География свинства

(автор - Андрей Чередник)

Зашел в магазин, в секцию любителей географии. Каких карт там только нет! Всех цветов и оттенков: физические, политические, метеорологические.  Есть даже бесцветные. Контурные - называются. Это для тех, кто не согласен с политическими и физическими,  и хочет сам все расположить и раскрасить по своему вкусу.

А вот самой нужной нет. Карты свинства.

 Досадно, что нет такой карты. В свинстве мы тоскливо живем с малолетства, но вот беда:  в некоторых местах плотность свинства выше, а где-то его почти не чувствуешь. Вот, если бы заранее знать, где его больше, а где совсем нет, чтобы не ходить по планете, как по минному полю – как бы славно жилось! Поэтому так остро требуется карта.

Когда я попадаю в южное полушарие, сразу же теряю ориентацию. Очень непривычная среда получается.  Нигде не вижу завистливого цейлонца,  злобного… таиландца… подлого  доминиканца или негра-интригана. А на Сейшелах ну просто в ушах звенит от отсутствия желающих вырвать глаз соседу. Среди бушменов не зарегистрировал ни одного стукача. Они умеют только на барабане. Из разговоров с ними мне стало ясно, что понятие «стучать на ближнего» - для них -  такая же несуразица, как для нас – словосочетание «умный парламент».

Ну, если такой карты в магазинах не имеется, – надо ее изобрести, - подумал я и, собрав  свои впечатления от юга,  попытался самостоятельно нанести фломастером на контуры стран и континентов все, чем мы смердим, а чем -  благоухаем.
Первая попытка дала такую картинку: Северное полушарие  - темно-бурое с грязноватыми полосами, Южное –  густо зеленое, в солнечно-синей оправе с желтыми вкраплениями  пляжного песочка. 

Вторая и третья попытка обернулась аналогичной цветовой гаммой. Однако чем явственнее просматривалась закономерность, тем чаще закрадывались сомнения. Все время казалось, что нарядный и ароматный  Юг за внешней праздничностью маскирует самую большую подлость, которая изготовилась где-то за углом и ждет, пока ты повернешься спиной, чтобы нанести предательский удар. 

Много раз пытался внести коррективы в свои безответственные рисунки, но вот беда:  в южном полушарии – мои сенсоры, настроенные на свинство, безмолвствуют.

Они не реагируют даже при сканировании автотранспорта. А ведь всем известна, каким подлым может стать автомобиль, когда выезжает из гаража. Кстати, замеры на свинство традиционно начинаю с проезжей части улицы. Законопослушные автострады Швейцарии и местами Германии - игнорирую. Они не показатель. Там все натужно, как в плохом спектакле. Закон надрессировал водителей сдерживать свои естественные импульсы на дороге. Зато во Франции и Италии, концентрация ничем не сдерживаемого авто-свинства зашкаливает все приборы.

Казалось бы, чем больше автомобиля, тем плотнее должно быть свинство. Но вот уже в Бангкоке – самом «свинском» по числу автомобилей городе, моя теория дала первую трещину.

Бангкок – город машин. Их так много, что они стали ненужными, поскольку не выполняют главной функции – перевозить людей. Правда, остаются второстепенные: например - часок, другой посидеть в салоне под кондиционером.

 Если бы мне случиться быть органом власти Бангкока, первая моя инициатива будет издание декрета об обязательном развешивании в городе рекламных щитов с надписью «Пользуйтесь услугами … пешего транспорта!» Убиваю сразу двух зайцев: даю рекламу здорового образа жизни и совет туристам, у которых в городе масса дел и мало времени. Пешеход – единственный непрерывно движущийся транспорт в городе. Автомашины же, наоборот, - припаяны к раскаленным мостовым, и лишь изредка делают судорожные рывки, выпуская облака зловонного дыма.

Казалось, вот где бы и развернуться свинству!!! Однако на дорогах, -  как в театре глухонемых. Молчат актеры, молчит публика. Хотя действие развивается. Если кто и рычит на дороге, то лишь мотор, когда водитель делает бросок в образовавшуюся брешь. Сам же рулевой сохраняет невозмутимость и буддистскую непроницаемость.

Бангкок просто убил меня отсутствием свинства на дорогах, несмотря на столь внушительную массу его потенциальных носителей. Вывод? Либо брешь в теории, либо тайские автомобили фантастически герметичные и не пропускают эту ядовитую субстанцию наружу. Поэтому я решился исследовать первое попавшееся такси. Забираюсь в салон, для отвода глаз называю один из популярных туристских адресов и жду свинства.

Тишина. Водитель – полевая ромашка. Такие глаза можно увидеть только у индусов, демонстрирующих с обложек книг целебный эффект дыхательной гимнастики йогов.
Через какое-то время пробую «спровоцировать» водителя:

 -Что-то мы не двигаемся. - При этом изображаю нервное поглядывание на часы.
 
