Записки рыболова-любителя Гл. 209-212

Ежедневно делаю сама творог - это на ужин или утром. Любит кефир, он у нас очень хороший. Шпинат ест вместе со свежей капусточкой в супе, а с мясом у нас нормально. Стараюсь меню разнообразить, только с рыбой плохо, нет ничего кроме ледяной мелочи, но котлеты из скумбрии кушал хорошо.
Вернусь назад: прививку он перенёс без единого пика, всё потому что т. Тамара перед уходом в поликлинику положила мне в сумку новую машинку - броневик в миниатюре, и он пока его разглядывал, то комарик его уколол очень легко и просто. Сестричка предупредила, что в случае температуры нужно дать жаропонижающее, но нам это не понадобилось, всё обошлось хорошо. Заметно наш "А то" повзрослел, очень сдружился с т. Тамарой и д. Вовой и утром стоит около их дверей, ждёт, когда можно будет зайти. В день рождения Ромашки у нас были два букета пионов красных и, конечно, торжественный семейный ужин. Рады, что Милочка в этот день была с вами, приедет - расскажет. Скоро и наша Иринушка кончает школу. Какие планы у родителей? Любочка должна согласовать с Микой отправление Андрюшки, а как думаете вы начать отдых нашей старшей внученьки? Надеюсь получить от вас весточку в ближайшее время, ведь лето уже у нас началось, правда, очень осторожно. Всё наше семейство шлёт вам привет и самые лучшие пожелания. Обнимаем и целуем вас. Митенька тоже целует сестрёночку и мамулю и папулю. 
Мама.

И вот последнее, седьмое письмо из этой серии, и вообще последнее сохранившееся письмо от мамы.

Седьмое письмо. 25 мая 1978 г.

Здравствуйте, дорогие наши дети и внученька Иринушка!
Поздравляем нашу лапушку с успешным окончанием школы и переходом её в седьмой класс! Это уже солидная цифра и уверены, что музыкальная школа останется на том же уровне, что и общеобразовательная. Молодец! Когда Иринушка появится у нас? Ведь Андрюша тоже заинтересован в её компании как в поезде, так и в дальнейшем отдыхе в нашем солнечном городе. Получили Сашулино письмо, когда Митя с дедулей направились в парк в 11.00. Сегодня решили к морю поехать после обеда в 17 часов. По-настоящему пришло лето вчера, а сегодня в тени 28° и Митенька пошёл в трусиках и в летней рубашечке. Вчера провожали Бургвицев, было очень трогательно, даже я не решилась ехать на вокзал. Провожал дедуля, а мы распрощались дома. Были пережиты очень трогательные минуты, не обошлось без слёз, которые невольно затуманили наши очи. Дружба была необыкновенно искренне-сердечной. Уезжая, д. Вова сказал, что как пойду на пенсию, то возьму внука к себе на воспитание, а у вас, мол, и так их много. Митя сказал: где мой папа? Мы сейчас поедем с ним на дизеле в Сестрорецк.
Гулять он признаёт только на море, особенно когда большие волны хлюпают после прохода парома или других больших катеров, то он старается подойти как можно ближе к краю гранитной набережной. Перед отъездом д. Вовы мы долго гуляли на нашем любимом месте около памятника затопленным кораблям, бабуля не выдержала, залезла босиком в воду и вылавливала большие камешки, чтобы кидать их потом в море. Кидали и монетки, прощались с морем наши первые дачники. Спит наш "заинька" каждый день, и постепенно мы подошли к общему режиму: сон после обеда с 14 до 16 часов, потом полдник и прогулка к морю. Ужин у нас заканчивается к 20 часам. В ванне купается очень хорошо, а когда поливаю со шланга душем прямо на головку, то он взахлёб фыркает, не успев очухаться. Ждём нашу Милочку, она подстрижёт его, не хочу тащить в парикмахерскую. На море много детей, и ему очень нравится с ними разговаривать и принимать участие в игре с большими машинами, а сегодня взял на улицу большой самолёт за верёвочку.
... Продолжаю писать в 15 ч., уже полчаса ребёнок спит, в 13.15 он хорошо покушал зелёные щи с нарезанными кусочками мяса и сметаной, а желток яичка я вбила в пюре из моркови, свежей капусты и картофеля, запивал томатным соком, на сладкое чай полчашки с вишнёвым вареньем. На завтрак - гречневая каша с молоком и полчашки чая с пирогом-тортом, который я испекла в честь отъезда отпускников. Торт большой, трёхслойный с заварным кремом, очень понравился Митеньке. Хлеба с маслом даю только один раз в обед к супу. Уже пять дней не даю на утро манную или овсяную кашу, так велела врач. Котлету любит с овощным салатом, а творог кушает ежедневно или утром или в ужин. Яблоки с морковью натираю по-прежнему, туалет справляет отлично, моет ручки и личико только холодной водичкой, очень любит быть на балконе, но только после ухода солнышка. Однажды он чихнул на балконе от солнышка, я сказала: - Будь здоров! - Буду! - ответил наш заинька. Приезд наших собратьев и сестрёночки зависит от решения родителей, а мы ждём всех с нетерпением. У нас с питанием хорошо, молоко жирное подвозят к балкону, мясо в холодильнике в запасе, курочка тоже, зелени много. На этой неделе напишу письмо бабуле Фене, адрес теперь есть. Расцелуйте Иринушку, ждем её как нашего "главнокомандующего". Обнимаю и целую вас, мои родненькие.
Мама-бабуля.

