Надо! окончание

Играя, она упала с балкона второго этажа и сильно разбилась. Родителей дома не было, некому было помочь. Он подбежал к потерявшей сознание девочке - Жунко была едва жива. Он обнял её, прижал что есть силы к себе, и понёс в дом, всё время повторяя как заклинание: "Только не умирай, Жунко! Только будь живой! Ты мне нужна, Жунко! Будь живой, Жунко, пожалуйста! Боже, помоги мне! Оставь её жизнь, не забирай её от меня!" Должно быть, тогда его мозг излучил такой сильный импульс, что высшие силы вняли его мольбам, и сестрёнка оправилась от тяжёлой травмы. А каким образом этот импульс достиг мозга Жунко и возродил в её маленьком организме восстановительные процессы, подхваченные врачами - согласно исследованиям Шимы и его коллег, - оставалось непонятным



     На следующий день по программе было посещение товарищества с ограниченной ответственностью "Биосфера". Гладышев сказал, что они подготовили программу на полдня, которая должна была начаться завтраком в ведомственной гостинице, расположенной в одном из арбатских переулков, а завершиться - переговорами в офисе, расположенном на Донской улице.

     Утром Огава встал в плохом настроении, хотя для этого не было каких-то видимых причин, кроме погоды: серое небо хмурилось, не предвещая как будто ничего хорошего. Шима-сан уже ждал его внизу, в холле.

     - Будем завтракать? - спросил Огава, поздоровавшись.
     - Я уже. Вы что-то долго просыпаетесь. Мы опаздываем.
     - Тогда поехали.
     Он решил, что всё равно их будут кормить завтраком, и можно не есть.
     На входе в ведомственную гостиницу их уже ждал Гладышев, заслоняясь большим воротником своей дублёнки от невесть откуда напавшего на Москву холодного ветра.
     Не вылезая из машины, Огава открыл окно и окликнул его:
     - Саша-сан! Может быть, не будем завтракать здесь? Поедем лучше в Макдоналдс?
     - Какой Макдоналдс! Мы ждём вас уже полчаса! Завтрак стынет!
     Пришлось подчиниться и пойти за Гладышевым.Гостиница была вполне приличной, чистой, хотя и не совсем новой: повсюду были выстланы ковровые дорожки, на светло-серого цвета стенах висели картины, мебель была старинной, кожаной и добротной; и вся обстановка напоминала обстановку райкома партии, только вместо кабинетов с табличками работников были жилые помещения.

     Они поднялись на второй этаж, где их встретил нескладный, нервничающий человек.

     - Здравствуйте! Я Павел Петрович, представитель фирмы "Биосфера", - он дал сжать свою потную ладошку, - "Присаживайтесь"...

     Они расположились вокруг круглого стола в углу комнаты. Огава и Шима-сан вручили ему свои визитные карточки. Шима-сан немедленно начал излагать суть дела по-английски, но Павел Петрович ещё больше занервничал и сказал, что не вполне владеет этим языком. Пришлось переводить с японского. Как раз в середине разговора Павел Петрович встал из-за стола, извинился и сказал, что ему нужно выйти и позвонить.

     Когда он вышел, Огава обратился к Гладышеву:

     - Саша, а кто он?
     - Жертва "железного занавеса", - отшутился Саша.
     - Меня беспокоит, почему он не дал свою визитку?

     Гладышев пожал плечами, видно было, что он тоже недоволен приёмом. Что касается Шимы, то, похоже, он был слишком увлечён сутью своей научной проблемы, и готов был перетерпеть любые неловкости.

     Через некоторое время Павел Петрович вернулся, и сообщил:
     - Нас ждёт завтрак в ресторане гостиницы, а потом мы поедем в наш офис, где вы обо всём сможете переговорить с директором фирмы.

     - А-а! - понял, наконец, Огава, - Спасибо, но мы не будем завтракать, мы уже по-эли.

     - Если вы правда не хотите есть, то поехали в офис, - сказал Гладышев.

     Огаве всё это страшно не понравилось, но отказаться от встречи с руководителем "Биосферы" было уже неудобно. Вместе с нескладным Павлом Петровичем они вновь сели в автомобиль и направились в сторону Калужской площади. "Вот, судьба!" - думал он, когда они сворачивали в переулок возле ставшего ему родным домом корпуса гостиницы"Академическая", -  "Начал вникать в Россию здесь, и заканчиваю... Почему этот суетной и нервный Павел Петрович кажется ему исполнителем чъей-то недоброй воли? Что в нём может быть опасного?  Обычный уволенный советский сотрудник, сокращённый из научно-исследовательского института и подрабатывающий на коммерческой структуре!... Надо будет, всё-таки поесть, и обязательно поехать в Макдоналдс после этой встречи"...

     Тем временем, преодолевая постоянное желание развернуться и уйти, он вместе со своими спутниками уже поднимался на второй этаж небольшого только что отремонтированного строения, на входной двери которого не было никакой вывески. Чуть ли ни у каждого угла стояли коротко стриженныеи и что-то прячущие под пиджаками охранники.