И что вы думаете? Вместо ответа водитель отрывается от  бесполезного руля (машина все равно безнадежно висит в пробке) и медленно, с улыбкой Далай-Ламы достает из бардачка кипу своих детских и семейных фотографий. Разложив их в строго хронологической последовательности у меня на коленях,  он начинает неспешный рассказ о своем детстве, отрочестве, юности.

Убаюканный слабым жужжанием кондиционера и экзотической повестью о жизненном пути тайского таксиста, я догадываюсь, что искомое хамство мне не светит. 

Еще час, и водитель уже и не водитель, а самый родной мне человек. К тому времени, когда автомобиль после многочисленных рывков делает окончательный СТОП, -  едва удерживаю переполняющую меня глубокую симпатию к автору повести. При расставании  церемонно, прошу принять деньги за счастье, полученное в машине. Достаю сто тайских батт и, приложив палец к губам, в ответ на слабое движение водителя отсчитать мне сдачу, с нежными чувствами выползаю из автомобиля.

Вторая трещина в моей теории случилась в Африке. Это произошло внутри африканского банка. Предлог для посещения - обналичить дорожный чек, истинная же цель -  нанести на карту  координаты учреждений сферы обслуживания, которые всегда изобиловали материалом для  изучения низменных инстинктов.

В дикой природе искать хамство и подлость бесполезно. Поэтому сырье приходится брать в местах наибольшего скопления машин и людей. Машины – на дорогах, а люди – внутри сферы обслуживания или в очереди за входом внутрь.
 
Много позже я понял, что Африка –  не место для изучения свинства. Там нет закрытых от природы мест: где бы ты ни находился -  в саванне, на берегу озера Баринго, в здании министерства, на горе Килиманджаро, перед тобой рано или поздно материализуется милый ребенок. Абсолютно похожий на тебя в детстве, только негатив. Темная кожа и светлая душа. Словом, все наоборот.  Ребенок стоит и простодушно улыбается. Если на воле дать ему шиллинг, то вокруг тебя, как в мультике «Каникулы Бонифация»  вырастает множество таких же очаровашек. Стоят и ждут...

К моему огорчению ученого-картографа, все учреждения Африки, в том числе и данный банк - жили в полной гармонии с законами саванны. Повсюду одинаковый ребенок с одинаковой полуулыбкой. В банке сразу вижу его за окошечком с надписью «кассир». Мальчик не задает вопросов, и, улыбаясь,  аккуратно берет мой дорожный чек, который некоторое время неуверенно вертит между пальцами. Потом к этому чеку  слетаются остальные и, глядя на разрисованную бумажку с изображением Томаса Кука,  о чем-то вполголоса  перекликаются. Время от времени сличают мое лицо с Куком, будто ищут фамильное сходство.

Время останавливается. Тихо-тихо, боясь спугнуть стайку, наблюдаю. В юности я очень любил птиц и подолгу стоял, сидел, лежал в кустах и наблюдал за ними. Здесь неожиданно вспыхнул давно забытый инстинкт наблюдателя-орнитолога и я, как в далеком детстве делаю стойку.

Через какое-то время первый -  с ловкими пальцами - подходит к окошечку и шепотом произносит:
-Это долларовые чеки, выданные компанией «Тhomas Cook».

-Совершенно точно, - я едва шевелю губами, боясь спугнуть юношу с верной мысли.

-Вы хотите их обменять? – продолжает первый, спрашивая то ли меня, то ли себя…

-Да, очень хотелось бы… на что-нибудь, - поддакиваю мальчику,  оставляя ему право самому решить, что предложить взамен. При этом продолжаю улыбаться и стараюсь не делать резких движений

-Хотите кенийские шиллинги?

На минуту задумываюсь, а потом, радостно тряхнув головой, весело заявляю:
-А почему бы и нет, черт возьми! –  и мы оба смеемся оригинальному решению.

Часа через полтора  вылезаю из банка и, зажимая в кулаке бумажки, продолжаю изучение местности.

Пробую ресторан, – но и здесь никаких признаков.  Такая же нетронутая саванна и хрустальное детство. Если бы вы видели, как замечательно официант принимает заказ!!! Ничего не записывает и не запоминает. Просто стоит и разглядывает тебя…. Потом, не дослушав,  молча исчезает куда-то, и через какое-то время за углом начинается шумная, веселая кутерьма. То и дело в моем направлении отделяются разные мальчики, которые, образуя живой конвейер, несут мне на стол все меню ресторана. Моя задача – найти свой заказ. Когда появляется что-то похожее,  -  делаю знак, и конвейер останавливается. Вкусно, радостно, но «сенсоры» опять бездействуют.

