Когда часы бьют двенадцать

На стыке прошлого и будущего, когда новый год настырно выталкивает старый за дверь, рождаются и умирают поэты и гении, люди теряют и обретают счастье. Кто-то находит, а кто-то убивает любовь, хлопнув дверью, задержавшись на миг в году минувшем.
На стыке времён, когда часы бьют двенадцать, свершаются чудеса.

* * * * * * *

Герт, устало облокотившись на подоконник, задумчиво смотрел на тёмный бархат ночного неба с редкими алмазными брызгами звёзд. Стараясь рассмотреть ту, которая дарила свет маленькому мальчику, жившему в веке минувшем. Зимний морозный ветер чуткими пальцами трепал его светлые волосы и рвал воротник рубашки. Герт обернулся, на губах всё ещё играла задумчиво-печальная улыбка, разительно отличающаяся от всего праздничного великолепия комнаты. Стол был завален яствами: вечное шампанское, неизменный атрибут праздника, бутылка вина 15 летней выдержки, потемневшая и покрытая плесенью подземелий. Запечённый одним из лучших поваров Москвы гусь, покрытый светло-золотистой  корочкой, его оставалось только подогреть. Фарфоровые салатницы, хозяин даже не знал, что в некоторых из них. Хрусталь вазы с сочными фруктами. Стол венчал бронзовый подсвечник с четырьмя восковыми в серебряном снеге свечами.
Стрелки часов медленно, словно бы нехотя, перевалили за девять. Герт взглянул на циферблат, словно все ещё ждал гостей, которые вот-вот должны были прийти на это изобилие. Но с тех пор как переехал в этот огромный и вечно спешащий город, Герт был свободен и независим, как мечтал в своей романтической юности. Настолько свободен, что даже не знал, куда девать эту обрушившуюся на него мечту. Свобода обернулась для него забвением, потерей друзей и близких, светловолосой и зеленоглазой девчушки, встреченной в навсегда ушедшем детстве, и оказавшейся неожиданно самой дорогой в этом мире. Парень усмехнулся, он привык отмечать праздники в одиночестве, наедине с собственными мыслями. Порой ему это даже нравилось.
Кажется, пора начинать готовится, мелькнула назойливая мысль. Герт направился в ванну: хлопнула закрывающаяся дверь, зажурчала, сбегая водопадом, вода, пытаясь смыть грустные мысли… Он вышел, застегивая тяжёлый бархатный плащ. Последнее время ему нравилось одеваться вычурно и экстравагантно. К этому привыкли, и прощали, тем более что костюмы всегда ему шли. На этот раз Грет был облачён в шёлковую белую рубашку с ажурным кружевным жабо и высоким воротом под горло. Чёрные брюки были заправлены в высокие, до колен, лаковые сапоги. Широкий пояс, чернь с серебром, охватывал талию. Бархатный плащ, с серебряной застёжкой в виде единорога – средневековый рыцарь из романов писателей века короля Солнца.
Часы показывали одиннадцать. Стрелки ползли по широкому кругу, потемневшей старинной меди (часы достались ему в наследство ещё от деда), отсчитывая недолгий век года уходящего.
Герт зажёг свечи, взметнувшие жаркое трепетное пламя к распахнутому окну в черное покрывало неба. Выключил свет, отдав комнату во власть ночи. Ёлка зажглась мириадами разноцветных весёлых огней и серебряных искр. Пискнула звонко и радостно микроволновка, и вместе с  блюдом, на котором важно возлежал гусь, в комнату вплыл пряный мясной запах. Герт опустился в кресло и закрыл глаза.
Квартира наполнилась ароматами хвои и миндаля, снега и ветра, запахами елки и безвозвратно ушедшего детства. А за окном в неведомом ещё миру вальсе кружили невесомые снежинки, в серебряных и золотых, от света тысячи окон, нарядах. Тихо работал телевизор, но Герт не слышал его, утонув в туманной неге воспоминаний.
Неожиданно, железной поступью Нового Года, ударили куранты. Герт разжал веки, и почувствовал, что сходит с ума. Комната поплыла в его глазах, звякнуло створчатое цветное стекло витража (откуда в его квартире витраж). Около сияющей огнями ёлки стоял в медных, переливающихся мириадами искр, доспехах рыцарь, смутно знакомый, напоминающий статуэтку, подаренную Герту старинным и почти забытым другом. Воин шагнул навстречу Хозяину комнаты и Герт зажмурился, чтоб отогнать наваждение.
