Опасные огурцы

        ОПАСНЫЕ ОГУРЦЫ

Маша позвонила вечером и стала плакать в трубку. На неё это было не похоже, девушка была спокойная, жизнью битая, чтоб просто так слёзы лить. Поэтому испугался. Раз плачет, значит не просто так, и мне, как мужчине, хоть и не её, полагается выступить в защиту. А у меня ведь мозги слабенькие, чуть что зависают, мне о проблемах и думать нельзя, только про погоду да про природу. Но с порога отсылать неудобно, стал успокаивать, расспрашивать. Оказалось собачка у неё пропала. Толковая собачка, такса, звать явно Лора, а тайно  Мефодий, в честь Машкиного шефа, с которым она два раза в месяц спит.
-Может заблудилась, прибежит ещё?
-Убили её, убили!
-Да откуда ты знаешь?
-Я слышала!
Оказалось, что вечерком гуляли они недалекого от Машкиного дома, на пустыре. Там раньше кладбище было, сейчас заброшенное и испохабленное, потом овражек, поросший лесом и дальше поля. Место хоть и безлюдное, но не опасное, сколько помню не то что убили там ещё кого, даже не ограбили. Раз человеку там не опасно, то уж собаке тем более.
-Визг Лорин, убивали её!
-Ну кто будет собаку убивать, зачем? Заблудилась она в кустах, вот и выла. Завтра, как рассветёт, так и придёт.
-Не придёт, там бомжи живут, они её уже съели! В твоей же газете про это читала!
Такое вполне могло произойти, тем более что действительно слышал про бомжей на заброшенном кладбище. Землянка там у них была, питались из мусорных баков, до десятка их. Сейчас времена тяжелые, в баках отходов мало, видимо оголодали, собачку увидели и решили свежины попробовать. Машка собаку очень любила и действительно ей было обидно. Я же сам для себя слаб, а ещё чужие тяжести мне тащить и вовсе не под силу. Позвонили капитану, рассказал что за беда.
Капитан Шилов был в Машку безответно влюблён и сразу же засобирался на кладбище бежать. Я спокойный лёг спать, предварительно прочитав три анекдота. Врачи мне советовали потреблять лёгкий юмор, это на мои ослабленные мозги положительно влияет. Спал действительно, как младенец, приснилась высокая груша, растущая на зеленой лужайке, с островками песка. В тенечке лежу и хорошо так.
Шилов позвонил с утра. Я его знал уже давно, поэтому сразу волнение почувствовал. Убили собачку, это теперь и его горе.
-Коля, беда!
-А я причём?
-Вчера не смог сам поехать, в соседнем районе убийство произошло, нас дорогу перекрывать послали. Когда освободились, отрядил двух сержантов, опытнейшие мужики. Приказал, чтоб если собачку не найдут, бомжей отметелили и тогда домой.
-Ну и что?
-Не пришли до сих пор, жены звонят, волнуются!
-Слушай, я маленький человек, у меня мозги, как соломинка, чуть-чуть и треснет, зачем ты мне рассказываешь это? Пропали люди, ищи, такая твоя работа!
-Нашлись уже. Точнее один. Весь в крови, с отгрызенной ногой и без оружия. Второго совсем нет.
-Это другое дело, это для газеты нужно, сейчас еду.
Я не спросил куда, потому что в городе осталась только одна больница, так что не ошибешься. А материал пойдёт в печать только в том случае, если разрешит начальство. Спихнут на каких-то наркоманов и отчитаются об успешно проведенной операции. А я посетую на упадок нравственности и живописую ужасы творившиеся бандой. Это уже не раз делал.
Крутил педали, объезжал ямы и старался не думать, чтоб зря мозги не нагружать. Около больницы приковал велосипед цепью к старинной литой решетке, подивился трём милицейским машинам у входа, всю технику подняли, и пошёл внутрь. Шилов сидел в коридоре на скамейке, оббитой затертой тканью. Голову обхватил, фуражка на коленях, в большом расстройстве человек.
-Ну как дела?
-Поехала машина в область за лекарствами и кровью. Врачи говорят, что скорей всего не дождётся.
-Такие ранения?
-Будто через тёрку пропустили. Я позавчера кино смотрел про пираний, так точно они, всё тело изорвано.
-У нас пираний нет.
-А кто ж его так?
-Может он на гравий упал?
-Какое гравий, там укусы!
-Значит стая одичавших собак. Это часто случается. Они вроде как волки делаются. Они и Лорку сожрали и сержантов твоих понадкусывали. А второго не нашли?
-Ни слуху, ни духу. А у него трое детей осталось, жена сейчас с приступом сердечным лежит.
-Что, выебут тебя за потерю бойцов?
-Что-то я недоброе чую тут.
-Не выдумывай.
-Не могли собаки так искусать.
-А кто? Сам подумай, кто?
-То-то и оно.
Пальцем указательным потряс, в потолок вперился, глаза выпученные. Не любил я, когда сложнить начинали. Нельзя волю себе давать, держаться нужно.
-Ты это брось! Выдумывать разное. Будто в первый раз сотрудники пропадают. Такая ваша работа собачья.
Тут вышел врач. Он то и не врач был, с четвертого курса института выгнали за дебош. Но так как настоящих врачей в городке не осталось, то пришлось его в ранг возводить. Начальство всё равно тут не лечилось, в область ездило.
-Умер.
-Доктор, что его могло так?
-Не знаю. ***ня какая-то. Будто порвали всего, причём по страшной силе. Смотрите.
Извлёк из-за спины пояс с кобурой. Металлическая бляха была прокушена. Тут уж на собак не сопрешь. Не могут собаки металл кусать. Раз не собаки, так кто же?
