Эротика в Японии

Секс всегда занимал очень важное место в японской культуре, несмотря на чередование периодов всеобщего признания или временного подавления. Литература Японии, начиная с периода Хейан (794-1186), была буквально пропитана чувственностью, и взаимоотношения между полами находили свое выражение как в искусстве, так и в повседневной жизни через явные или имплицитные средства.
Период Эдо (1600-1868) стал временем расцвета эротического искусства и литературы, не имеющего аналогов в любом другом обществе. Почти не было знаменитых художников и писателей, которые не внесли бы свою лепту в этой области. Можно упомянуть хотя бы следующих: Хисикава Моронобу (умер ок. 1695), Судзуки Харунобу (1718-1770), Кацусика Хокусай (1760-1849), и т.д.
Несмотря на то, что правители Сегуната спорадически предпринимали попытки подавления аморальных произведений, эротика всевозможных жанров продолжала расцветать и достигла своего пика (постепенно превращаясь в гротеск и приобретая черты жесткого садомазохизма) в период Бакумацу (1853-1867).
Отношение японцев к обнаженному телу на протяжении многих веков радикально отличалось от классических, европейских или индийских концепций. Два главных аспекта обнаженности, присущих европейскому и индийскому искусству, обладают иными измерениями в Японии.
В первом случае, обнаженное тело являлось объектом эстетического и эротического восприятия, и акцент ложился на вторичные половые признаки (женские груди, живот, бедра, очертания тела, или атлетическое сложение мужчины). В Японии же эстетический аспект подчеркивался главным образом посредством одежды, которая на протяжении многих веков оставалась одинаковой для обоих полов. Иногда разницу между мужчиной и женщиной нельзя было уловить, как можно заметить на многих гравюрах периода Эдо. Только в эротических рисунках (сюнга) половые различия явным образом акцентированы в гигантских и детально вырисованных гениталиях. Другие части тела (за исключением лица и ног) обычно были скрыты под роскошными платьями.
Такая позиция близка к китайской концепции обнаженного тела, хотя во многих аспектах все же имелись существенные различия. Марк Холбом довольно безапелляционно заявляет, что "в китайском и японском искусстве отсутствует традиция обнаженной натуры. Если человеческая фигура и встречается в пейзажной картине Сунг, то она не более чем случайный мазок кисти, имеющий такое же значение, как линия дерева или камня. Фигура является неотъемлемой частью пейзажа, а не доминирующей деталью переднего плана. Идеализация изображения человека отсутствует, так как его значимость сводится к уровню времени года или ландшафта, изображенного на картине."
Это заявление все же больше относится к особенностям китайского искусства, и не имеет особого отношения к Японии, где, начиная с периода Эдо, эстетика обнаженного, полуобнаженного и драпированного женского тела стала одной из наиболее привлекательных тематик, особенно в картинках сюнга или бидзинга. В самом деле, мы находим довольно мало примеров обнаженных тел в искусстве Хейан, пожалуй, только в таких эротических свитках, как "Какигаки-дзоси" или "Фукуро-дзоси", где мужчины и женщины изображены полностью обнаженными в сценах коитуса, хотя мужчины не снимают с головы шляпы эбоси.
Эстетика эротических одеяний или драпировок оставалась одной из неизменных парадигм сквозь века истории Японии, и даже сегодня она сохраняет всю силу традиции. В эротических гравюрах периода Эдо мы видим главным образом одетых женщин во время полового акта, где у них открыты лишь ноги и половые органы. Само по себе обнаженное тело не имеет особого значения, хотя иногда оно и появляется на гравюрах.
В то же самое время, японцы, в отличие от китайцев, обращали особое внимание на мужские и женские гениталии, вырисовывая их с чрезвычайной тщательностью и часто увеличивая их до сверхчеловеческих размеров. Похоже, для японцев это единственная эротическая область в человеческом теле, сохраняющая свою привлекательность по сей день, когда японский стриптиз должен закончиться непременным обнажением женских гениталий с последующим внимательным изучением их строения клиентами.
Однако, такая концентрация внимания на вульве в ущерб остальным прелестям женского тела привела к появлению на свет специфической японской цензуры, где половые органы и особенно лобковые волосы на картинах, фотографиях и в кино ретушируются и затемняются, либо закрываются специальной "мозаикой".
До периода Мэйдзи обнаженное тело воспринималось, как нечто естественное, к тому же лишенное каких-либо эстетических или эротических ассоциаций (например, в публичных банях, на горячих источниках, во время хадака мацури или борьбы сумо). Женщины не придавали особого значения обнажению грудей. Во время экспедиции Перри в Японию в 1854 году, один из путешественников писал с отвращением, что когда они отправились в баню, "семнадцатилетние девушки, старухи, молодые женщины, старики сидели на корточках на каменном полу, не имея на себе даже крошечной тряпки, чтобы прикрыть наготу…"
Гравюры периода Эдо отчетливо показывают, что мужчины в публичных банях обычно носили что-то наподобие фартука на животе, в то время как женщины были полностью обнажены.
