Мистическое время

Самое мистическое время начинается в 6 часов вечера.

После ночной бессонницы, хождения по лекциям, электрической напряженности пригородных поездов и сырой непогоды за окнами валишься с ног на звякнувшую пружинами кровать, прячешь холодные ноги под клетчатый плед и закрываешь глаза. На минутку.

Следующий миг – пробуждение. Горячий лоб, горячие щеки, горячее дыхание. Издалека, сквозь тишину, из кухни, где хлопочет мама, сигналы точного времени и традиционный музыкальный проигрыш. Голос диктора не слышен, но он говорит всегда одно и то же: «Московское время 18 часов». Это уже не новости.

Тишина и сумерки смешиваются в голове. Там, в детстве, где мама, кухня, радио, есть теплый свет желтого абажура и уютные домашние звуки. Здесь, в моей убогой одинокой комнате, есть только клубящаяся в углах темнота. Есть еще не прибранный с утра стол, повисший на спинке стула плащ и брошенные посреди комнаты мокрые туфли, но все это, как паутиной, обволакивается темнотой. Темнота гасит цвета и звуки, и я, в который раз, лежу, не смея пошевелиться, придавленная тишиной.

Тьма никогда не успевает стать кромешной. Когда становится трудно дышать, и серо-черное изображение перед глазами распадается на крошечные цветные пикселы, я умудряюсь все же выкарабкаться из оцепенения и из-под пледа. Шарканье тапок разгоняет тишину, а резкий свет голой лампочки ударяет в глаза, разбивая мое мистическое время в пространстве. Вот именно, мистическое время не исчезает, оно просто покидает область моих четырех стен, перемещаясь в другую плоскость. Оно позволяет мне вымыть посуду и приготовить ужин. Я ем, отвернувшись к нему спиной, включаю музыку и стараюсь не отчаиваться.

В конце концов, я вновь отваживаюсь заглянуть в него – в плоское отражение в окне без штор. Отражение парит в промежутке между ночной темнотой и ярко освещенной комнатой. Если бы напротив были дома, и если бы это не был 12 этаж, то мир за окном не стал бы просто фоном для продолжения моего мистического времени. Я и так слишком часто с ним лицом к лицу. В туннелях метро, в стекле витрин, в дрожащей поверхности чая в чашке. У него заостренный нос и темные круги под глазами. Я спешу заглянуть в зеркало, чтобы удостовериться, что это не я.

Зеркало вмещает только мое лицо. Усаживаюсь за стол и ставлю его перед собой. «Кто я?» - спрашиваю у зеркала. Лицо, которое нравится многим. Скорее всего, многим. Начинаю загибать в уме пальцы. Нет, не многим. Хотя... не важно. Сколько раз пыталась себя нарисовать – ни капли схожести. Слишком заурядное лицо. Ничего особенного. Никакой индивидуальности. Может, освещение виновато? Меняю: настольная лампа вместо света из-под потолка мгновенно сводит плоскость оконного отражения к светящемуся лоскуту с растворенными в темноте краями. Я его эпицентр, и покосившись на лицо в окне, я опять обращаюсь к зеркалу. Черным карандашом подвожу глаза. От уголка до уголка. По нижнему веку, по верхнему веку. Красным карандашом подвожу губы. Взгляд в зеркало – приподняв бровь и разлохматив волосы. Это уже точно не я. Другая до тошноты... Ну и пусть. Где я – все равно не ясно. Я не могу нарисовать себя, но я могу нарисовать из себя кого угодно.

Вспоминаю, как страшно внезапно умереть. Вспоминаю, что страшно умереть с нарисованным лицом и, отодвигаю от себя косметичку. Душ. Горячая вода – мое спасение. Успела. Смываю. Душ – единственное место в моем жилище, где можно спрятаться. Я бы и жила в душе, под вечногорячими струями, в клубах пара, но меня всегда вытаскивают. То телефонным звонком, то стуком в дверь. Всем нравится заставать меня полумокрой и полуголой, в махровом халате, и с остатками расплывшейся туши под глазами. Протираю лицо ватками, намазываю кремчиками и кажусь такой домашней в своих полотенцах и тапочках.

