Так... Часть I

ЭССЕ (французское essai – опыт, набросок), жанр филос., эстетич., лит.-критич., худ., публицистич. лит-ры, соче-тающий подчеркнуто индивидуальную позицию автора с непринужденным, часто парадоксальным изложением, ориентированным на разг. речь (основатель жанра – М. Монтень; в рус. лит-ре образцы в «Дневнике писателя» Ф.М. Достоевского).
Советский энциклопедический словарь. 1980.

Так…


  Писать. Писать становиться уже не прихотью. Это меня начинает беспокоить. Это не свободное творчество, а навязанная обязанность. И если я это делаю сейчас, то только для… Мне сейчас немного неприятно, это субъективное ощу-щение. Сижу и тупо смотрю на лист бумаги. Не нравится мне эта бумаженция. Не хочу я с ней делиться ничем. Дрянь бумажка. Честное слово, я предпочитаю находиться в более радужном настроении. Каких записей она от меня ждёт?


  Позволить себе такую роскошь - как ошибки, может далеко не всякий. Хотя без них невозможно обойтись. И рассыпана эта роскошь довольно густо. Порой не хочешь, а увязаешь. Ох, зыбучее это вещество.

  Вообще-то, трудно идти на ощупь, когда кругом пустыня.


  Табличка. Я услышал, что есть много вопросов, но не услышал ни одного. Конечно, дело не в табличке, а в рамочных представлениях о чём-то. Вот и получаются таблички. Не просто из них выбраться. А, если честно сказать, выбравшемуся из этих представлений - не позавидуешь.

  Всё-таки писанина умиротворяет. Шёл с желанием выплеснуть…, а теперь вот сижу пустой. Видимо, расплескал по дороге.

  Ещё  вчера думал о глине. Но не записал. Ещё вчера тема казалась значительной, сегодня это кажется штампом. Вроде как, - там где наступил, там сразу и отпечаток. Вот и, получается - бежишь от штампов, а сам их штампуешь.

  Самое удивительное и самое невозможное - сделать так, как оно должно быть. Даже в самом малом деле. И в этом простом твоём и вселенском желании, в коем и заключена вся премудрость жизни, нет тебе помощников. И при этом, всегда кто-нибудь поможет, на свой манер понимания.


  Взглянул сегодня на крепость. Ту, которую когда-то хотел штурмовать. И удивился сначала: “Зачем столько заборов? Что в ней есть такого, чего нет вокруг неё?”.
 А потом, чуть позже, заметил, нет уже моего домашнего червяка. Самого настоящего. Наверное, те, кто изучает червяков без скальпеля и микроскопа, меня поймут. Я был рад, что он такой. Своеобразный. И характер, мне, его очень нравился.  А что он думал о себе и обо мне.  Не ставлю я здесь знака вопроса. Никакого знака я здесь не ставлю.

 
  Вы чисты листы бумаги. Почему художник замирает перед чистым холстом в благоговении? Он видит на нем всё; и удивительно красивым, волшебным. Он боится испачкать вас своим ремеслом, он не хочет товара, не хочет оценок, он желает делиться с вами своим чистым порывом, какого бы он цвета не был. И если у него неважно получается, он злится на бумагу, сам, зная, что она тут ни при чём.


  И уж совсем некстати допишу - два - казалось много, а одного теперь мало. Не мне одному, видно, не нравилось это. Поэтому, возможно, никогда не бывает золотой середины.


  Движение, ох это хитрое движение. Движение подразумевает цель. Движение подразумевает достижение чего-то. Как бы оно не было мало. И движение подразумевает изменение чего-то, как бы оно не было велико. Ты всегда должен двигаться в ту или иную сторону.
 Ты можешь быть счастлив, если любишь движение. Но ты никогда не получишь ответ - есть ли в нем смысл, находясь на месте.


  Зачем философу часы? Удивительно, что швейцарские часовщики утверждают, что их часы самые точные. Как они их проверяют? Как соотносятся между собой все эти эталоны веса, длинны, массы и тому подобное. Кто может утверждать, что эталон вообще существует. Не может быть идеальной геометрической фигуры, ибо при сравнении с другой, подобной, сразу возникает вопрос - а какая из них идеальная? И как разделить что-то напополам? Вы считаете, что половинки должны совпасть. Но это вы так считаете. Вот и у Иисуса Христа всегда оставалось больше, чем он делил.