Сон о голоде

Мне пять лет, и я пеку блины. Настоящие! В большой русской печи. Ставлю сковородку с тонким слоем теста на раскаленные уголья и слушаю, как оно шипит, потрескивает, выпекаясь блином. А потом поливаю его растопленным золотистым маслом, сворачиваю по всем правилам в длинный узкий треугольник и, наслаждаясь, откусываю самую макушку. По губам, по подбородку ползут струйки теплого сладкого масла. Блаженство!
Я делаю все, как моя прабабушка Варвара. Мы были у нее в гостях в Осолодке, и она для меня, первой ее правнучки, затеяла блины. Уже шла война, но прабабушка где-то наскребла ржаной мучицы, добавила в нее толченой картошки, и блины получились чудо! С маслом! С молоком!
Я делаю все, как прабабушка. Пеку блины. Во сне. Но я чувствую, как пахнет испеченными блинами. Пахнет хлебом. Теплом. Домом.
Просыпаясь, я завтракаю. На блюдечке тонким-тонким слоем налито подсолнечное масло. В нем на донышке рассыпаны крупинки соли. Я макаю крошечные тонюсенькие кусочки жесткого черного хлебца в масло и отправляю в рот. Не глотаю, а долго-долго держу во рту каждую крошку. Наслаждаюсь…
До сих пор самое любимое мое лакомство — хлеб с посолнечным маслом. Чуть-чуть подсоленным.