньги уже в лирах. А пока я стояла на месте, как вкопанная, и плакала от радости и какого-то совершенно невозможного, невероятного счастья, рвущего все мое хрупкое существо сознания напополам, - от счастья, что у меня есть теперь эта книга, где все написано, и я ее прочту, и эта тайна станет частью меня, перестав быть для меня тайной, она войдет в меня, в мое привычное, каждодневное знание, войдет просто и обыкновенно, но не потеряет своей силы, и Красота, и История, и все символы придут ко мне сами, через эту книгу, которую я прочту. И я сделаю своим это сокровище знания.

Да, потом я бегала, искала банкомат... снимала лиры, они странно, лениво, порциями лезли из каменной щели в стене (щели, подобной тем, что и по сей день вы увидите в Венеции на домах в центре города, - в них раньше люди могли кидать записки с доносами, и люди из Тайного Совета имели ключи к тем ящикам по ту сторону стены, где лежали записки).

Купила я книгу или нет, я не помню.

Я помню, что когда я вернулась, уже по-настоящему стемнело, и в Монастыре зажгли свет. Роскошь покоев полилась из освещенных окон, и я спросила проходящую девушку:

- Как вы думаете, они там наверняка не слишком утруждают себя мыслями о святости?

Волнение вновь в который раз подступило, стало тесно в груди  ... мне представились громадные кровати с тяжелыми балдахинами, старые, выдержанные вина в хрустальных графинах, легкие одежды и аромат неуловимого разврата, распада, конца, неизбежного конца, и отчаянного, исступленного удовольствия везде, всюду, в каждой комнате этого Дворца, куда мне никогда не попасть... никогда, потому что дни его сочтены ... ведь упали статуи и разбились в прах, проросли деревья в стены другого Монастыря, дорога к которому усыпана острыми ракушками.

Я схватила за руку свою спутницу, я хотела заглянуть и увидеть, какие у нее глаза, перед тем, как приблизить свои губы к ее губам, все еще чувствуя где-то в себе биение сердца... но что-то ушло... покачнулся воздух, вздрогнул...

Сон мой затемнился и навсегда померк...