     Их провели через хорошо меблированный холл в комнату для переговоров. Симпатичная секретарша подала чай с пирожными и просила подождать. Павел Петрович куда-то исчез. Пауза затянулась. Чтобы занять какое-то время, Гладышев начал не к месту рассуждать о достоинствах чешской мебели. Шима вяло поддерживал разговор и поглядывал на часы.

     - Саша, пошли отсюда! - не выдержал Огава.

     Он хотел было добавить, что это никакая не научно-исследовательская фирма, а мафия, но в это время дверь отворилась, и в комнату вошли двое. Один, солидный, хорошо одетый мужчина с круглой , аккуратно подстриженной головой, сразу занял место во главе стола, а другой, которого было трудно в чём-то приметить (разве что, по привычке постоянно движением головы откидывать волосы со лба), сел по его правую руку. Солидный представился генеральным директором фирмы, кивнув на своего сотрудника - что это, мол, помощник. Вся церемония знакомства разительно отличалась от тех, что были в целом ряде институтов. Даже академик Куницын представил своего референта по имени отчеству и назвал его учёную степень!

     Словом, ничто не говорило о том, что эти люди занимались научными исследованиями и вообще представляли русскую интеллигенцию. Это подтверждал характер беседы, в ходе которой Шиме приходилось объяснять им элнментарные для людей с высшим образованием вещи. В основном, весь разговор сводился не к обсуждению научных, но больше - организационных проблем. Шима раз десять подтверждал готовность сотрудничества, однако в каких вопросах  конкретно будет оно осуществляться, русские, видимо, даже не представляли.

     Наконец, Шима решил откланяться. Солидный и его помощник о чём-то зашушукались между собой.

     - По-эхали! - воскликнул Огава и рванул к выходу.

     Когда они мчались по лестнице вниз, он шепнул Гладышеву:

     - Саша! Это мафия!

     Возле самого выхода дорогу им перегородил здоровенный охранник.

     - Директор просил показать вам нашу комнату отдыха, - бесстрастно произнёс он.

     - Нам некогда отдыхать, мы спешим, - долго-долго, будто не сам, говорил эту фразу Огава, а в голове его отчаянно билось: "Вот он, конец! Конец! Конец!"

     Вместо ответа охранник вытащил из-за пазухи короткий автомат и направил на них ствол.

     - Прошу вас, тут рядом.

     Под дулом своего автомата он провёл их по коридорчику первого этажа в угловую комнату и запер дверь на засов.

     - Да-а! Ситуа-ация! - протянул Гладышев, когда они оказались в абсолютно пустой, искусственно освещённой комнате без окон. 

     - Говорил я тебе, что лучше было ехать в Макдоналдс, - безнадёжно пролепетал Огава.

     Гладышева разобрал нервный смех:

     - При... присаживайтесь, господа! Отдыхайте! - он смерил шагами комнату и сел в углу прямо на пол.

     Шима-сан стоял посреди помещения, таращился то на стены и потолок, то на Огаву и Гладышева.

     - Что теперь будет? - спросил он, наконец, по-японски.
     - Что он сказал? - поинтересовался из своего угла Гладышев.
     - Он спрашивает, что теперь будет?
     - Что теперь будет... что теперь будет... Потребуют за нас, наверно, выкуп...
     - Что потребуют?
     - Деньги потребуют...
     - Это не КГБ? - спросил Шима.
     - Что он говорит?
     - Он спрашивает, это не КГБ подстроило всё?
     - Тода-сан, объясни ему, что такое мафия. Ты же знаешь...

     Время тянулось медленно в этом наглухо закрытом помещении. Казалось, прошла вечность, а стрелки наручных часов показывали, что прошло всего полчаса. Чтобы занять себя чем-то Огава расположился  в соседнем от Гладышева углу комнаты и стал смотреть свои записи. Вот тезисы его лекции "Социологические опросы как отражение политической ситуации накануне выборов в России", а вот - трёхлетней давности: "Работа райкома партии в период перестройки". Боже мой, как недавно это было! Какое счастливое было время! Разве мол он тогда предполагать, что это кончится вот так печально?

     Прошло ещё два часа. Гладышев сидел в противоположном углу комнаты и о чём-то шептался с Шимой. Он показывал имеющиеся у него предметы и называл их по-русски; Шима повторял за ним, затем называл по-японски.

     В комнате становилось нестерпимо душно. Огава обратил внимание на закрытое заслонкой маленькое вытяжное отверстие прямо под потолком.

     - Саша-сан! - позвал он, - Давай попробуем открыть пробку.
     - Какую пробку?
     - А, вон ту!
     - Заглушку.
     - Открыть заглушку. Я встану на тебя и попробую сделать.

     Гладышев покорно встал на колени и повернулся лицом к стене, подставив свои мощные плечи. Ничего не вышло, Огава из-за своего роста не смог дотянуться.

     - Давайте я! Я повыше, - сказал Шима.

     Он достал из своего портфеля складной ножик, разулся и вскочил на Гладышева, пытаясь дотянуться кончиком ножа до заглушки. Ничего не вышло!

