Мадам Бежю

Эта леди сидела в баре каждый вечер.
На ней была надета вся ее бижутерия.
Ждала свою давно ушедшую любовь...
Ее называли мадам Бежю...
<…>
В этом баре я бывал почти каждый вечер. Но только однажды, когда там было непривычно пусто, я заметил странную женщину. Она сидела за стойкой и пила дешевое пиво. Удивительно маленькими глотками. Она сидела сгорбившись, в темно-зеленом пальто, волосы ее были странного неестественного цвета, они выбивались из-под шляпы, как будто она до этого пробежала без остановки мили две. Поверх пальто была накинута шаль, немного небрежно. Женщина сидела в пол оборота. На еще я заметил родинку, это было словно отметиной. Мадам Бежю выделялась из толпы посетителей.
Я сидел и, не отрываясь, следил за ее движениями. Они были немного нервными. Я не выдержал и обратился к бармену:
- Слушай, дружок, что с этой леди? Она нездорова? – я говорил шепотом, чтобы не привлечь внимание мадам Бежю, мне казалось она способна на что угодно.
- Понятия не имею, мьсе, - пожал плечами парень. – Она сидит каждый вечер до самого закрытия. Грустная такая. Мне и выгонять ее жаль.
«Необычная дама», - подумал я и мои пальцы невольно потянулись за сигарой. Я закурил и сел радом с мадам Бежю. Она и не заметила.
Я долго не решался заговорить с ней.
- Простите, мадам, - острожно начал я. – С Вами все в порядке?
Она медленно обернулась и на меня устремился грустный взгляд серых глаз.
- Ради Бога, простите. Я обратил внимание, что Вы тут бываете каждый вечер. Это как – традиция?
Несмотря на то, что ее взгляд был вполне безобиден, я старался быть очень осторожным.
Мадам Бежю долго молчала; ее вггляд не менялся, и я пожалел о том, что потревожил ее. Ее пальцы выстукивали нервную дробь. Она кусала губы и что-то искала в кармане пальто. Я догадался, что мадам нужно закурить, бережно подал ей сигару и спички. Пальцы мадам Бежю были ухоженными, а манера обращения с сигарой выдавала в ней аристократку. 
- Вы, мистер, первый, кто по-человечески спросил меня об этом, - с горечью ответила женщина.
- Что значит: по-человечески? – потрясенно спросил я.
- Просто - по-человечески, - устало повторила она. – Я не больна, но одинока.
Ее голос звучал как-то старнно. Я не мог понять, чего она добивается: жалости? Едва ли! Одинокие люди меньше всего хотят, чтобы их жалели. Чего же она хочет эта странная мадам Бежю?!
Я задумался: должно быть, она вовсе и не мадам Бежю. Это просто кличка, не очень приятная, если вдуматься.
- Как Ваше имя? – робко спросил я ее.
- Элеонора Бежю, - равнодушно отозвалась женщина.
- Действительно? – уголки моих губ поползли вверх, но я поспешил стереть улыбку с лица, заметив, что моя собеседница провожает ее диковатым взглядом. Однако мои волнения были напрасны. Мадам Бежю смущенно улыбнулась мне вслед.
- Я так давно не улыбалась, - ответила она после паузы.
- Почему же?
Я был искренне удивлен. Мне вдруг страшно захотелось узнать о нелегкой судьбе этой женщины. Но я ловил себя на мысли, что это неприлично. Кто я, в конце концов, для нее: чужой человек, который, кстати пользуется тем, что эта женщина устала от  одиночества и, только поэтому, не гонит непрошенного собеседника.
- Мне кажется, Вас что-то тревожет, мадам... Может, расскажете?
Элеонора огляделась и повернулась ко мне лицом.
- Я была бы рада, если бы не очень серьезно отнеслись к тому, что я расскажу Вам. Моя история запутанная, мне больно вспоминать прошлое, но я расскажу, потому что, знаете ли, тяжело на сердце. Я как Вы понимаете, одна... Только прошу Вас, обещайте мне, что история моя не будет ходить по ресторанам и борделям в виде шуточки.
Я вдруг понял, что эта женщина мне доверяет, хотя не известно почему. Вероятно, я был соломенкой, которую мадам Бежю все это время искала.
- Я родилась в Висконсине. Мои родители были разорены монополистами, которые заправляли Новым светом в то время. Нам ничего не оставалось делать, как перебраться в Европу. Сначала была Бельгия, потом Люксембург, Гурмания и, наконец, мы оказались в Париже. Впрочем, дело даже не в том, что мы жили, как кочевники, а в том, что я вынуждена была оставить в родном Вискончине. Париж – это, конечно, милая, спокойная жизнь. Но в Америке остался мой любимый, я не могла забыть... Когда мы покинули Висконсин, мне было четырнадцать.
Элеонора вдруг посмотрела на меня пристально.
- В моей истории нет ничего из ряда вон выходящего, мистер. Она похожа на историю многих других, кому по каким-то причинам пришлось покинуть штаты. Только я веду себя иначе.