210

А вот хроника моих рыбацких вылазок в мае 1978-го.
2-го ездил на мотоцикле в Полесск, оттуда в Заливное. Никто нигде ничего не ловит. Холодно, сильный северо-западный ветер. В Заливном я был в первый раз, искал там некий известный народу канал, канал не нашёл, зато убедился, что название месту дано не случайно: всё залито водой из залива, вода прямо к домам подходит.
7-го ездил на малый зеленоградский канал, откуда меня прогнал, впрочем доброжелательно, лесной обходчик, он же местный рыбнадзор. Оказалось, что за водонасосной станцией и до устья нерестовая зона, запретная для ловли с 20 апреля по 20 июня. Я, однако, успел выловить одного крупного подлещика, а потом, перебравшись выше, уже в разрешённом месте поймал 8 плотвичек.
На следующий день мы с Серёжей собирались поехать на Полесский канал в Головкино или, может, дальше ещё, в Матросово. Но я позорно проспал, не помню уж, почему. Серёжа два часа (!) ждал меня у гаража и, как ни странно, дождался. В духе Серёжи - он не обиделся или там рассердился на меня за опоздание, а искренне обрадовался, что я всё же появился.
На канал мы приехали уже поздно и в Матросово переправляться, конечно, не стали (кстати, там тоже запрет с 20 апреля, но мы тогда этого не знали ещё), ловили на традиционном уже своём месте перед Головкиным. Хорошо клевала густера, но мелкая, по две штуки поймали только крупных. Я, однако, и того улова лишился, в наказание, видать, за то, что я проспал утром: у меня волной от прошедшей мимо нас по каналу баржи смыло и унесло сетку с рыбой.
На следующий день был опять выходной - 9 мая. Мы с Сашулей ездили вдвоём на мотоцикле в Тумановку, просто покататься, посмотреть места. Я впервые проехался по шоссе, которое ведёт на Гвардейск, Знаменск через Комсомольск, Озерки. Дорога понравилась - немонотонная, овраги, пригорки, лесные участки чередуются с не слишком просторными полями и лугами. У Тумановки спустились к пойме Прегеля. Напротив, на том берегу симпатичный холм с домиками, утопающими в зелени, кирха торчит. Красиво. Чувствуется, места обхожены рыболовами. Ловить можно и в Прегеле, и в канальчике, впадающем в него, и в старицах. Рыболовы имелись в наличии и сейчас, но клёва не было. Видели мальчишек с приличными щуками на куканах.
В следующую субботу, 13 мая мы с Сашулей ездили на Нельму, через Светлый, по берегу Приморской бухты. Опять же просто кататься. Я, правда, брал с собой удочки и закидывал их в Нельму, но рыбы, похоже, там не было.
В воскресенье ездили с Серёжей на Зеленоградский канал (большой). Замучили ерши. Я поймал кроме них всего две плотвички, а вот Серёжа неожиданно выловил карася граммов на триста.
С середины мая опять потеплело, температура воздуха поднялась до 20 градусов, а с ней поднялся со дна водоёмов и карась. На Нижнем озере рядом с нашим домом рыбаки - взрослые и мальчишки - стояли вдоль берега буквально плечом к плечу и тягали карасей, ходивших у поверхности под ряской на глубине 20-40 сантиметров.
19-го к нам в гости приехали Милочка с Павлом, которые совершали на своём (бывшем мамином) "Москвиче" вояж по Прибалтике. На следующий день утром я встал рано, часа в четыре и отправился на Нижнее озеро, чтобы наловить свежей рыбки для гостей - и Милочка, и Павел рыбу во всех видах любят. Только светало, а на озере уже сидел народ с удочками. Едва я сделал первый заброс, как поплавок быстро пошёл в сторону. Я подсёк и почувствовал сопротивление крупной рыбы, которая через пару секунд уже тяжело хлюпала по поверхности воды. Почти к самому берегу подвёл я, быть может, крупнейшего в моей жизни карася, и у берега он сошёл с крючка. Через десять минут я поймал карася средних размеров и... всё. На этом утренний клёв кончился. С этим единственным карасём я и вернулся домой.