Мне сразу от нахлынувших размышлений плохо стало, побежал на улицу. Спрятался там в кустах, глаза и уши закрыл, стал считалку детскую повторять. Эни, бэни, рики, паки. Мне нужно было успокоиться поскорей, а не то зависну. Цуль-буль-буль-карэки-цваки-энус-бенус-рикмадеус-чокс.
Удалось. От мыслей сбежал, стишок шептал про ласточку и мозг постепенно восстановился. Когда из кустов вышел, машин милицейских уже не было. Я велосипед отомкнул и покрутил к заброшенному кладбищу, справедливо полагая, что приеду, когда уж все разрешиться, без всякой для себя опасности. Но человек может лишь предполагать, а происходит всё обычно по-другому. Когда приехал, человек десять милиционеров стояли около машин и молчали. Машин было только две. Третья сломалась по дороге.
-Ну что, нашли что-нибудь?
Они на меня зло посмотрели.
-Сходи, сам поищи.
Я сообразил, что они бояться заходить на кладбище. Мнутся здесь уже битый час, обсуждают что и как. Тёмные люди, надумали уже бог знает чего. Но ведь заброшенное кладбище, кусты да заросли, день, светло. Мне вдобавок в туалет захотелось и пошёл в гущину.
Шилов крикнул, что не надо, но я то чувствовал, что надо, подпирало уже. Зашел в дебри, расстегнул ширинку и облегчился. Попутно смотрел по сторонам. Ничего необычного, бурьяны, мусор, клёны, пустырь, как пустырь, только огурцов много. Заплели собой всё. Видать в прошлом году покакал кто-то после огуречного обеда, они и взошли. Нужно будет сюда с кошелкой приехать, для консервации нарвать, а то у нас нет. Мне земледельческий труд врачами противопоказан, а жена одна не тянет огород, поэтому совсем не садили. Перебивались как могли.
Хотел сорвать один огурец для пробы, но вдруг заметил, что из желтяка рядом торчит погон. Уголок милицейского погона. Такого быть не могло, поэтому ширинку застегнул и пошёл прочь. Но огурец не сорвал, мало ли что. Окликнул Шилов, я ему ответил, что всё нормально, выхожу. Они и вправду перепугались, стояли с пистолетами. Вид грозный, но я то знал, что у них патроны сорокалетней давности, стреляют через один, а то и хуже.
-Ну что там?
-Ничего, пустырь обычный.
-А кровь, оружие?
-Там только гандоны да бутылки пустые.
Я улыбнулся, милиционеры переглянулись. Теперь они не могли уже стоять тут с пистолетами. Какой-то безоружный дурачок, которого раз в месяц вышибает из сознания, не побоялся, а они, крепкие мужики с пистолетами и дубинами, мнутся, как бараны. Пошли в кусты, даже шутить начали, но тут ворона закаркала. Здоровая, кружилась над кладбищем и каркала. А в городе вдруг секунд на десять завыла сирена фарфорового завода. Такое было последний раз, когда умер Черненко. Давно было и связано со смертью. Совпадения подействовали, милиционеры приостановились. Я тоже, но совсем не из-за страха, а чтобы не толкаться. Закурили.
Мне курить было нельзя, дышать табаком тоже, поэтому обмахивался блокнотом. Переговаривались нехотя на второстепенные темы, всем видом показывали, что ничуть не боятся, просто стали покурить, обычное дело. Только пистолеты не вернули в кобуру, только стояли кругом, как стадо копытных перед стаей волков и крупные капли пота пробирались по напряженным лбам. Сколько ни тянули, а сигарету докурили, выбросили бычок, крякнули, поправили пояс, сморкнулись, повертели головой. Каждый мечтал, чтобы кто-то сказал
-Пошли в отделение, нечего здесь делать.
Но каждый молчал. Шилов плюнул и пошёл первым, за ними остальные, следом я. Всё было по-прежнему - поросли молодых клёнов, плети огурцов, кучи мусора. Крови совсем не было видно. Хотя товарищи погибли именно здесь. Неужели преступники осмелели до того, что убирались на месте преступления?
-Хибара!
Все напряглись, хотя казалось, что дальше уж некуда, двое даже пукнули. Впереди, на маленькой полянке, показалась хижинка, неумело сколоченная из досок, кусков железа и рубероида. Совсем как в бедняцких районах Латинской Америки. Рядом с хижиной виднелся очаг, причём с подвешенной кастрюлей. Значит, хозяева могли быть дома. Могло случиться так, что по пьяни убили милиционеров, растерзали, ещё выпили и забыли, теперь отсыпаются. Такое бывало в соседних районах.
Шилов махнул рукой, милиционеры стали обходить хибару с разных сторон. Когда окружили, стали красться к ней. Участковый местный был мужик в теле, сначала просто похрустывал на ветках, потом грохнулся зацепившись за проволоку. Мало того, что шуму наделал, тела то килограмм сто двадцать, так ещё и заматерился. Красться уже смысла не было, мужики побежали к хибаре, вышибли дверь с частью стены, а внутри никого, хотя опять же такое впечатление, что только ушли. Лежанки с кожухами, на столе чай недопитый, хлеб раскрошенный, бычки. Стали всё осматривать, нашли в углу алюминия килограмм тридцать.