Где-то вдалеке вновь ударили куранты. Герт раскрыл глаза и чуть не рассмеялся. Сумасшедший, который думает, что он сошёл с ума – это действительно смешно. Комната преобразилась, превратившись в залу старинного замка из романов Вальтера Скотта. Рядом стоял всё тот же рыцарь, но куда-то исчезли его доспехи, их заменил чёрный камзол с белым сказочным единорогом на груди.
«Лорд, вы готовы?» - обратился чёрный к Герту. «Да», - сам не понимая зачем, ответил он. В голове металась испуганная и заполошная мысль: «Готов к чему??» Рыцарь настойчиво увлекал его к выходу из неведомой залы. Пред самыми дверьми он неожиданно спросил: «А где ваш меч, сир?» «Кажется, оставил на кресле», - автоматически, всё ещё не понимая, что делает, произнёс Герт. Он действительно бросил на одно из кресел в своей квартире меч, купленный когда-то в антикварной лавке. Красивый, дамасской стали, тонкий клинок в антрацитово-чёрных, украшенных каким-то рисунком, странно, кажется именно единорогом, ножнах. Его спутник поднёс к губам маленький серебряный свисток, и зал наполнился переливчатой знакомо-неизведанной чарующей мелодией. Через секунду в палаты влетел маленький, лет пятнадцати, облачённый во всё серебряное с чёрным, таким же, как у провожатого и у него самого, сказочным зверем, паж. Он склонил свою чёрную головку и застыл в ожидании приказа. «Принеси меч из комнаты, лорда. Догонишь нас по дороге», - отчеканил чёрный рыцарь. Мальчишка исчез в ту же секунду, незаметно и ловко, будто провалился сквозь землю.
Они шли по гулкому коридору, на серых каменных стенах горели жаркие факелы, разбрасывая причудливые тени. Герт удивлённо смотрел на всё это великолепие, превосходящее самые смелые фантазии писателей.  Мысли в его голове путались, переплетались в невообразимый узор, лабиринт, из которого не было выхода, настолько невероятным казалось всё происходящее. Перед позлащенными дверьми в какие-то неведомые покои их нагнал запыхавшийся паж и протянул меч, в тёмных кожаных ножнах. Рыцарь, оруженосец Герта, толкнул тяжёлые дубовые двери. Где-то снова пробили  часы,  гулко разнося по коридорам эхо.  И они вошли…
 Огромный зал, наполненный ярким светом тысяч свечей и мягким чуть слышным говором толпы. Дамы, одетые в шелка и бархат, мужчины, облаченные в разноцветные камзолы и блистающие доспехи. Трепетная ласковая музыка, невидимого оркестра. В конце зала, под алой драпировкой, на которой красовался золотой величественный олень и спящий у его ног лев, символы королевских домов, стояли два трона, сотворенных старинным мастером из золота и каких-то, неведомых Герту, драгоценных камней.
С правого кресла поднялся белобородый величественный воин, облаченный в красный бархат и золотую парчу. «Приветствую тебя, лорд Герт, тан Единорогов – разнесся гулким эхом по залу его голос, – Рад видеть тебя в Ночь Судьбы». Герт поклонился, в голове пронеслись обрывки мыслей и снов: зелёные долины, золотые и заснеженные леса, разноцветная толпа придворных, облачённая в родовые цвета, с фигурами животных на плащах и камзолах. Точеная фигура принцессы, в золотом, с зелённым, весенней травы, оленем на рукаве. «Я тоже рад видеть вас, мой повелитель», – ответил Герт, чуть наклонив голову и поднеся руку к сердцу. Он распрямился и поймал, встревоженный взгляд белокурой девушки, одетой в невесомое золотое платье и короткий шёлковый алый плащ, мягкими складками лежащий на подлокотниках трона. Её бездонные зелёные глаза, как олень в его видение, заворожили его, заставляя забыть о том, что всё это лишь сон и никак не может быть явью.
