ПБО первый конфликт

Отрывок из документальной повести "Записки пиджака", в которой я попытался без лжи и прикрас описать будни российских пограничников на Северном Кавказе. Имена и фамилии персонажей по понятным причинам изменены, но все они, впрочем, как и события, имели место в действительности.
Данный эпизод относится к декабрю 1996 года. Не могу утверждать, но я почти уверен, что с тех пор там мало что изменилось. Так что, как сторонники, так и противники войны в Чечне, знакомые с ней в основном по телерепортажам и газетным статьям, я надеюсь, найдут здесь немало "занятных" подробностей.
Также надеюсь, что использованные мной нецензурные выражения не станут поводом считать меня нарушителем правил сайта. Из песни слова не выкинешь: в армии матом не ругаются, в армии матом РАЗГОВАРИВАЮТ.

*****
Под утро начинает идти снег. Я наблюдаю за ним из бойницы малого блиндажа, который мы используем в основном как склад для дров. Правда, здесь висит доска документации и стоит опечатанный ящик с несколькими запасными "катушками" к АГСу, но внутренняя стенка отсырела и начала осыпаться, на полу - лужа воды и грязная подстилка нашей бестолковой овчарки Джины, которую иногда приводит сюда с собой кинолог Челночков. Джина не то что по следам ходить или нарушителя задерживать - даже лаять, и то не умеет. Если бы за её сохранность не отвечал лично НЗ, бойцы бы уже давно её съели.
Снег падает с неба крупными хлопьями, ложится на чёрную землю, на серую траву, на грунтовую дорогу, изодранную грубыми колёсами "шишиг" и "бэтэров", на голые ветки деревьев, на выцветший брезент палаток, на низкие крыши ингушских домов. Снег падает, потихоньку скрывая от глаз уродливый пейзаж слякотоной южной зимы. Он - единственная вещь, которой я хотя бы отчасти радуюсь за последние несколько дней.
За занавеской, сделанной из старого солдатского одеяла, я слышу подозрительную возню и шёпот. Заглядываю в землянку: так и есть. Стоило на десять минут отлучиться, и все мои бойцы, побросав свои посты, сползлись, как тараканы, под крышу, в тепло, к печке. Как же мне уже надоело орать на них! Ну, понимаю, и даже изо всех сил сочувствую: проторчать два часа без движения в холодных ячейках ПБО очень неприятно, не говоря уже о страхе и скуке. Но кто поймёт меня, если вдруг нагрянет ответственный с проверкой или, не дай Бог, кто-нибудь нападёт на объект, словно сортир дерьмом, набитый разным оружием и боеприпасами?
-Это что такое? - как можно более строго бросаю я сквозь сжатые зубы.
Однако не очень-то на них такое внушение действует. Они знают, что я добрый, и пользуются этим.
-Ну това-а-рищ лейтенант! - начинает ныть кто-то из них, - ну мы па-а-сидим немного, хучь па-а-ртянки просушим, а? Сапоги текут, нева-а-зможно уже...
Во мне начинает закипать злость. Они не хуже меня знают, что будет, когда об этом всём безобразии узнает комендант, но надеются услышать от меня слово "ну ладно" только затем, чтобы потом свалить всё на меня. Дескать, вот, начальник разрешил...
-ЧТО?! ЧТО, БЛЯТЬ?! Кто это сказал? Солдат! Ты понимаешь, что ты несёшь? Ну-ка, дайте мне ФАС!
При упоминании о фонаре начинается возня, огоньки папирос гаснут, слышится характерный стук магазинов и касок.
-Эй, вы, олени! Вы чё, опухли, чё ли? Охренели? Не понимаете, что вам говорят? Съебались отсюда нахуй!
Это сделал вид, что проснулся истопник Пильщиков по кличке Пильщик. Пильщик - дембель, "ноябрь-четыре", ему по сроку службы положено сидеть у печки и "мочить" молодых, что он с большим удовольствием и делает.
Три или четыре "тела" мигом вываливаются наружу через второй вход. Я слышу их недовольный ропот, и мне становится как-то отчаянно не по себе. Но что делать? Здесь так: или они, или я. Третьего не дано.