Пусть  хмурый северный циник не ищет в моих словах ничего дурного в адрес этих людей. Ни капли яда и ни тени насмешки. Это Ода Радости. Гимн детской непосредственности! «Песнь Песней», адресованная любви и душевности.

Не повезло с Африкой, «прокатили» в бангкокском такси – направляюсь в Карибский бассейн:

Но там еще хуже. На Карибах – бросить случайный взгляд на человека – это нажить себе кровного друга. При этом карибец не просит никаких денег.

 Чтобы избежать знакомств, там следует не «разбрасывать глаза», а смотреть строго перед собой. Для большей гарантии можно изобразить на лице выражение затравленного быка, который впереди не ждет ничего, кроме матадора.

  Первый раз в жизни у меня не испортилось настроение, когда на пляже стянули мою фотокамеру. Мало того, болтая с охранником, мне неловко было даже произнести слово «украли». «Позаимствовали», «случайно прихватили вместе с полотенцем», «машинально взяли с пляжными тапочками» – сплошные эфимизмы. Во время дружеской и интересной беседы мы почти нащупали эту злополучную камеру. Охранник живо и довольно точно описал мне все ее приметы. Но потом что-то его остановило (наверное, забыл какую-то важную деталь) и после небольших раздумий, он смущенно сказал, что никогда ее не видел.

Ну и бог с ней, с камерой. Лишь бы найти то, за чем приехал. Но свинством и здесь не пахнет. Пахнет рыбой, жареным мясом, фруктами, океаном. И больше ничем. Даже в самых забытых государством и Богом местах – в глазах туземцев -  ни малейшей алчности при виде туристов. Жители одной деревушки -  натуральные герои из «Затерянного мира» Конан Дойля. Они нигде не числятся и живут рыбой, которую вылавливают здесь же в мутноватой воде и продают туристам. Но могут и просто подарить.

Цейлон. Там не знают что такое обман. Слабая попытка жителей Шри-Ланки сказать «не то, что есть на самом деле» выдает их с головой. Когда, обеспокоенный запахом рыбы, зажаренной на углях, мы с коллегой подошли к повару со словами «Нам кажется, что рыба пропахла…»,  повар в ту же секунду подхватил: «Вы только не думайте, Сэр. Мы никогда не капаем на гриль керосин, чтобы лучше горело». При этом его глаза сияли настолько, что вдохновили на еще одну порцию керосиновой рыбы.

В Мексике уже не было сил что-либо искать. До поездки за океан у меня еще теплилась надежда на хоть какой-нибудь материал. Ученые люди объяснили мне, что, что мексиканцы, – потомки кровожадных Майя,  плюс лица, до глубины души обиженные на испанцев за инквизиторский садизм и разруху, -  не имеют право быть добряками. Один испанец даже посоветовал держать за зубами мой испанский язык, чтобы не будить историческую память у местного населения и не вызывать раздражение, какое испытывают курды, когда с ними пытаешься познакомиться на турецком языке.

С таким боевым духом я и двинул к обиженным и кровожадным мексиканцам. Однако там, на месте мгновенно понял всю бесперспективность этой авантюры. Уже в аэропорту в глазах мексиканского народа считываешь такую готовность сию же секунду стать твоим братом, другом, невестой, женихом и любимой тещей, что опускаются руки. У иностранца, ступающего ногой на мексиканскую землю, через какое-то время появляется чувство, что именно его появления не хватало для полного и окончательного синтеза любви, восторга и обожания. Короче говоря, контурная карта и записная книжка были бесславно запрятаны в самую глубь чемодана.

Мне скажут, что это все -  диета, воздух, солнце. В ответ скажу, что битый час наблюдал за негром, который в лютую стужу, в центре Садового кольца жевал «завтрак туриста» прямо из консервной банки. Казалось бы, что может быть дальше от маисовых лепешек, экваториального солнца и ароматного южного воздуха? А негр ковырял консервы и светился. Даже в этих экстремальных условиях печать Юга не сходила с его лица.

Признаюсь, мои наблюдения за «темным» югом на «светлом» фоне были кратковременными. Объект отслеживался лишь в пространстве, но не во времени. Возможно, что с течением времени под непрерывным облучением Севера, Юг в какой-то точке и сольется с нами.… Ну, хотя бы выражением глаз. Блестящее станет матовым, а нежные дети превратятся в ледяных чурок вроде Кая, которого в сказке Андерсена поцеловала Снежная Королева. Но боюсь, что они скорее зачахнут, нежели станут как мы.

Я пришел к этому выводу после того, как увидел в Москве умирающего негра. Нет, он умирал не от мороза, а от… очереди. Несчастный стоял за бананами. В то время они появлялись редко. Преимущественно зимой. Приходили из дружественной Кубы,  в обмен на социализм, нефть и тракторы. Народ любил Кубу за ее бананы. И традиционно отмечал их появление километровыми очередями.