Милочка, хоть и училась в школе до старших классов в Калининграде, город знала не очень-то, да и изменился он за последние годы здорово, особенно в нашем, Ленинградском районе, так что я был гидом не только для Павла, впервые приехавшего в Калининград, но и для неё тоже. Посетили, как положено, могилу Канта, 5-й форт, "блиндаж", зоопарк, памятник "1200 гвардейцам", кирху и даже в Ладушкине, в обсерватории побывали, где я демонстрировал нашу "двадцатку" и прочую электронику. Вместе с Сашулей ездили в Светлогорск, где отобедали в "Рифе", правда, без спиртного (Павел за рулём), или, может быть, бутылочку сухого распили я и женщины.
Павел с энтузиазмом откликнулся на моё предложение съездить на рыбалку, хотя сам он рыбной ловлей не увлекается. Рыбу, правда, очень любит в любом виде, но особенно вяленую с пивом. Договорились выехать в четыре утра, чтобы на зоре быть уже на месте, из-за двухмесячного запрета на лов рыбы в районах нереста и прохода к ним выбор места для рыбалки у нас был невелик, если не сказать, что и вовсе не было - кроме Полесского канала ехать больше было некуда, разве что на Дейму или на Прегель донками ловить, но я этот вид ловли за спортивный не признавал - то ли дело удочки!
Короче, собрались ехать в Головкино. Серёжа тоже с нами собрался, утром мы должны были заехать за ним. Накануне вечером Милочка с Павлом ушли в гости к Тане, лучшей её подружке по калининградской юности, и вернулись очень поздно, за час ночи. Я думал уж, что утром Павел во время не проснётся, но в три часа он поднялся как ни в чём не бывало. Мы сложили в машину всё барахло, которое я приготовил заранее, заехали за Серёжей и отправились в Головкино.
Уселись на канале на традиционных наших с Серёжей местах, Павел рядом со мной. Я наладил ему удочку, и он очень быстро освоился с техникой ловли. Клевало прекрасно, мелкая и средняя густера непрерывно хватала на хлеб, только таскай. Павла охватил настоящий рыбацкий азарт, и он гордился тем, что по улову шёл впереди меня. Я свою снасть загрубил в надежде на крупную рыбу, нацепил крючок покрупнее и, соответственно, насадку, которую мелкая густера не могла взять в рот по причине её большого размера. Но ничего приличного мне выловить не удалось, Серёжа же вытащил подлещика на полкилограмма, почти уже леща.
День был ясный, и часам к одиннадцати солнце разогрело вовсю, так что мы разделись до пояса и загорали. Это было 21 мая. К полудню Павлу уже надоело ловить, да и клёв почти прекратился. Павел пошёл к машине готовить перекус, а мы с Серёжей некоторое время ещё пытались что-нибудь выловить, но безуспешно. Наконец, уселись у машины на травку за скатерть-самобранку поесть, что Бог послал. Павел налил нам с Серёжей разведённого спирта из фляги. Мы отказывались из солидарности с ним, вынужденным воздерживаться, но Павел уговорил нас принять с устатку и за успех мероприятия. Мы выпили как раз такую дозу, которая подняла наш тонус до максимума, и всю обратную дорогу задушевно горланили "Станочек", "Чубчик" и т.п. песни нашего репертуара.
С Павлом я до этого их приезда к нам виделся лишь раз в Севастополе, и твёрдого мнения о нём у меня тогда ещё не сложилось. В этот раз я пообщался с ним побольше и нашёл в нём немало приятных качеств. Добродушен, контактен, хотя и не очень разговорчив, даже после рюмки. За что берётся, делает добротно и умело, руки хозяйственные. Машину водит очень уверенно, просто классно. В машине содержит в идеальном порядке всё необходимое в походных условиях, что мне особенно понравилось.
Отчего же мама так придирчива к нему? Интеллектом, правда, не сверкает, так ведь воспитывался без отца, мать - старушка уже, безо всякого образования, сам он высшее получил без отрыва, как говорится, от производства. С Милочкой отношения у них вроде бы хорошие, что ещё для семейной жизни надо? Склонности изобразить из себя больше, чем есть на самом деле, я тогда у него не замечал.
Вскоре мы с ним опять встретились, этим же летом, в Севастополе.