Бернард Рудофски рассказывает о своем посещении пляжа на острове Сикоку в 1960-х годах. Семьи японцев с детьми проводили пикник на берегу моря. Хотя некоторые из молодых матерей, обнаженные до пояса, играли со своими детьми на мелководье, никто из них не пытался плавать. Единственным исключением была одинокая девушка-японка, которая желала продемонстрировать свое умение плавать. Женщинам понравился вид ее ярко-желтого купальника (мужчины не обращали никакого внимания на прекрасный пол), который гармонично сливался с цветом яркого заката. Выйдя из моря, девушка прошла по пляжу и "начала с трудом стягивать с тела свой модный, хотя несколько консервативного покроя, купальник. Покончив с этой задачей, она перебросила его через руку и спокойно пошла вдоль берега в чем мать родила, совершенно никого не стесняясь".
Реформы Мэйдзи 1868 года привели к радикальным переменам в Японии, сопровождаемым прозападной позицией ко многим аспектам повседневной жизни. Что касается морали, в общественную жизнь были введены пуританские стандарты. Многие древние религиозные ритуалы или святыни, связанные с традиционными культами плодородия, были запрещены или стерты с лица земли, как пережитки бывшей варварской культуры. Были оглашены новые законы, запрещающие женщинам появление на публике с обнаженной грудью. Смешанные публичные бани также были запрещены. Правительство Мэйдзи начало вести борьбу против непристойности, чтобы продемонстрировать Западу цивилизованный характер японского государства.
И все же, несмотря на то, что закон о "непристойных" публикациях существовал с самого начала периода Мэйдзи, он почти не применялся в течение тридцати лет для подавления письменных произведений на сексуальные темы.
Это ясно видно из книги "Мэйдзи сэйтэки тимбун си", выпущенной Умэхара Китааки. Она состоит только лишь из газетных вырезок периода Мэйдзи, доказывающих, что цензура в отношении секса тогда почти бездействовала по сравнению с последующими десятилетиями.
Однако, если текст не подвергался полному запрету, стандартной практикой стала замена слов звездочками. Причины были по большей части политическими, чем моральными, что хорошо видно на примере романа "Хагаки" Утида Роан (1902), где описывался адюльтер в аристократической семье, прототипом которой, как предполагалось, послужила семья Хиробуми.
Другим удивительным примером является произведение "Кюсюдзин" (Старый муж) Симадзаки Тосон. Сцена, смутившая цензоров, изображала девушку, сидящую на коленях у мужчины и целующую его. В то время даже слово "поцелуй" (сэппун) считалось непристойным, и его упоминание было не менее неприличным, чем описание постельной сцены. Фактически, предубеждения японцев насчет поцелуев сохранились вплоть до периода оккупации. Это кажется особенно странным, учитывая тот факт, что деревянные гравюры периода Эдо часто изображали любовников в момент поцелуя взасос "по-французски".
Во многих случаях цензуре подвергались не только непристойные слова или описания любовных сцен, но и просто сюжет, который тем или иным образом был связан с вопросами секса. Рассказ "Две сестры" (Анэ то имото, 1910) Огури Койо был запрещен из-за того, что в нем описывалась жена таможенного чиновника, которая тайно зарабатывала деньги проституцией, чтобы помочь выжить своей дочери и мужу.
Огури также имеет репутацию автора настоящего порнографического романа "Рукав к рукаву" (Удэ то удэ), который считается одним из трех величайших эротических произведений периода Мэйдзи. Роман "Vita sexualis" Мори Огай, описывающий чувственное взросление студента, по современным стандартам мог бы показаться абсолютно невинным, тем не менее, после публикации в журнале "Субару" в 1910 году он был сразу же запрещен. 
То же самое произошло с "Фурансу моногатари" (Французская повесть) Нагаи Кафу и "Фукусю" (Месть, 1909) Сато Короку. Оба автора позже внесли вклад в подпольную эротическую литературу (это было местью?), написав "Йодзехан фусума но ситабари" и "Мидарегумо" (Потревоженное облако). Оба романа считаются шедеврами японской эротической литературы.
В период Тайсе и в начале периода Сева интерес к половой сфере неуклонно возрастал. Одновременно крепчала цензура в этой области. Цензура запретила произведения Льва Толстого, Эмиля Золя, Гюстава Флобера, Ги де Мопассана, Арцыбашева, Альфреда де Мюссэ, Бокаччо, Мирабо, а также классическую китайскую эротику, вроде "Цзин Пинь Мэй" или "Чу пу туан". Запрещали не только эротические рассказы и романы, но и академические работы на тему исторических или медицинских аспектов секса.
Все это продолжалось вплоть до начала 60-х, когда влияние сексуальной революции в мире начало затрагивать и Японию.
В это время в печати начали появляться фотографии обнаженных женщин, однако волосы на лобке подвергались строгому запрету. После нескольких скандальных судебных процессов в отношении порнографии в 1970-х, запреты касавшиеся публикации несокращенных и неподцензурных литературных текстов были полностью сняты. Классические японские эротические тексты, а также переводы с западных языков начали возвращаться на книжные полки.