-Вот уроды! - недовольно ворчит Пильщик, подсыпая уголь в железное чрево печи, - на пять минут уснул, уже здесь. Надо будет с ними вечером воспитательную работу провести.
-Ну, ты, это, слишком там не усердствуй...
-Да вы не переживайте, товарищ лейтенант, оформим всё по высшему разряду. Следов не останется.
Мне больше не хочется продолжать разговор на эту тему. Я включаю уже начавший "садиться" ФАС, считаю спящих: четверо, все. Смотрю на часы: половина шестого. Скоро надо будить их, менять на тех, что сейчас на постах.
В углу что-то тихо шипит. Потом слышится глухой зуммер вызова.
-Факел-два, Факел-два, ответьте Среднему! Приём!
Зацепившись ногой за свой же, брошенный на пол, броник, я с матами падаю, однако успеваю подставить плечо, чтобы не разбить голову об угол ящика с боеприпасами, нащупываю сумку с "триста шестьдесят первой", подношу к уху полуразломанную гарнитуру, нажимаю на клавишу передачи:
-Средний, я Факел-два, на приёме!
-М-м-м, Факел-два, как там у вас по обстановочке? Приём!
У связистов своя, особая служба. Среди грязных, забитых и вечно сонных бойцов комендатуры они всегда выделяются своим щеголеватым видом и манерностью. Ещё бы - живут в офицерской палатке, кровати в один ярус, наряды у них свои, начальник свой - прапорщик, особо не напрягает. Восемь часов в сутки отсидел в тёплой и сухой "Чайке", поболтал с друзьями из отряда, музыку послушал - и свободен. А тут, блин, торчишь, как крыса в норе, "мандел" разводишь, всего боишься... В общем, иногда, даже можно сказать, часто, очень хочется дать в морду дежурному связисту, чтобы не выпендривался. "Обстановочка"! Кому "обстановочка", а кому и обстановка! Эх...
-У нас три пятёрки, три пятёрки, как понял, Средний? Приём!
-М-м-м, Факел-два, понял вас, понял, давай, до связи!
-Давай!..
Согласно существующего порядка, докладывать по обстановке надо каждые пол-часа. Однако правило это выполняется редко. Обычно достаточно трёх - четырёх сеансов за восемь часов. Хотя иногда бывают и исключения.
-Сколько там времени, товарищ лейтенант? - не унимается Пильщик.
-Половина.
-А Вы всё ещё не спали? Ложитесь, я послежу тут.
Я прекрасно понимаю, что делать этого категорически нельзя. Однако физическая и нервная усталость берёт своё.
-Ладно. Поваляюсь немного, ты, если что, толкнёшь, понял?
-Понял! - радуется он, - всё будет классно!
Откровенно говоря, Пильщик - такое же говно, как и все остальные, просто он дембель, и на короткой ноге с НЗ, так что "построить" его без хорошего повода я не могу. С другой стороны, если бы не он, мне было бы труднее справляться тут с "телами".
Подложив под голову вместо подушки броник, под бок - АКСМ, под ухо поставив радиостанцию, а ногами уперевшись в стенку, чтобы ненароком не упасть с узкой земляной полки, я закрываю глаза и вспоминаю дом. Я так и не успел залить полы и подбить потолок в пристройке, так что там сейчас тоже не слишком уютно. Однако, тепло, спокойно и никто не стреляет. В холодильнике стоит кастрюля с борщом, лежит кусок сала и колбаса, кладовка забита баночками с вареньем и маринованными опятами. Эх! Когда это всё есть, ты его не ценишь. А вот сейчас что бы только я не отдал, чтобы хоть на минутку там оказаться!..
Где-то под потолком пищат и возятся мыши. Кусочки земли падают мне на грудь. Лежать на спине неудобно, но по-другому тут никак не пристроишься. От печки, красной в темноте, идут волны тепла. Что может быть лучше тепла! Хорошо, что Пильщик приволок мешок угля, а то бы сейчас топили сырыми дровами, и в землянке было бы полно дыма. Я так уже провонялся им не хуже копчёного леща. Сколько уже времени я хожу сюда в наряд? Неделю? Месяц? Даже не помню. Здесь что день, что год - одинаково. Потому, что каждый из них равен бесконечности...