Чашка чая наедине незаметно превращается в бокал вина, и я уже украшаю отражение моей жизни подрагивающими огоньками парафиновых огарков. Случайные касания переходят в медленный танец. Кружимся на пятачке между столом и постелью, и я безнадежно пытаюсь почувствовать грань между «еще можно» и «уже поздно». Чувства отупели до рефлексов. Рефлексов условности. Условности рефлексов. Встречаюсь со своими глазами в окне. Моя жизнь – там?

Когда матрас стаскивается на пол, я теряю из виду свое отражение, я остаюсь одна, я понимаю, что я – это опять всего лишь я.

Кто-то смутил меня на всю жизнь, рассказав, что на левой ладони человека написана его судьба, а на правой – ее воплощение. У всех ладони, как две симметричные картинки, а на моих рисунок линий так различен, что я в отчаянии. Я никогда не смогу жить так, как мне предназначено. Живу не свою жизнь. Самое ужасное, что как бы я ни пыталась что-то изменить, бросаясь из крайности в крайность, несоответствие не исчезнет никогда. И я знаю, на чьей правой руке воплощение МОЕЙ судьбы. И я знаю, чью жизнь Я живу. Нужно только стать у окна, и мой мистический двойник из плоскости темных стекол протянет ко мне ладони – симметричные картинки моих.

Тот, кто бродит утром по моей комнате в поисках своих носков и нашего кофе, неизбежно становится частью моей жизни, но никогда не оказывается моей судьбой. Каждый раз я надеюсь. Я жду своего часа. Я так привыкла.

- Скажи, а ты станешь моей судьбой? – подаю голос из смятых простыней.
Сонный взгляд мне в ответ:
- Малыш, опять эти философские беседы «за жисть»?
- Ну, прости.
- Слушай, ты же красивая женщина...
- Спасибо.
- ...ты оглядись вокруг себя: приберись, цветочки какие-нибудь разведи, что ли? Ну что ты дурью маешься? Ты пойми, чего ты от жизни хочешь.
- Да, ты, наверное, прав.
- Кофе будешь?.. И не смотри ты на меня так!
- Прости.
- Да что ты все извиняешься!
- Прости...

- Ты похожа на измученного ребенка!
Улыбаюсь, невольно усугубляя сходство.
- Будь проще, малыш! Слушай, я тебе, пожалуй, шторы куплю, а то с этим окном во всю стену чувствуешь себя, как в аквариуме.
- Обещаешь?
- Глупышка!
Ну, пусть глупышка. Ему нравится, когда я просто глупышка, и он целует меня снисходительно. Пусть. Он – особенный: он обещал купить мне шторы. Он не понимает еще, но это может быть спасением.

Я провожаю его и жду его, все чаще напрасно. Наступает ночь, когда вместо стука в дверь меня выгоняет из душа звонок телефона, и я слышу виноватый голос: «Прости, малыш... Ты замечательный человек, и я не достоин тебя, ты еще встретишь свое счастье...»

Кто сказал, что утром жизнь продолжается? За ночь я умираю. Жизнь истекает со слезами, пустота внутри парализует, и мне остается только смотреть, как просачивается сквозь стекла фиолетовое предрассветное небо, выжигая из плоскости окна отражение моей комнаты. «В Москве 6 часов. Доброе утро, товарищи!» Сегодня я куплю себе шторы. И тюль. И коврик на пол. В пустоте моей оболочки вспыхивает цвет: розовый атлас будущих штор и золотая бахрома будущего абажура. Будущие запахи благодарно заполняют опустошенное пространство моей души: чай с лепестками манго, изюм и корица в теплых булочках. Мечта или воспоминание? Судьба или жизнь? Я оставляю судьбу воспоминаниям и беру мечту в свои руки.

По дороге в университет гляжу СКВОЗЬ окно троллейбуса и вижу белые лилии. Бело-нежные лепестки с зеленоватыми прожилками. Я вспоминаю их запах и улыбаюсь. Получается!