Поднялся лорд Хранитель, где-то прозвучал четвёртый удар курантов, отмеряющий последние мгновения дня уходящего. «Сегодня, в Ночь Судьбы, в этом зале перед лицом своего повелителя, перед лицом лордов, присутствующих здесь, решится участь тана Единорогов Герта и тана Медведей Фолка. Они сойдутся в схватке, без доспехов и магии. В древнем поединке лордов – повелителей кланов, чтобы решить, кому принадлежит право на руку нашей принцессы, леди Элеоноры. Бой продолжается до двенадцатого удара. Судьба не ждёт победителя, с последним ударом решится участь обоих».
«Сходитесь!!!» - гулко и повелительно пронеслось по залу. Отражаясь эхом от стен.Взмах жезлом. Спутник Герта протянул ему небольшой треугольный щит с изображением единорога, хранителя клана, на матовой его поверхности. Оруженосец Фолка подал тому огромную тускло блистающую в свете свечей секиру. С мягким шелестом, нашёптывая старинные сказания о подвигах и победах, вырвался из ножен тонкий клинок, заигравший тысячью огней. Герт шагнул навстречу противнику. Словно отступающая от берега волна, упал на пол его плащ, тут же подобранный пажом.
Вокруг танов образовался почти идеальный круг. Войны в доспехах и с обнажёнными клинками стояли в первых его рядах – старинный обычай.  Сегодня он был бесполезен – любовь стоит смерти – и не один из танов не хотел отступать.
Они кружили, почти прижимаясь к холодной стали мечей почетного круга, изучая друг друга. Фолк был истинным медведем: широкая грудная клетка распирала кремовый бархат куртки, обнажённые руки бугрились литыми из стали мускулами. Ростом под два метра он играл огромной секирой, словно в его руках была детская игрушка. Медведь превосходил Единорога силой, да и опытом, пожалуй, - всё-таки в век двадцатый не часто приходится помахать мечом.
Их что-то одновременно толкнуло навстречу друг другу. Меч полыхнул точно и стремительно к груди гиганта, но секира уже успела обрушиться та тонкий клинок, и лишь в последний миг Герт вывел его из-под удара. Полумесяц закалённой стали сверкнул, рассекая воздух, и вспорол белый шёлк. Рукав медленно окрашивался в алый королевский цвет. Герт сжал зубы, благодаря бога, что успел уклониться. В следующий миг, нырнув под новый удар, он попытался атаковать противника. Следующую выпад Герт удачно парировал – щит затрещал, грозя рассыпаться в пыль.
Битва продолжалась уже целую вечность, то стихая, то вновь возобновляя ужасную пляску смерти. Сквозь вату усталости и боли послышался новый удар часов, за ним ещё один и ещё. Десятый удар, он долго звучал в ушах Герта. Секира, обнажив смертельную кромку, неслась на беззащитную грудь. Щит давно расколотый валялся на полу. Герт сделал шаг вперёд и взлетел, группируясь для сальто. Победно сверкнул лезвием меч и яркой молнией метнулся к врагу, вспарывая сухожилья кисти. Секира лязгнула, высекла сноп искр и яростно зазвенела по серым камням пола. Приземление, быстрый разворот, и клинок смотрит в грудь врага.
Вдруг чьи-то руки обхватили его шею, чьи-то губы коснулись его разгорячённой, покрытой коркой соли щеки, и Герт увидел изумрудно-бездонные глаза. Сквозь усталость до него шёпотом доносился гулкий голос лорда хранителя и одиннадцатый удар часов…
Герт не сразу понял, что сидит в кресле собственной квартиры. Болезненная мысль билась в голове: «Всё, что я видел, – всего лишь сон, реальный до боли в раненом плече, но остающийся сном». Не хотелось смотреть в мир, где не было бездонно-зелёных манящих глаз. Герт знал, что стоит ему разжать веки, и он не увидит ни девушки, сидящей напротив, ни даже противника, со сталью несущей смерть.
Всё же он открыл глаза. Кресло напротив было пусто, лишь свет играл на лезвии меча, наполовину вынутого из ножен.
Последний удар колокола. Брызги и грохот салюта за окном.
«С новым годом!!!» - звонкий и радостный голос звучал сзади. Герт обернулся и застыл медным рыцарем, подаренным старым и почти забытым другом. Перед ним была принцесса. А на золотом невесомом шёлке её праздничного платья расплывалось алое пятно крови, его крови…
На стыке времён, когда часы бьют двенадцать, свершаются маленькие чудеса.