- Что же было дальше, Элеонора? – затаив дыхание, просил я. Я боялся проронить лишнее слово, чтобы не отпугнуть ее от себя.
- Мы ехали поездом, а в Нью-Йорке должны были пересесть на корабль до бельгийского пора. Вы знаете, я даже не помню его названия. Все было для меня сном, каким-то полусумасшедшим ведением, где все двери для меня были открыты и я попадала в ту среду, в которой совсем не хотела быть. Моя семья, несмотря на обнищание старалась быть не хуже других. Мои родители надеялись удачно выдать меня замуж и рассчитаться с долгами. Это был парадокс.Они хотели выдать меня замуж и вернуться в шататы. Представляете мое состояние. Я бы вернулась домой, но в оковах, с мужем.
Неожиданно Элеонора замолчала.
- Кто был вашей любовью? – спросил я ее.
Она подняла на меня испуганные глаза.
- Я и сейчас люблю этого человека. Как Вы можете в этом сомневаться?!
Странный испуг, который отразился в глазах мадам Бежю, забрался мне в душу.
- Я не хотел Вас обидеть, простите, но беседа наша только завязалась, я не могу знать...
- Он – военный, - ответила Элеонора и на ее лице заиграла выстраданная улыбка. – Он ненамного старше меня. Он был совсем юным для такой тяжелой службы... Поймите, но он человек исполнительный, он должен был уехать тогда... Мы простились на пристани поздним вечером... Это был теплый вечер, горело много огней, такого никогда потом не приходилось мне видеть. Вся улица, усеянная огнями... И вода, темная такая... На мне было легкое платье. Он набросил мне на плечи шинель и сказал лаского: «Не простудись, Элен». Он всегда меня так называл, я так и не знаю, почему Элен, ведь у нас было так мало времени...
Женщина замолчала, спрятала лицо в ладони и сидела так минут пять. Я не торопил ее и прерывать беседу не собирался. Я подумал, что жестоко лишать несчастную шанса выскзать свою боль. Однако, я сам чувствовал себя неуютно. Когда я закурил, мадам Бежю повернулась ко мне и тоже взяла сигару. Но лишь задумчиво вертела ее в пальцах.
- Он уплыл на Олимпике, - тихо произнесла она. – Но он не погиб. Я счастлива, что он спасся. Я знаю. В 1912 я получила от него письмо. Вернее, она пришло в дом моих родителей. Я случайно нашла его в мусорной корзине, когда приехала погостить к ним... с мужем. Что я могла поделать? Он писал, что устроился в Британии и что я могу к нему приехать. Ну, а я?! Что я могла ему написать?! Я не ответила. Мне не хватило мужества, поверьте. Это было ужасно...
Я тяжело вздохнул, а когда мадам Бежю неожиданно замолчала, спросил:
- А что Ваш муж?
Женщина устало посмотрела на меня.
- Его я потеряла в 1915 во время мировой. Знаете – счастливое избавление. Он был торговцем: жадным и мелочным человеком. Он не осставил мне ничего в своем завещании, потому что нашел то самое письмо. Но об этом я узнала уже после его смерти. Все, что у меня осталось – это драгоценности моих родителей. Они и сейчас на мне, - мадам Бежю с грустной улыбкой оглядела себя и продолжала: - Как только кончилась война, я перебралась из штатов в Европу. И как видите, сейчас здесь.
- Но почему Франция? – удивился я. – Ведь Вы упоминали Британию.
- Верно. Я была там. Но мне сказали, что он, мой любимый, все военные годы провел на судах. И конечной его остоновкой может быть Париж. Правда, мне сказали через сколько лет он приедет сюда, но я решилась..., - мадам Бежю снова умолкла.
- Вы ждете его? – с запинкой спросил я, на что женщина твердо ответила:
- Жду.
Я сидел в оцепенении. Мне было трудно что-либо сказать. Было нелепо утешать ее и жестоко оставить. Поэтому я просто сидел. И неожиданно для самого себя спросил:
- Элеонора, как имя этого человека?
Мадам Бежю подняла на меня глаза, ее лицо озарилось радостной улыбкой. Впервые за весь вечер.
- Генри. Генри Элиот.
У меня сжалось сердце, когда она это сказала. Я сам – мойор в отставке. Но когда Элеонора сказала «военный» я почему-то не придал этому значения. А ведь я лично знал этого человека. Он действительно был на Олимпике, служил. Но никогда не упомянал о женщине по имени Элеонора. Он вообще держался от всех на растоянии. Теперь я понял почему. Он действительно остановился в Париже год или два назад. А совсем недавно женился. Вряд ли по любви, но годы берут свое. Наверное, он не мог больше жить один. Однако, факт остается фактом.
Я сочувственно посмотрел на бедную мадам Бежю, но не мог слова вымолвить. Эта новость убила бы ее. Поэтому я сказал ей: «Прощайте», встал, и шатаясь, пошел к выходу. А она осталась. Осталась ждать свою давно ушедшую любовь...

7.02.99.