  Негр уже отдавал концы и его почти безжизненное тело, плотно схваченное спереди и сзади,  потихонечку прибивалось к прилавку. Похоже, до прилавка живым он бы не дотянул, если бы не чудо.

Немного из школьной физики: те, кто уходил под воду, знают -  чем глубже, тем сильнее плющит. Очередь – это такое же погружение на глубину, с той лишь разницей, что «глубина» – это прилавок с продавщицей. И чем ближе продавщица и товар, тем нестерпимее давление на грудь и спину. Почему давит сразу с обеих сторон? Дело в том, что подступающих вплотную к прилавку отталкивает продавщица, чтобы не раздавили заморский продукт. Поэтому стоящие впереди под воздействием продавщицы то и дело подаются назад. В то время как задние -  азартно напирают на передних, образуя встречную волну. Негр по неопытности, видимо, пытался какое-то время держаться на ногах и сопротивлялся двум встречным потокам, вместо того, чтобы,  как многие, расслабить мышцы и отдаться течению. В результате давление на него достигло опасных джоулей.

  К счастью его лицо попалось тете Клаве, отпускающей бананы. Она некоторое время смотрела на умирающего юношу, потом, проведя рукой по лбу, словно вспомнив что-то, с восклицанием «Ой, что же это я…»  вышла из-за прилавка, мощной рукой тяжелоатлета,  раздвинула зажим, в котором висел негр, подхватила его и одним движением перебросила  полумертвое тело через прилавок к бананам.
«Выбирай»! И очередь захлебнулась.

 Чтобы было понятнее, от чего захлебнулась очередь, поясню:
 По закону северной полосы того времени, выхватить человека, пусть даже умирающего, перебросить на ту сторону  прилавка,  да еще дать ему возможность ВЫБИРАТЬ из зеленой массы ЖЕЛТЫЕ бананы – было неслыханным безобразием!!! ВЫБИРАТЬ, да еще без ОЧЕРЕДИ могли позволить себе только сами люди в белых халатах,  вооруженные иммунитетом работников торговли. Халат давал право на глазах у безропотной, хотя и обозленной очереди, расхаживать между бананами и любовно выковыривать для себя самые желтые и мясистые продукты. Остальные получали бананы по норме 10:1 (десять зеленых и один желтый). Коэффициент выдерживался строго. Если кто-то возражал и предлагал свою формулу, тетя Клава выкрикивала всегда одну и ту же фразу: «Если всем ЖЕЛТЫЕ, то кому ЗЕЛЕНЫЕ, интересно»! Аргументов не было. А если и были, то никто не хотел полемизировать. Очень уж хотелось попробовать Кубу. Пусть даже в установленных тетей Клавой пропорциях.

А теперь вернусь к умирающему: Так вот, едва негр вынес ноги за пределы магазина, очередь дружным хором грохнула:  «Почему?…по какой такой конституции?… Он – как мы….. Мы… как Он!!! …
 Суть выкриков состояла в том, что негры – тоже люди, поэтому должны, как и все, стоять в очередях. А люди… тоже – негры, а посему имеют такие же права на желтые бананы!!!

Ответный выстрел тети Клавы сразил наповал своей эрудированностью:
Вы, - заорала она, - без бананов жили и проживете. А они ничего другого не жрут. Дроздова надо смотреть!»

Я тихо покинул сцену, унося зеленые бананы, и не стал исправлять научный промах тети Клавы из «Овощного». Все было ясно. Тетя находилась под впечатлением от недавней передачи «В мире животных», где Дроздов рассказывал про тяжелую судьбу австралийской коалы, которая ничем кроме эвкалиптов не питается….
Вполне возможно, что картинка на телевизоре, изображающая коалу, была нечеткой и тетя Клава просто обозналась. Но ее ошибка спасла беднягу.
 
Очередь к тете Клаве лишний раз убедила меня в том, что спасти жителя глубокого юга от нас может лишь случайность, а не закономерность. Это наблюдение подтверждает мои самые ужасные опасения, что Юг генетически не защищен от свинства.

 Печальная сцена с негром, который не смог ни противостоять очереди, ни отдаться ее течению, сохранив способность дышать, продемонстрировала в его организме полное отсутствие сопротивляемости и адаптируемости к нашему краю. 

Тем не менее, мне не хотелось бы торопиться с огульными медицинскими заключениями, и после небольшой паузы надеюсь возобновить свои поиски. Смею думать, рано или поздно мои усилия принесут плоды, и  южную карту мира украсит тоненькая и редкая крапинка грязно-бурого цвета. Не сомневаюсь, что эти едва заметные точки станут наиболее туристическими местами на Юге.
 Ну, какой, скажите мне, турист откажется полюбоваться  в Сахаре на… полярного медведя!!!?