Это основательно всё запутало. Бомжи бы такую ценность никогда не бросили. И почему ушли не доев, не допив, ничего не взяв. Похоже, что ели, потом встали и ушли. Странно. Потом Шилов к хлебу присмотрелся, тот уже плесенью зарос. Выходило так, что дня четыре прошло, как бросили его на столе. Хоть и бомжи, но с плесенью есть бы не стали, ножом почистили. Четыре дня снова ни в какие ворота не лезло. Если четыре дня, то не бомжи убили милиционеров. Тогда кто, и почему бомжи ушли, бросив все шмотьё, а главное алюминий. Стали искать ответы, около хибары. В кастрюле над очагом был мясной суп, успел основательно протухнуть. Сейчас только почувствовали запах. Зола, даже в глубине, была остывшая.
-Не меньше четырёх дней. И почему они ушли, до зимы то ещё далеко?
Остальные молчали, мужики были не глупые и так всё понимали. Если бомжи бросили алюминий с мясным супом и сбежали, значит на то были очень основательные причины. Что-то их сильно испугало, очень сильно. А потом здесь погибло двое их товарищей, опытных, крепких мужиков. Неизвестно как и отчего. Нервничали, лбами шевелили, утирались грязными платками. Мне же неизвестность вредна, я о ней ни мыслью, только ходил, нос прикрывал да фотографировал. Собирался писать статью о неблагодарных, откинувших помогательную руку государства и предпочетших смрадное бомжевание удобным условиям Краснопольского приёмного дома. Трёхразовое питание, чистые постели, крышу над головой, эти безобразники променяли на вшей, голод и алкоголь. Глупые.
Я ещё хотел подумать о том, как же государство о нас заботиться, как участковый смачно выругался и высказал матами удивление. Он стоял под деревом и чистил мундир. Вдруг ему что-то на голову капнуло. Птичку в дерзости было заподозрить трудно, потому что тишина, не видно птиц. Участковый голову поднял и уже матами зашептал. Постепенно все стали на дерево глядеть. Там, на самой верхушке сидел человек мало на человека похожий, скорее помесь человека с неведомой зверушкой. Создание это намертво припечаталось к дереву, снизу казалось, что срослось.
Я слышал о людях, сросшихся с деревьями, бабушка рассказывала, но там фигурировали дубы и ясени, а тут неизвестно как оказавшаяся в этих краях сосна, конечно со спиленной верхушкой. Чтоб с хвойными деревьями срастались, такого не слышал. Мужики тем временем дерево обступили и стали существо просить слезть вниз. Оно никак не реагировало. Так и сидело, обхватив ствол. Не шевелилось, даже не видно, чтоб дышало. Только желтые потёки на коре показывали, что живое.
Милиционеры взялись кидать в существо предметами, чтобы пробудить его из сомнамбулического состояния. Сначала землей кидали, шишками, потом на камни перешли и бутылки. Но существо не реагировало. Шилов ему в лоб стеклянной бутылкой попал, кровь пошла, а оно сидит. И непонятно, открыты у него глаза или нет. Ну, кровь течет, значит жив. Раз так, то может и ответит, что оно тут делается, не зря же залез и к дереву приклеился.
Стали соображать, как его снять с верхушки. Лезть никто не хотел, опасаясь существа. Это сейчас сидит оно словно не живое, а потом вдруг как взовьётся, будто сумасшедшее. С шести метров падать вредно для здоровья. Можно было по рукам стрельнуть, чтоб отпал. Но, во-первых, вдруг окажется, что человек, по голове можно будет схлопотать за превышение полномочий. Во-вторых, уже и не помнили, когда стреляли последний раз, поэтому с попаданием могли возникнуть сложности. Задумались мужики и тут я им помог. Раньше читал много, от чего и мозги ослабели. Врачи их мне почистили, но кое-что осталось. Рассказ, не помню чей, про конокрадов. Убегали они, залезли на дерево, их крестьяне окружили и не растерялись. Топором дерево спиляли и конокрадов наказали.
-Топор у вас есть?
-Зачем?
-Дерево повалите, существо отцепите.
Они удивлённо на меня посмотрели. Все, кроме Шилова, считали меня идиотом, а что в жизни пристроен лучше них, списывали на идиотизм самой жизни. Теперь недоумевали, как это сей дурак, часто западавший, будто кнопка на старом телевизоре, мог дать дельный совет, им, опытным, многое повидавшим мужикам. Но за топором пошли. Аж втроём, всё-таки побаивались. Мы остались караулить существо, оно не подавало признаков жизни, даже кровь, со лба затекающую в глазницы, не отряхивало. Мне его было жаль. Видимо тоже запал. Хотя это болезнь редкая, один случай на миллион, а поди ж ты, в таком маленьком городке встретились.
-Как думаешь, что с ним?
-Сперва надо определить, что оно такое.
-Так человек. Вроде.
-То тоже, что вроде. А по мне, так и не сильно похож.
-Кто ж ещё?
-Мало ли. Помнишь, Серегу Козунова, у него ведь папаша не то леший был, не то жабоед. Оттого Серега весь порос пепельной шерсткой и бабы его боялись. Может и это такое?
-Или снежный человек.
-Снежных людей нет.
-Почему?
-Снега даже нормального нет уже лет десять, а ты про человека.
-И то верно.
Мужики покуривали. Мы с Шиловым обошли деревья вокруг поляны, но больше никого не нашли, только на одном клёне красовался вспоротый резиновый мяч. Пришли лесорубы. С маленьким и тупым топориком. Может щеп наколоть для костерка им и получиться, но не деревья рубать.
-Мужики, этой игрушкой вы неделю мудохаться будете.
-Что ты понимаешь!
