электрические мозги моей матери

… и я столкнулся с этой проблемой. Сперва мне было тяжело дышать, пришлось вспарывать грудину и вставлять специальные хромированные трубки. При ходьбе они перетирались с телом, неприятно скрипели, вызывая боль и напряжение в мышцах.
Носом я перестал пользоваться сразу. Даже смешно, иногда случалось затыкать нос тампонами, защемлять скрепами, только бы не застудить горло. Это зимой. Холодный воздух в неиспользовавшемся носу беспрепятственно проникал в глотку, создавая критическую ситуацию. Не заболеть бы тогда.
Постепенно я стал привыкать. Каждое утро прочищал трубки ершиком, менял фильтр и прогревал бронхи и легкие эбальдановым раствором. И с одеждой я приспособился: просверлил в пальто маленькие дырочки для вывода трубок, а чтобы не застудить грудь налеплял полиэтиленовые пакеты с теплой водой, и аккумуляторы, поддерживающие в пакетах постоянную температуру. В остальном же, жил как обычно. Семь утра подъем. Два тоста, чай с лимоном. И в офис.

В середине ноября от меня наконец-то ушла жена. Просто ушла. Не оставив и записки. Вот оно счастье, - подумал я и напился.

Мой друг Куприянов страдал язвой желудка. Ему нельзя было буквально все. Тем более, что врачи поговаривали – есть предпосылки к раку. И держись, Куприянов! Поэтому Куприянов не ел, а только пил, и только водку. Иногда ему не хватало денег, и тогда он занимал их у моей жены. После того как жена от меня ушла, он стал требовать денег от меня, говоря при этом, что Люба (жена моя) ему должна была. Я не такой уж простой, как покажется с первого взгляда, поэтому денег Куприянову не дал. Мой друг Куприянов очень обиделся, даже ударил меня в грудь своими здоровыми кулачищами, сломал три ребра, хромированные трубки и большой палец на одном из своих кулаков. Потеряв сознание, я упал, больно ударившись головой о ковер. Наверное, меня отвезли бы в реанимацию, если б хоть кто-то узнал о моем тяжелом состоянии. А так как единственным человеком, который знал о моем тяжелым состоянии был друг Куприянов, который к тому же украл из моей квартиры все деньги, чешский сервис и золотую статуэтку Авалокитешвары и ушел, закрыв дверь на ключ, то спасать меня никто не приехал.
Трудно было дышать через сломанные трубки, трудно было передвигаться и ориентироваться в пространстве комнаты. Хотелось есть, пить, а больше всего, хотелось дышать. Дышать хотелось много и долго. Дышать. А еще пить и есть. Но дышать все же больше. Именно, думая об этом, я умер.

Во вторник лес исчезал с горизонта, и, почему-то, на его место вставали гигантские статуи Авраама. Три экземпляра. Абсолютно одинаковых. Авраам с мечом и библией.
Лежащая неподалеку от моей кушетки собака тяжело вздохнула и предложила сыграть с ней в шахматы на ящик коньяка. Делать во вторник обычно нечего, стриптиз приезжает только по средам, поэтому я согласился, достал доску и стал расставлять фигуры.
Странно, но Ницше оказался абсолютно прав. Бог действительно умер. Умер девяносто четыре года тому назад, в 1905 году по христианскому летоисчислению. Откуда Ницше знал!? Вот мы и живем здесь теперь без Бога. Здесь? Здесь – это там, где я живу сейчас. Живу после смерти. После того как я умер там. Где там? В общем, тоже не совсем ясно. Главное, что умер.
Собака выиграла у меня три раза подряд, ну а потом, я разделал ее под орех двенадцать раз подряд. Собака хорошо играла в шахматы, но явно не по моим правилам. По моим правилам лучше играл я, что и было продемонстрировано ей двенадцать раз. Подряд.
Эх, судьба. Раньше собака бегала по площади трех вокзалов, ела вонючие чебуреки и гнилую черешню, иногда везло на мертвого бомжа. Но в июле 1999 года собака попала под грузовик. Не так печально, как у меня, но все же не менее трагично. Теперь мы с ней дружим, так сказать.

А еще по четвергам я встречался в богадельне со своей матерью. Оказалось, что у нее электрические мозги, поэтому к ней обращается за помощью сам и.о. Бога, Владимир Петрович Кузько. Бывший хохол. Почему бывший? Да потому, что здесь нет национальностей. И раз уж там он был хохлом, то здесь его можно назвать хохлом вполне условно или же просто называть хохлом бывшим. Бывшим хохлом. Почему его назначили и.о. Бога? Я не знаю. Это случилось девяносто лет назад. Меня в то время еще не было. Здесь. А спрашивать здесь что-либо не принято. Как известно религия дает ответы на все вопросы. А раз ты не знаешь ответ на какой-либо вопрос, то значит, не в ладах со здешними правилами, не задавать вопросы, а, следовательно, подлежишь изгнанию или уничтожению. Но я отвлекся.
Вот моя мать стоит, машет руками, объясняя Кузько, откуда у него на черепе такая безобразная язва. Электрические мозги. Это не шутка. Это супершутка.

Я курю коноплю. Имею право. Не запрещено ведь. Мой домик стоит посреди конопляного поля. Мои ботинки из конопли, мои брюки из конопли, носки, рубашка, пиджак, шнурки, волосы – все это из конопли. Иногда мы курим коноплю вместе с моей матерью, иногда с собакой, а иногда просто сидим на лавке и смотрим на статуи Авраама. Но это только по вторникам. А по средам мы ходим в д/к на стриптиз. Гнилой стриптиз, если честно, но от стриптизерш приятно пахнет медом, поэтому я хожу каждую среду на стриптиз в д/к. В эти мгновения я счастлив. Счастлив, что умер. И что теперь меня ничто не интересует и не тяготит. Разве что эти дурацкие хромированные трубки.