Примерно в это же время в японских средствах массовой информации начинается невиданный расцвет всевозможных сексуальных девиаций. Так как запрет на открытое изображение полового акта и половых органов продолжает оставаться в силе, издатели прибегают к изощренным актам садизма, избиений, пыток и других патологий для поддержания зрительского интереса. Любое извращение разрешено, если только оно не содержит открытого изображения гениталий и лобковой растительности. Все эти извращенные картинки назвали "эро-гуро-нонсенсу" (эротико-гротескная бессмыслица). Гротеск в эротическом искусстве продолжает и по сегодняшний день оставаться весьма популярным среди множества своих поклонников.
Японская порноиндустрия является самой невинной и в то же время самой вычурной и отвратительной в мире. Где еще можно найти такой широкий диапазон всевозможных садо-мазохистских фантазий? Художник Мурои Асунадзи создал большое количество комиксов на одну единственную тему "Женщина-собака" (онна-ину). Голая девушка с лицом нимфетки, пышными грудями, а иногда и с хвостом, подвергается самым разным издевательствам (как правило, с ошейником на шее). Суть состоит в том, что над ней можно как угодно издеваться, душить ее, мочиться на нее, но ни в коем случае не вступать с ней в половой акт.
Харукава Намио постоянно эксплуатирует другое направление. Девушка с европейскими чертами лица и с обнаженными ягодицами сидит на табурете в баре на лице у задыхающегося мужчины-бедняги, чье лицо утопает в ее пышной заднице.
Накаясу Хиротору (род. 1925) предпочитает более кровавые сцены: фотографии полуобнаженных девушек в процессе исполнения акта сеппука (самоубийства). Преданный поклонник Мисима Юкио и автор нескольких серьезных работ в области истории харакири в Японии, Накаясу пытается привнести эротическую изюминку в акт суицида. Его персонажами являются исключительно женщины, чье лицо выражает экстаз в момент проникновения ножа в живот - все это призвано стереть границу между Танатосом и Эросом. Закон при этом не нарушается, ибо ни гениталии, ни лобковые волосы не показаны.
Большинство садомазохистских тем, также как и связывание в паре с сексуальными извращениями стали основой сюжетов комиксов и видеофильмов, которые миллиардными тиражами выпускаются в современной Японии. Резиновые костюмы, высокие каблуки, длинные перчатки обеспечивают образ женщины, которая одновременно и обнажена и одета. Запреты никогда не нарушаются. В популярных комиксах (манга) гениталии никогда не изображаются открыто, но чаще всего заслоняются бананами, огурцами или вибраторами. Брызги и потоки сексуальных выделений или спермы разрешены - только если они существуют отдельно от половых органов.
Двойная мораль торжествует. Японские видеофильмы для взрослых являются загадкой для человека с Запада. Как можно наслаждаться фильмом, если в нем постоянно видно вмешательство цензуры? Может быть, воображение японца делает их еще более вульгарными, чем они есть на самом деле?
Вопрос о допустимости изображения лобковых волос был ключевым на протяжении 70-х и 80-х, когда прошло много громких судебных процессов на тему порнографии. Тогда имел место настоящий бум "бини-хон", исключительно японский феномен: изображение обнаженных девушек, но в прозрачном бикини. Иногда по двое или в группе, но всегда без мужчин. На заре эры домашнего видео они пользовались громадной популярностью.
Сегодня, в комиксах манга манипуляции с женскими гениталиями, включая куннилингус, являются скорее средством унижения и издевательства, чем способом доведения до оргазма, полового удовлетворения. Женщина по-прежнему остается объектом. Объектом издевательств и предоставления сексуального удовлетворения партнеру, но не себе.
Начиная с периода Эдо, японцы выработали свой особый подход к вопросам секса и эротики. Мужчины-японцы в основном равнодушны к женской наготе. Западные девушки могут возбуждать их своей экзотичностью, необычно большой грудью и бедрами. В то же самое время процветает бизнес, производящий "идолов" для поклонения подростками и молодыми мужчинами - айдору. Это фотографии обнаженных и полуобнаженных японок.
Другой характерной чертой японской эротики является широкое распространение СМ - садомазохизма, начиная от великих мастеров и кончая бульварной прессой.
Сложно представить себе, как культура, в которой даже в наше время выставляются напоказ громадные фаллосы во время некоторых фестивалей, или где ритуальная копуляция на сцене входит в состав фарса кегэн, может быть настолько жесткой в отношении подавления сексуальных вопросов в других сферах. Хотя Япония постепенно ослабляет хватку абсурдных законов - например, уже допускается изображение лобковой растительности, но при условии, чтобы не было видно то, что скрывается под волосами - порнография европейского типа, без мозаики и ретуши, по-прежнему остается официально запрещенной.
Странное общество, странный язык, странные традиции, странные законы…
(По мотивам статьи А. Кабанова).