Участковый на меня недоволен был. За критику. Мне же надо было кого-нибудь критиковать, выше уровня участковых, мастеров, заучей мне подыматься было нельзя, поэтому сосредотачивался на малых мира сего, за что был ими нелюбим. Участковый (такая громадина, а фамилия Малюк) взялся рубить первым, утопил держак топора в своих огромных ладонях и размахнулся. Топор отскочил, будто от камня, оставив лишь небольшой рубец. Я увидел, обух наполовину съехал, говорить не стал. Дураков нужно учить. Малюк размахнулся второй раз, стал опускать топор, железка соскочила и улетела в кусты, топорище ударилось о дерево и раскололось в руках, ранив ладонь. Участковый заорал, как резанный. Маты, сопли, ногой по сосне. Мужики искали топорище, смеялись, что если бы не постоянная натруженность, то ладони сильнее бы повредил (шутили по поводу онанизма).
Малюк грозился набить шутникам морду, мне выставил в претензию, что накаркал, но я его послал подальше. Меня тронуть не смел. Был уже прецедент. Огрел меня один уголовник, прямо в лицо, я и запал. А на следующий приехали иностранцы, хотели понаблюдать местную свободу прессы, причём без ретуши. А какая ретушь, если у меня бровь рассечена, синяк большущий и без сознания. Такого красавца покажи - вовек не отмоешься. Успели из другого района привезти журналиста, он сам отдувался. Меня в личности восстановили и выпустили, уголовнику ноги сломали. Всем сказали, что меня трогать нельзя, я государству полезный. С тех пор только плевались и то не в меня, а в мою сторону. Против государства идти боязно.
Когда Малюк затих, стали соображать, что же дальше делать. Шилов с волнением справился, взял командование в свои руки, послал в отделение за двуручной пилой и хорошим топором. Пока мужики поехали, мы опять пробовали и дерево трясти и бросать по существу предметами, как и ожидалось, без результатов. Но время скоротали.
Человек дело существенно облегчал, ведь  с ним можно разговаривать. Дождались пилы. Соображали куда валить и где пилить, чтоб человека не пришибить. Две трети дерева пропилили, Шилов взялся топором помогать. Остальным приказал разойтись и приготовиться ловить. Вдруг от сотрясения человек очнётся и попытается сбежать. Я изготовился фотографировать. Вот дерево зашаталось и стало падать в нужном направлении. Не учли только одну ветку, которая в землю упёрлась и крутонула все дерево. В результате человек всё-таки ударился боком о землю. Мы, напуганные Шиловым, ожидали, что он, ударившись о землю, взовьётся ясным соколом, но человек так и остался висеть на стволе. Вонял действительно сильно, заросший, всклокоченный, одежонка грязная, потрепанная - бомж.
-На ноги глянь!
Малюк был хоть и дурак, но наблюдательный. С ногами у бомжа была беда. Обуви не было, штаны только около ремешка. Левая нога по колено до кости обглодана, на правой пальцев нет. И пятки. Остатками ног дерево обхвачено. Пробовали разомкнуть, но не удалось ни руки, ни ноги. С час бились, а результата никакого. Тогда я им посоветовал обпилить дерево и человека прямо с куском бревна в больницу отвезти, пусть доблестные медики сами думают, как быть. Мужики обрадовались, но стал вопрос, как нести. Класть на плечо этого грязнулю не очень хотелось, других способов не было. Я преложил подогнать машину прямо сюда, но мне указали на битые бутылки, куски железа в мусоре, мол колеса легко пробить можно. Задумались, снова полчаса пытались руки разжать, пока Шилов не догадался съездить в больницу за носилками. Потом машина испортилась, в общем вечером только удалось найдёныша в больницу переправить.
Там его обтёрли, одели в чистое, но как быть с деревом не знали. Сказали только, что очень истощён и большая кровопотеря, может не выжить. Шилов доложил начальству, то только хмыкнуло да подписало приказ о выплате похоронных денег. Только на одного сержанта, второго то не нашли. Шилов вернулся и почти вместе с ним машина из области с бинтами и лекарствами. Решили пустить на древесного человека, надеясь на его показания. Дальше я домой пошёл, потому что устал, а уставать мне никак нельзя. Вредно. Дома поел, обнял жену, еле хватило сил полюбить и заснул.
Утром поехал в редакцию. Там написал статью по достижениям городских строителей и добавил три абзаца в полосу о неблагодарных гражданах. Скипятил воды для чая, вышел купить булочку, когда встретил Малюка. Он с торговок семечками собирал дань, причем только деньгами, что могло означать скорый приезд его сына, обучавшегося в милицейсков училище в соседней области. Хочет Малюк сыну передачу хорошую составить, вот и злобствует. А старушки подняли цены на 5 копеек. Я семечек не ем, поэтому мне хоть бы хны.
-Привет Малюк, как там древесина, очухалась?
-Я почём знаю, проходи не мешай.
Грубиян. Я его взял и сфотографировал, с пачкой рублей около бабок. У меня фотоаппарат производства неизвестной страны и неизвестного времени, плёнка того хуже, и лицо то вряд ли различишь, но участковый испугался и задвигал телесами ко мне.
-Ты это зачем?
-Что?
-Фоткал меня зачем?
-Собираюсь ко Дню пенсионера статью дать о том, кто наших пенсионеров обижает.
-Это ты зря. Зачем же. Никого я не обижаю, у нас договор.
-Начальство пусть и разбирается. Обижаешь или нет.
-Коль, погоди, погоди. На вот.
Мне даже смешно стало и его мятых рублей.
-Ладно Малюк, отстань, пошутил я, у меня плёнки нет в аппарате.
-Всё шутишь.
Он остановился и очень зло на меня посмотрел, хотел ругнуть, но потом сообразил, что плёнка может и быть, матюки притормозились в горле, закашлялся. Я улыбнулся. Здоровое такое, кулачище с мою голову, а испугался. Попил чаю, запер редакцию и покатил в больницу. Интересно мне было узнать, что с бомжом сталось.