     От охватившего его отчаянья Огава-сан стал молотить кулаками в тяжёлую дверь.

     - Пу-сите нас отсюда! Мы гра-жане Японии, мы будем жаловаться в посольство! Будет скандал. Вы слышите? Будет скандал!

     Подошёл Гладышев и оттащил его от двери.

     - Всё равно ты этим ничего не добьёшься. Только нервы себе испортишь.

     Он был прав. Надо было ждать, пока их не заберут отсюда. Тогда можно будет вести переговоры, или сбежать. Интересно, они уже позвонили в "Ицубиси"? Сколько за них затребовали?

     Время было двадцать минут шестого. Рабочий день заканчивался. Ждать придётся, по крайней мере, до завтрашнего утра.

     Огава почувствовал смертельную усталость. Он снял пиджак, расстелил его на полу и лёг, положив под голову сумку. То ли заснулЮ то ли забылся - он так и не понял.

     Он очнулся от нестерпимого гула, издаваемого мерзкими лампами дневного света. Дышать было совсем нечем, к горлу подступала дурнота и очень хотелось пить. Он посмотрел на свои купленные на днях "командирские" часы - каждый раз он покупал в Москве какую-нибудь марку часов на память - было без пятнадцати два. Значит, он проспал почти восемь часов, и сейчас два часа ночи? Наверно, они подмешали в чай снотворное. А, может быть, уже день? В Токио уже восемь часов. Кумико, должно быть, собирается на занятия в институт. Интересно, как она воспримет известие о том, что его взяли в заложники? Увидятся ли они вообще когда-нибудь?Состоится ли намеченная через месяц свадьба? Увидит ли он когда-нибудь своих родителей, Жунко, родительский дом, свою любимую Кодаиру? Своих студентов?

     Он так остро почувствовал эту хрупкую грань, отделяющую жизнь от смерти, что ему стало не по себе.

     Огава поднялся с пола и прислонился к стене. Гладышев и Шима спали в противоположном углу комнаты, раскинувшись на своей вершней одежде. Что будет с Гладышевым? Неужели он, Огава, станет виновником вдовства его жены и сиротства его детей? Неужели Шима так и не закончит свои исследования, которыми он гордится, и "Ицубиси", благодаря так называемому товариществу "Биосфера", откажется сотрудничать с русскими институтами? В конце концов, неужели эти ослы, которые заперли их здесь, будут безмятежно процветать всю оставшуюся жизнь?!

     Он прислонился щекой к стене и застонал. В нём проснулось ясное и отчётливое желание не допустить этих трагедий, этой несправедливости, но как это сделать он себе не представлял. "Это надо было сделать! Надо! Надо! Надо!" - думал он, сжимая кулаки так, что ногти вонзались в ладонь.

     Вдруг посыпалась свежая штукатурка, и в стене появидась трещина, пол под ним ощутимо просел. Из трещины повеяло холодом.

     От неожиданности Огава вскочил на ноги, схватил свой пиджак и сумку, боясь, что они соскользнут в образовывающийся у него на глазах провал. "Землятресение!" - мелькнуло в голове, и, прежде, чем погас свет, он успел заметить, что Гладышев и Шима уже были на ногах.

     Они стояли и несколько мгновений завороженно смотрели, как расширяется трещина в углу комнаты, открывая им путь в прохладную московскую ночь.

     - Бежим! - крикнул Огава, и первый полез в провал, который уже был заполнен потоками талой воды.

     Шима и Гладышев последовали за ним. Им хватило какой-то доли секунды, чтобы выбраться из провала на асфальт и отскочить на несколько метров; и тут у них на глазах двухэтажное здание с грохотом ружнуло, подняв столб пыли навстречу струям обильного весеннего дождя.

     Над местом, где только что был дом, стоял туман, в котором плыли огни уличных фонарей.

     С трудом передвигая в скользкой снежной жиже ноги, они выбрались, наконец, на перекрёсток и поймали попутную машину.

     Как добрались до гостиницы Огава почти не запомнил. Он запомнил только как глотал водку из стакана, поданного Сашей, а что было дальше - ничего не запомнил.

     Он проспал пятнадцать часов подряд и проснулся лишь к вечеру следующего дня в своём гостиничном номере. Саша спал подле него, в кресле. Огава растолкал его:

     - Где Шима-сан?
     - У себя, наверно, где ему быть..., - пробормотал Саша и опять заснул.

     По телевизору передавали, что неожиданная оттепель в Москве стала причиной обрушения  двухэтажного здания в районе Донской улицы. Двое погибли под завалом. Трупы не показали. "Наверно, это сотрудники охраны", - подумал Огава.


     Однажды, когда после каникул возобновились занятия в Университете, его спросил кто-то из студентов во время лекции:

     - Скажите, профессор, а правда, что русская мафия мешает преобразованиям в этой стране?

     Он ответил так, что самому смешно потом стало:

     - Правда. Но это явление временное, и оно неизбежно рухнет, как карточный домик.

     Огава хотел добавить: "Как, впрочем, и вся мировая политика, которая станет частью мировой истории", но не стал их разочаровывать.