По ходу... Часть II

  Мне кажется, я подобен теннисному шарику в фонтанчике для питья на детской площадке. Струя воды поддерживает меня и не отпускает. Дети тянут ко мне свои ручки, но не трогают. Ибо волшебство кончится.
   Подобный шар я видел в дорогом и огромном магазине. Он сам, такой же, как и магазин, огромный и малахитовый, грузно поворачивался в своей вазе-чаше, почти придавив собой фонтан. Поэтому чудо было незаметно. И самый отчаянный ребенок не сунул бы пальчик между этим полированным боком и кромкой вазы из уважения к дороговизне, тяжести и страха перед этим исполином. Ох уж этот магазинный шар! За него заплачено, и не мало, и сам он то ли продается, то ли служит гарантией всех ценностей магазина. Он сам себе шар.
   Что будет, когда иссякнет тонкая прослойка воды под ним - неизвестно. Но могу предположить, что в миг он потеряет свою ценность и значение, свой блеск и вальяжность. А пока он нужен, он есть, как и сам магазин. Иногда хочется смотреть на шикарные вещи, курить сигары и замирать в священном трепете перед биркой с ценой.

  Я слышал истерический смех в научно-публичной библиотеке. Это смеялся гражданин, вполне приличного вида. Конечно же, я его не осуждал. Хотелось бы только, чтобы смеялся он чуть тише. Не все же в библиотеке занимаются наукой. И с тех пор, я в эту библиотеку не хожу. Лишь у фасада, порой, останавливаюсь, делаю приличную позу, и печальное лицо, ведь, не скрою, я все же оттуда кое-что вынес.

  Что-то мало. Что-то мало я пишу. Иногда жалеешь, что чернильница полная, а перо сухое. Всё ищу условия задачи. Начинаю, от скуки, создавать их сам. Но задача, всё не кажется мне интересной. Порой, обижаюсь на весь мир. Есть и препятствия. Но они ещё более скучны, чем условия.
  Некоторая универсальность бытия как-то смущает. Подгонять её под себя - значит ухудшать для кого-то. Что лучше - быть воином, приносящим себя в жертву, или приносит эту жертву противником?  Поэтому, всегда лучше - когда меня где-то нет. Но всё же, я присутствую, и как часто постоянно бывает, именно в самых неприглядных ситуациях. В этом, конечно, и состоит весь смысл. Но зачем он мне? Может быть для того, чтобы я осознавал себя. Может быть.

  Так, вернемся к часам. Одного представления о времени мало. Хотя сказать, что оно простенькое и понятное, было бы большим жульничеством. Возможно, я преувеличиваю сложность этого образа, что очень бы хотелось. Но, всё же, глядя на устройство часов, чувствую, что что-то не так. Очевидно, загадка есть. Когда что-то есть, чего-то уж точно нет. Пусть это будет - ясность представления.
 Конечно же, меня интересует не сам отсчет, не принцип его или размеренность. Скорее, полное представление о его свойствах. Ещё точнее, о его возможных изменениях. К чему они привязаны. Представь прямую линию - где здесь время? Время постоянно связывают с движением. И при этом ясно представляют себе, что двигается; прямая, относительно точки, или точка, относительно прямой. Но вот я, так не думаю. И дело тут не в том, почему движется что-то, или изменяется, или как это происходит. Когда видишь механизм в целом, всё понятно. Но стоит начать выкидывать из него детальки, и …
 Мне кажется, что начинаю понимать. Возможно. Для ЭТОГО нужно время.


  Теперь я должен писать о любви. Как мне этого не хочется. Я должен обманывать, выкручиваться, цедить слова через все-все фильтры, чтобы ты о ней ничего не узнал. Я обещаю, что, потом, как-нибудь, напишу что-нибудь о ней. Хочешь, верь, хочешь - нет, моим обещаниям. Но я должен был выполнить свой долг - написать о ней. Написал.

  Хочется передать тебе тепла и света. Впечатление моё таково, что вокруг они никому не нужны. Но как неуклюжи слова, без которых, так похожих на хворост и поленья для костра, не будет тепла и света. И ещё нужны спички. В сущности, чуть-чуть серы и фосфора. Подобие рук. И вспоминается Данко. И люди. И они идут серым потоком от тепла и света. И им кажется, что видят они свой путь.



  Странное это состояние грусть. Какой всеобъемлющей она бывает. Я не могу определить что это.
 Грусть, смешанная с горем. И бывает грусть, смешанная с радостью. Она свободно сочетается с печалью и жалостью. Она растворена везде в разных пропорциях; и такое ощущение, что она основа всего.
 Светлая грусть и прекрасна и мучительна поровну. И в то-же время её почти никогда не замечаешь. Только вдруг, в какие-то моменты, кажется, что ты что-то потерял и нашел что-то новое. Может быть даже то, что искал. Но что же тогда потеряно? Почему же тогда не хватает насыщенности. Почему она так долго не становится радостью или пронзительной болью. Почему она не уходит, ведь ты её не звал. Хорошо взгрустнуть в меру, выделив для этого время и обстоятельства. Но кто может мечтать быть грустным?
Грустно.


  Фантазии - это мысли в конфетной обёртке.

  Эта тема часов - какая-то неисчерпаемая. Они всё время пытаются показывать что-то. Хотя ничего они из себя не представляют.

  Неужели, это нормально быть равнодушным? Это если не кривить душой. Смотреть на всё - как смотрит строитель на кирпич. Почему даны такие возможности к разрушению и такие маленькие возможности к созиданию. Много раз я пытался хотя бы приостановить разрушение. И всегда кто-то властно принимал решение - не быть этому. Даже в самых, казалось бы, пустяках. Остаётся сожалеть о том, что не знаю, что за принцип здесь применяется.