Доктор сказал, что вкололи лошадиную дозу успокоительного, но конечности расслабить не удалось. Пришлось вызвать столяра, он теперь стамесочкой и дрелью дерево убирает. Когда я поднялся то уже почти заканчивали. Столяр больничный, Егорыч, дед хитрый был, под руками да ногами древесину убрал, кое-где маслецом мазнул и выбил бревно. Остался человек со сжимающими воздух конечностями.
-Пробовали его кормить - не жует. Пришлось бульон заливать, хорошо хоть Шилов курицу принёс.
-Залили?
-Частично.
-Жить будет?
-Тоже частично.
-Говорить сможет?
-А бог его знает.
-Может его в психушку надо? Если как я он запал, так там знают, чем лечить.
-Не запал он. Это от нервного потрясения его заклинило. Видишь, седой весь. А ещё вот посмотри.
Пальцами раздвинул человеку зубы. А там десны и порошок.
-Стёр себе зубы, с такой силой сжимал. Представляешь!
-Может он наркоман?
-Бог его знает.
-Так, а что с ним случилось?
-Это уж ты у милиции спрашивай, их дело.
-Ну, а диагноз хоть какой?
-Слушай, у меня оклад 160 гривен и ты ещё у меня диагноз требуешь!
Он был прав, какой тут диагноз за такие деньги. Плюс неполные четыре года обучения. Врач был мужик умный, но злой. Грозила ему удачная карьера, папа в министерстве здравоохранения работал, ковровая дорожка впереди. Но угораздило связаться с девкой, которая с ректором института спала. Вроде любовь, прочие глупости, закрутилось всё. Ректору это не понравилось, вызвал к себе, объяснил, что нехорошо к чужим бабам лазить. Доходчиво объяснил, с доводами и аргументами. Молодой сломался, сказал, что всё понял, уходит в сторону, прощения даже попросил. Ректор простил. Другого выгнал бы, а у этого отец в Киеве, надо простить.
Парень потерянный пошёл городом бродить, напился и стало ему тошно от своей подлости. Что самое святое, понимаешь, предал, испугался какого-то краснорожего лысака. Что ему баб мало, всех лаборантш трахает, козёл старый и за Наташку держится. Добавил ещё водки, разозлился и пошёл в административный корпус. Охранник как раз в туалет отлучился, уборщицы не заметили, у секретарши ручка на пол упала, под столом лазила, он залетел в ректорский кабинет, не заметил даже удивлённых лиц, через стол перемахнул и стал соперника мордовать. Пока скрутили, успел изрядно морду ректорскую разбить да ещё стеклышком от очков глаз повредить. Старого в больницу, молодого в милицию.
Скандал небывалый. Сразу же отчислили, в тюрьму собрались садить, но отец смог отмазать. Быстро перевёл из столицы в провинцию, переждать пока уляжется возмущение, тем более, что ректора на пенсию турнули, воспользовавшись лечением и всплывшими нехорошими историями, о том почему библиотекарши в институте сплошь молодые и на вид ****овитые. Сидел в затхлом городке, подрабатывал в больничке, ругал себя последними словами за глупость. Баба то сразу его бросила, из-за чего спрашивается жизнь погубил. Дурак! Успокаивал себя только тем, что ещё есть шанс. И уже его не упустит. Ждал, готовился восстановиться в институте и пойти дальше дорогой с которой неосмотрительно спрыгнул. Но вдруг умер отец. Банальный сердечный приступ, недоброжелатели говорили, что на любовнице. Это уже без разницы, поскольку шанс обломился.
Он ещё попытался извернуться, поехал в столицу, обивал пороги, просил, напоминал об отце, но без толку. За ним укрепилась слава придурка, подумать только, ворваться в кабинет, искалечить ректора и всё из-за какой-то бабы. Поди, доверься такому, потом неприятностей не оберешься. Был везде отфутболен, вернулся в район, влачил жалкое существование человека без диплома. Теперь "поднялся" стал главврачом больнице в этом убогом городишке. Четыре медсестры, пять нянечек, фельдшер и он. Король помойки, не имеющий будущего. Поэтому злился, так злился, что даже не пил. Говорили про обезболивающие, чрезмерно потребляемые в больнице. Уже года три говорили, а на наркомана был не похож. Просто злой.
Я его ничуть не осуждал, всякому обидно просрать жизнь, единственную и невозвратимую. Есть от чего злиться. Касаемо диагноза, есть и хирург в городе, но у него от земледелия стали нечувствительными руки, чтоб зря людей не губить, перешёл в паталогоанатомы. Если бы умер человек, то хирург бы его разделал и всё сказал. Человек же жил, жил без всякой пользы и с железным захватом рук и ног. Я по своему опыту знал, что ничего он не расскажет. Навеки немой. И что он такое увидел? Всякое на свете твориться, но ещё больше тайн в темноте. Глупо, по-бабски звучит. Хотя какая разница.
 Сел на велосипед и поехал к Шилову. Тот сидел у себя в кабинете чернее тучи. На клятом пустыре коза пропала, тоже слышали её пронзительное блеяние. Хозяйка пришла жаловаться.
-Да плюнь ты на ту бабку, делов то куча. Была коза, не было козы, попробуй докажи.
-В том то и дело. У бабки сын в Киеве живёт, начальник крупный, связи имеет, богатей, а мать, козёл такой, к себе забирать не хочет. Она позвонила ему, поднял шум, мне дали втык и велели прекратить безобразия на пустыре.
-За сержантов не дали, а за козу дали?
-Ещё один случай и со службы полечу.
