Имея, не храним, утерявши плачем

Шипение разрезало эфир и одолжило тишину.
Рыдания испуганно притихли, едва касаясь паузы.
Тушь пачкала щеки неровными полосками, медленно подкрадываясь к подбородку.
Он слушал.
Это было ужасно. Ничего, только всхлипы, отражающиеся от бесчувственных, закаленных стен кабинета. Лампы дневного света холодно наблюдали за ее прервавшейся истерикой.
- Зачем? – Прошептали губы. Глаза искали понимания. Не нашли. Подозреваемые в совершении преступлений не вызывают сочувствия у оперативников, производящих допросы.
Презрение. И все.
Воздух удавкой оборачивал шею. Мысли путались: то, возвращаясь к событиям фатальной ночи, то, изыскивая оправдания.

«Орион. Тридцать седьмой. Вижу его».
Треск стоящей на краю стола радиостанции больно хлестнул слух.
«Тридцать седьмой. Преследуйте. Сорок третий на связи».

- Я ведь любила его… - проговорила она, благодарная за фон.
- Нет.
Слезы снова покатились, подхватывая потеки высохшей было туши.
- Я не хотела. Это была случайность!
- Нет, - гулко разлеталось по кабинету.
А она любила его. Когда-то.
Нож. Почему он лежал на столе? Все было уже порезано. Да, он никогда не терпел кухни, резал все прямо в зале. Нож брал с собой. Большой, острый, кухонный.
- Зачем? – Всхлипы превращались в непрерывный вой. Плач без нужды, она не раскаивалась, просто рассеянно слушала эфир, отвлекаясь от воспоминаний и внимательно следящего за ней оперуполномоченного.

«Тридцать седьмой. Орион. Что это было».
Шипение.
«Тридцать седьмой, что там у вас? Орион».
Без ответа.
«Сорок третий. Орион. Свяжитесь с тридцать седьмым».
Повисла пауза.

Крайность. Конечно, как же. Муж, готовый отказаться от жены ради партнерства. Партнер – от любовницы ради бизнеса. Ее бросили оба, объединившись. А потом они сидят в зале ее квартиры и за праздничным столом отмечают это знаменательное событие. Только и заслужили удар в спину.
Жаль, нож был только один – в подарок мужу. Говорят, режущие предметы дарить нельзя, еще бы, это грозит после беседой в комнате для допросов.

«Орион. Тридцать седьмой. Шина. Не догоним».
«Тридцать седьмой. Будет помощь».
«Орион. Сорок третий. Вижу его. Объявляйте перехват».

- Догонят?
Он улыбнулся.
Резкий контраст слезной истерики с заинтересованностью в событиях, словесно отраженных милицейской радиостанцией. Не похоже на раскаяние.