Открываю глаза я как будто через пару минут. Через щель в занавеске пробивается свет. Ё-маё! Сколько время? Смотрю на часы: девять утра. Ни хрена себе! Вскакиваю, как кипятком облитый. Все спят, Пильщик аж прихрапывает. Что там, на постах?
Растирая ладонью лицо, я без шапки выползаю из блиндажа в систему траншей, связывающих между собой ячейки. ПБО представляет из себя полностью врытый в землю, перекрытый брёвнами, ощетинившийся во все четыре стороны света тяжёлыми пулемётами и АГСом, пункт. Самое, пожалуй, грозное сооружение во всей доморощенной системе обороны нашей комендатуры. Ну-ка, сейчас посмотрим, что там делает скажем, скажем, Носатов?
Перепрыгиваю через лужу, и вдруг сталкиваюсь нос к носу с двумя молодыми ингушами с такими "обаятельными" лицами, что буквально ВСЁ внутри у меня опускается...
-Эй, ты кто будешь? - грубо спрашивает меня один из них, более худощавый, с буровато-чёрными редкими зубами и шрамом через всю щеку.
-Я? - внутри меня всё буквально кипит от злости и страха, но виду я подавать ни в коем случае не должен, - да вроде как за главного здесь. А вы какими судьбами тут... это... - я пытаюсь улыбнуться.
-Чего ты бормочешь? - всё так же нагло напирает худой, - тебе, может, надо в морду дать, не находишь?
Ёб твою мать, да я сейчас взорвусь от всего этого! Грёбаный "чурка", залез на охраняемый десятком вооружённых людей объект, и ведёт себя так, будто это я нахожусь в его личном сарае! ****ь, ну надо же было автомат в землянке оставить! *****, *****, *****, *****!!!
Краем глаза я вижу, как испуганно смотрит из ячейки справа рядовой Антонов по прозвищу "красавчик Джонни". Рот у него приоткрыт, и, кажется, вот-вот оттуда потекут слюни. Идиот! Передёрни затвор, олень ты ебучий!
-Да нет, я и так в порядке, - снова улыбаюсь я.
Если серьёзно, то уже одного того, что они подошли к ПБО на расстояние менее десяти шагов и им никто не воспрепятствовал, достаточно для того, чтобы "сдать" меня вместе со всем нарядом особистам! Это "дизель"! Если, не дай бог, что-то тут случится, я ж не отмоюсь, ****ь, не отмоюсь!
-Смотри! - серьёзно показывает мне кулак второй, - патроны есть?
-Какие патроны?
-Какие, какие! Семь - шестьдесят два. Автоматные.
-Да вы что, у нас только пять - сорок пять!
-Не ****ишь?
-Да нахрена мне это нужно, - отвечаю я как можно более непринуждённо, - таких автоматов у нас и на вооружении нет, только "семьдесят четвёртые".
-А где есть?
-У ментов не спрашивали?
-Спрашивали, не дают, - ухмыляется худой, однако настроение его, похоже, меняется с агрессивного на благодушное, - ладно, пойдём мы. Давай пять!
Я с отвращением и ужасом пожимаю протянутую мне костлявую бурую руку с запёкшимися на ней пятнами крови, и всё так же улыбаюсь.
-Ты хороший парень. Будут патроны, приходи, раскумарим, понял?
-Да, да, - киваю я, а в голове бьётся, как дикий зверь в клетке, мысль: "Ну уходи, ****ь, уходи же!"
Второй также жмёт мне руку, после чего оба они вальяжно направляются к лестнице, стоящей у входа.
-Так ты понял, да? Я на тебя могу рассчитывать? - оборачивается вдруг худой, показывая мне нож.
Меня кидает из жара в холод, из холода - в жар, но я просто не могу себе позволить ни одного лишнего жеста.
-Да, конечно, конечно. Как тебя зовут?