-И что ж делать?
-Хочу на фиг этот пустырь убрать.
-То есть как?
-Пущу туда бульдозер, пусть всё заровняет, чтоб только самые крупные деревья остались и площадка. А то заросли, делается чёрти что.
-Где ж ты бульдозер возьмёшь?
-Начальник автоколонны мой должник, отмазал я его как-то, обещал.
-Тогда милое дело. Хотя ж там кладбище было?
-Там и крестов не осталось, повыдёргивали все на металлолом. И я же не траншеи рыть собираюсь, а просто подровняю сверху, кусты да заросли уничтожу и всё.
-Верно. Я тоже хочу съездить посмотреть, может сфотографирую для газеты. Как наводиться в городе порядок.
-К двум часом приходи, съездим.
-Как там Машка, утешилась по собачке?
-Немножко, но до сих пор всхлипывает.
Поговорили ещё и я пошёл домой обедать. Жена обещала борщ с чесноком и творожную запеканку. Гастрономические радости были мне очень полезны и врачи советовали предаваться им почаще. Хороший обед убивает дурные мысли и способствует укреплению мозгов.
Приехал домой, запер за собой калитку, велосипед в сарай, сарай на замок. К таким осторожностям вынужден был прибегать из-за небывалого воровства, распространившегося в городе. Не то что велосипед, но чуть ли не гвозди из заборов вытаскивали, даже шифер крали с крыш. Поэтому оберегался.
Зашёл в дом, помыл руки, жену поцеловал, сел за стол. Откушал, включил тихонько государственное радио для положительного сна. Жена пледом укрыла, угрелся и милейшим образом часик проспал. Потом ещё лежал, чувствовал счастье. Доктора очень советовали счастье потреблять щедро. От этого мозги укрепляются и здоровье тоже. Оно и вправду приятно. Мне может счастье меньше всего предназначалось, а не упустил. Хотя мозги слабенькие, часто западаю, многого нельзя, но вот лежу сытый, в тепле и от счастья млею. А взять того же Шилова. Здоров, не глуп, с высшим образованием, спортсмен, но счастья ни на грамм. Нету счастья. Мечется человек, мучается, о несбыточном мечтает. Глупости поддался. От этого главные несчастья для человека. Втемяшит себе, что без этого жить не может и страдает. На самом же деле нет никакой разницы, если здоровый. От всего можно удовольствие получать, определить себе в счастье доступное и тем наслаждаться. Счастье доступно.
Если не каждую секунду под мечом, шарахаешься, что вот-вот западешь. Как я, со своими мозгами слабосильными, которые от малейшей нагрузки коньки отбрасывают. Если мозги крепкие, то живёшь без боязни и счастье имеешь вполне законно. Шилов убедил себя, что Машку любит, она на него не глядит, он терзается. Тут ещё интересный момент. Сколько есть слов для несчастья: мучается, терзается, страдает, места не находит, сердце кровью обливается, а для счастье одно - счастлив. Причем там глаголы, то есть делаешь, а тут состояние, то есть счастлив и всё. К чему я всё это думал, так и не понял, но хорошо было. Нирвану сию самым бесстыдным образом прервал Шилов. Сначала отчаянно звонивший в дверь, потом ворвавшийся в комнату.
-Пропал! Бесследно!
Я перевернулся на другой бок, засунул голову под подушки, а сверху ещё и одеялом накрылся. Несчастье это болезнь, которой можно заразиться. Поэтому нужно держаться от несчастья подальше, тем более такому слабому человеку, как я. Шилов это тоже понял, поэтому сел рядом в кресло и стал дрожать. Аж зубы цокотали, даже через подушку слышно. Попробуй быть счастливым в таких условиях. Я из постели выпростался.
-Зубы побереги, а то все пломбы повысыпаются.
-Ты понимаешь!
-Чего тебе?
-Бульдозерист пропал.
-Ну и что? Завтра проспится и сделает всё, чего ты паникуешь.
-Он навсегда пропал.
-Это что ещё за глупости?
-Я ж сказал ему, подожди меня, потом начинай! Меня шеф вызвал, ругал, скотина, задержал. Этот дурачок не выдержал и начал.
-Погоди, кто скотина, а кто дурачок?
-Скотина - шеф, а дурачок - бульдозерист. Я ж ему русским языком объяснил, что место тёмное, всякое может быть. А он "у кума день рожденья, у кума день рожденья"! Идиот!
-Так что случилось, ты что обиделся?
-Он пропал! Я приехал с ребятами, бульдозер упёрся в дерево и буксует, а его нет!
-Бульдозера?
-Бульдозериста!
-Понятное дело, напился и завалился где-то дрыхнуть.
-Ты что, издеваешься!
-Почему издеваюсь? Я раз в колхоз соседний поехал, статью писать и мяска подешевле купить и сам такое видел. Тракторист пьяный был, упёрся трактором в стену и буксует. Что-то сообразил и захотел вылезти, но забыл, что на колёсах у трактора цепь намотана, чтобы не буксовал. Эта цепь его за фуфайку зацепила и потянула. Когда нашли мужика, так его на колесе и болтало. Уж почти и не осталось ничего. Жизнь это такая штука, что всякое случиться может. С твоим что произошло?
-Любишь ты, Коля, истории мрачные рассказывать, откуда только и берешь. Только тут так просто не объяснишь всё. Тут сложно очень. Потому что бульдозер уже гусеницами канавы вырыл, сел на дно, дальше барахтается, а кабина пуста. Стёкла побиты и крови много внутри.
-Где стекло, там и кровь, всегда так было.
-И ещё вот что.
Показал мне два огурца. Я свет включил.
-Ты что, огурцами кровь вытирал?
-Они просто в кабине лежали. И посмотри откуда кровь течёт.
Текла она из гузки, вроде это не обычный огурец, а животное с кровью.
-После Чернобыля, чего только не бывает!
-А это.
Ножом взрезал мякоть, потом цокот. Из обычного огурца торчали две сомкнутые челюсти с очень острыми зубами. Страшно и подумать, что будет, если эдакое чудище укусит. И сразу объяснялись искусанные сержант с древесным человеком. Я отвернулся. Соображаю, как быть. Врачи советовали чуть непонятка какая, переводить на позитив. В говне и то алмазы искать.
-Ну что Шилов, исполнилась твоя мечта.
-Какая мечта?
-Ну ты же по пьяни воешь, что за границу охота, пожить по человечески. Это тебе ключи от Европы.
-Не понял.
-Что тут понимать? Всё проще пареной репы. Вези эти огурцы в Европу, там их у тебя купят за огромные деньги, чудовища всегда в цене. Разбогатеешь, напишешь книгу, "Как я сражался с чудовищами-огурцами", известным станешь. Кино непременно снимут и сериал. Будешь жить на островах, коньяки пить, прочее счастье.
-Ты же знаешь, кто мне для счастья нужен.
-Маша тоже будет. Тут она за оклад в 200 гривен два раза в месяц отсасывает, а у тебя миллионы будут, придёт.
-Зачем ты так? Она же не такая, знаешь ведь!
-А зачем ты ко мне пришёл? Зачем? Показываешь хреновины всякие, хотя знаешь, что у меня мозги как соломинка. Огурцы же эти и простому человеку непосильны! Зачем показываешь? Счастье хочешь у меня отнять? Не получиться! Не отдам я счастье! Заслужил и желаю пребывать! А ты…
Тут меня вышибло и очнулся я только через неделю в областной больнице. Сказали мне, что в этот раз запал необычайно глубоко и в следующий раз при таком западении можно и жизни лишиться. Беречься нужно, предписания врачей строго исполнять и тихо себе жить, без нервов.
На второй день по возвращению, приехал проведать меня Шилов. С виноватым видом, яблоками и мёдом. Был предельно деликатен, об огурцах ни слова, рассказал несколько анекдотов, посмеялись и уехал. Ещё через недельку я домой вернулся. Опять удивился, что не выгнали меня. Сам не знаю, почему держат. Ведь частенько западаю, давно могли бы замену подобрать, кого-нибудь покрепче и телесно и душевно. Видимо жалело меня начальство, за что нижайший ему поклон. Я побыстрей восстанавливался, тем более, что гряли выборы, там у меня работы будет достаточно. Громить злопыхателей и освещать благонамеренных. Я быстро восстановился и даже не испугался, когда пришёл Шилов. Весь в глине, он последнее время часто был в глине. Говорят рыл что-то за городом. Пусть роет, лучше дурной труд, чем дурные мысли. Работа - это средство забывания для глупых. Умный и лежа на диване может избавиться от ненужных, докучающих мыслей и пробраться в счастье.
-Привет Коля.
-Привет. Как ты?
-Как огурчик. Чего это вымазанный весь?
-Копаю.
-Под кого?
-Под огурцы.
-Ты ещё эти глупости не бросил?
-Не бросил. И не брошу. Это ведь тайна. Это преступление.
-Гляди, как бы тебя за пристрастие к тайнам в тюрьму не посадили. Тайны дело начальственное, а твое дело исполнять приказания. Не то за шишлак и в места далёкие.
-Я ж осторожный.
Он улыбнулся, я в который раз убедился, что самоуверенность - признак недалёкости.
-Ну и что ты накопал?
Мне это было абсолютно без разницы, хоть про инопланетян начёт рассказывать, просто хотелось показать, что полностью восстановился и ничего теперь не боюсь.
Он закряхтел, явный признак того, что собирается сказать нечто важное. По его разумению.
-Корни идут в Киев.
-Чьи корни?
-Огурцов. Я взял книгу по огородничеству в библиотеке, вычитал там, что у огурцов корневая залегает не глубоко, до полуметра в земле. Я вот и стал опкапывать пустырь канавкой глубиной в шестьдесят сантиметров. Я был готов, что создатели огурцов пойдут на хитрости, но всё оказалось по-нашему, на поверхности. Нашёл я огуречный корень, с человеческую руку толщиной, похож на кабель.
-Может это кабель и есть?
-Откуда на пустыре взяться кабелю? И живой корень. Я его чуть надрезал, капелька выступила. На вкус горькая. Так что корень, корень.
-Ладно, пусть будет по-твоему, корень, так корень. Только глупо это. Зачем из Киева тащить, если огурец и тут вполне сносно питался.
-Для управления. В Киеве на кнопочку нажал и регулируешь.
-Что ты можешь регулировать на пустыре? Бомжей?
-Так огурцы же растут. Каждый день занимают по 10-15 соток территории. Причем скорость всё увеличивается, до зимы они весь город могут заплести!
-Ну и пусть. Если это из Киева, значит начальству подчинено и волноваться нет причин.
-Так ведь людей жрёт!
-А сколько людей под машину попадает? Так что, опять на конях ездить прикажешь? Руководство знает, что делает и если корень из Киева, то это самая радостная мысль и злых предчувствий успокоение.
-Так ведь зло.