-Меня? - хмурится он, - это тебе знать не надо. Яц?
Я развожу плечами. Не надо, мол, так не надо.
Он плюёт на пол коричневой слюной, улыбается своими гнилыми зубами и, наконец, исчезает из поля моего зрения. Я подхожу к ячейке с "Утёсом", на котором мирно спит младший сержант Носатов, провожаю взглядом две удаляющиеся тёмные фигуры, и, когда они наконец входят в селение, словно гора сваливается с моих плеч. Однако, уши закладывает, поперёк горла становится ком, а в мозги как будто кто-то углей горящих накидал.
-Пидарасы!!!! - даю я, наконец, волю своим эмоциям, рёвом этим едва не порвав себе глотку.
В бешенстве, врываюсь в блиндаж и первым же попавшим по руку поленом запускаю в какое-то "тело" на полу.
Пильщик, детина, раза в два больше меня по габаритам, шарахается в сторону, видя, что замполит с утра что-то не в духе.
-Пильщик, ****ь! - продолжаю бушевать я, - построить весь личный состав наверху! Две минуты времени! По готовности доложить!
-Да что такое? Да может?...
-Выполнять!!!!
Бойцы, обычно любящие поныть и поспорить, на этот раз, похоже, понимают меня, как нужно. Десять секунд - и все, проснувшись и похватав амуницию, вылетают наружу. Ну неужели, неужели до них "доходят" только звериные вопли и пинки Пильщика? Ну почему им так на всё наплевать? Ну почему они все такие придурки? Боже, как угораздило меня сюда попасть?! Мне говорили - граница, это дисциплина, порядок, героизм, колючая проволока, часовые с собаками и нарушители в ватниках, ловить которых не труднее, чем бродячих котов. А тут? Что я нашёл тут? Что, ****ь, я нашёл тут?
-Товарищ лейтенант? - засовывается в дверной проём голова Пильщика.
-Что тебе?
-Ну, это...
-Что?! Вас докладывать не учили?
Хуже нет для бывалого солдата, когда офицер начинает разговаривать с ним на "Вы". Лицо бойца мгновенно становится серьёзным.
-Товарищ лейтенант, личный состав по Вашему приказанию построен! Докладывал рядовой Пильщиков! Разрешите идти?
-Идите...
Гнев мой уже прошёл, и я, честно говоря, просто не знаю, что мне говорить десяти одуревшим от бесконечных нарядов и хронического недосыпания пацанам с автоматами, которым Родина доверила защищать (от кого только?) свои южные рубежи. Мне плохо, хочется спать, и кружится голова. Похоже, я простыл. Но это не считается. Сейчас я должен идти и внушать им, что нельзя делать так, как они делают. Причём, получается, что мне, значит, можно, а им - нельзя. Но в армии не бывает так, чтобы командир был неправ. И это своё право он обязан доказывать каждый день, каждый час, каждую минуту! Обязан! Чёрт бы побрал все эти обязанности!..

1996 - 2001. Геннадий Игнатченко.

Примечания к тексту:
"Пиджак" - лейтенант с военной кафедры гражданского ВУЗа;
ПБО - пункт боевого охранения;
ФАС - фонарь аккумуляторный следовой;
АГС, АГС-17 "Пламя" - автоматический гранатомёт станковый;
Броник - разговорное название бронежилета;
АКСМ, АКСМ-74 - автомат Калашникова со складывающимся прикладоом модернизированный калибра 5,45 мм. - штатное стрелковое оружие в российской армии;
"Триста шестьдесят первая", Р-361 - переносная УКВ-радиостанция малого радиуса действия (до 30 км. по паспорту, но в действительности уже за пять километров ничего не слышно);
"Шишига", ГАЗ-66 - штатное транспортное средство на заставах;
"Бэтэр", БТР-80 - бронетранспортёр;
"Чайка" - БТР-60, специально оборудованный мощной радиостанцией;
"Утёс", НСВ - крупнокалиберный пулемёт калибра 12,7мм., приспособленный для стрельбы как по наземным, так и по низколетящим целям.