-Думая так, предполагаешь, что и в Киеве зло. На самом же деле именно эта мысль зло. Неподчинение есть сугубое зло. Если о начальстве плохо думать, значит подозревать весь мир в плохом устройстве, потому что начальство не твоё и не моё хотение, начальство это система извечная. Пока не было начальства был человек скотом, по пальмам шастал и бесцельно жрал бананы бытия, а как появился руководитель, то с ним пришёл в жизнь человеческую свет смысла, отделились мы от скотов безначальных и стали процветать под чутким руководством. Если же какие непонятности имеем, то это потому что плохо подчиняемся и выполняем. Изволь не в огурцах беду искать, а в том, что посланы они сюда из самого Киева. Значит, заслужили и получаем. Дабы исправиться в наказании не роптать надо, а вопить о собственной неправоте, попутно мозгами исправляясь и уходя из темноты неповиновения.
-Но ведь люди безвинные погибли.
-Не нам с тобой судить о вине и безвинности. Да и какая разница, если всем умирать. Сержантам твоим даже повезло, что погибли не от судьбинного произвола, а под началом власти, что не в пример лучше.
-И всё-таки не хорошо. Бороться надо.
-От упрямый человек! Вдолбил себе в голову глупость и доволен. С кем, Вася, с кем бороться! Ты только вдумайся! Огурцы. Это ж даже не сорняк, а культурное растение.  И киевские корни. Кстати, на них что, написано происхождение?
-Я по компасу проверял, направление точно на Киев.
-Тем более. Ты что, чем-то недоволен? Капитан, третий человек в городской милиции, если бы не дурил, давно уже б семью завёл, детишек, радовался. И про огурцы не вспоминал, потому что на хрен оно тебе не нужно. Тебя то они не трогают!
-Но могли бы!
-Могли бы. И пристрелить тебя могут. Могут ведь бандиты придти, пулю в лоб, взятку в область и шито-крыто. Ну, в крайнем случае, найдут козла отпущения. Могут!
-Могут.
-Так чего ж ты против этого не воюешь, а с растениями задрался?
Он померк и осел. Он дурак и осёл. Иногда я думаю стихами, но ещё ни разу мне не удалось перенести их на бумагу. Думается красиво, а с бумаги коряво. Иногда мне кажется, что я думаю на одном языке, а разговариваю и пишу на другом. Поэзия портиться при переводе. Поэтому поэтам нужны либо искусные переводчики, либо славны только на одном языке.
-Я уеду отсюда.
-Я тебе это давно советовал.
-А ты не хочешь уехать?
-Куда мне, с моими то мозгами. Их больше нигде не умеют лечить.
-Не может быть.
-Может. Может. Доктора мне не врут, зачем?
-Я уже насобирал целый мешок огурцов. Сушу, а то очень воняют. Вот, -показал шрам на руке. -Хоть и остерегался, но попал.
-Огурцы, хоть не заразны?
-В смысле?
-Сам огурцом не станешь, ну, как у вампиров.
-Не знаю.
-Наблюдай за собой.
-Неужели может такое быть?
-Всякое может быть.
-Чёрт!
Стал себя трогать, особенно челюсти проверял.
-Вроде пока всё по-прежнему.
-Ну и хорошо. Езжай, Вася, прославься на весь мир, только осторожный будь, чтоб не обжулили. Там народ к убийству не склонный, но к обману ещё похлеще наших, так что держи ухо востро. И родину не забывай.
-Не забуду. Если пробьюсь, то приеду сюда за Машкой.
-Приезжать это ты зря, с деньгами тут ещё опасней, чем без денег, сам же знаешь. Поэтому лучше телеграфируй.
-Приедет ли?
-Приедет, она баба умная, знает, что ежели в жизни шанс выпадает, то нужно его в руки брать и держать крепчайше. Притом ты не говно какое, а человек хороший. Только бы не дал себя обмануть.
Поговорили мы с часок, дал я советов каких мог, я то газет читал много, о мире знал многое. Ушёл Шилов, досушил огурцов, получил паспорт заграничный и поехал в Киев. Купил на последние деньги билет в Америку, чтоб подальше улететь, уже про богатства мечтал, но тормознули его на таможне. Металлоискатель не прошёл. Открыли чемодан, а там невесть что. Подумали, что это народное творчество, поделки, а в одной из них пулю нашли. Сразу приписали контрабанду оружия. Будь у Васи деньги, сунул бы и улетел к славе, но не было на взятку. Посадили его, почти до Нового года держали в СИЗО, пока по отсутствию состава преступления отпустили. Чемодан с огурцами пропал неизвестно где и вернулся Шилов в город худ, зол и гол, как сокол.
Первое время у меня жил и плакал много, обижаясь на игрища судьбы. Был на пустыре, весь снег перелопатил, но ни одного огурца не нашёл. Увяли они осенью и сгнили бесследно. Повеситься хотел, потом утих немного, опять на службу устроился и стал весны ждать. Надеялся, что снег стает, всходы появятся, снова огурцы вырастут. Только и тут не было ему везения, полез весной всякий бурьян, а огурцов нет. Шилов чуть с ума не сошёл, когда в ложбинке нашел маленькую плеть. Дневал около неё и ночевал, с работы ушёл, всё ждал, плодов. Было ему переживаний множество. То цветки не завязывались, то плоды ещё в корнюшенном состоянии загнивали. Наконец дождался он одного, будто родного сына лелеял, мерял сантиметром каждый день. Когда разрезал, оказалось, что обычный огурец. Шилов самодельный пистолет к виску и на курок. Но патроны давние, четыре штуки один за одним стрелять отказывались, приходилось их выковыривать, на пятом устал он умирать и остался жить. Такая вот история.
А на пустыре том больше никто не пропадал, только школьницу одну в прошлом году изнасиловали. Поймали всех пятнадцать одноклассников, но судить не решились, чтоб не позориться на всю страну.