211

Май месяц - последний месяц занятий в школе, а у Иринки - в двух. В общеобразовательной всё шло нормально - отличница, а вот в музыкальной... Ладно там тройки по специальности, дома за пианино из-под палки садится. Завал произошёл, как ни странно, с сольфеджио, ещё зимой. Ирина получила как-то пару, потом ещё одну, а потом... просто перестала ходить на сольфеджио, скрывая это от нас. Разумеется, долго скрывать невозможно, день разоблачения неминуемо наступил, скандал, слёзы...
- Я не буду больше ходить в музыкальную школу. У меня всё равно ничего не получается, - рыдала Ирина.
- Да ты не занимаешься, вот и не получается, - уверял её я. Так мы и препирались.
- Я стараюсь, а у меня не получается, - главное Иринино возражение.
- Мало стараешься, - главный мой довод.
Сашуля была готова смириться с тем, чтобы бросить эту музыку:
- Зачем мучить себя, родителей, учителей? Всё равно толку никакого.
Я категорически протестовал: - А что она будет делать, когда у неё столько времени высвободится? По улицам с девчонками шляться? Интересов у неё никаких других нет, да и откуда они теперь появятся? И потом, шестой класс ведь уже, столько сил, да и денег истрачено, полтора года осталось промучиться. Начала - доводи до конца. Сейчас бросит - будет прецедент, так и привыкнет бросать, когда трудно. Самый простой выход.
А у Ирины ведь начинался как раз "трудный возраст", подростковый, 13 лет. Время, которое она отсиживала дома за пианино, большей частью пропадало даром, поскольку Ирина злилась на себя и на всех, рыдала, часто находилась на грани истерики, какие уж тут занятия.
Как-то Сашулю вызвали в музыкальную школу вместе с Ириной. Сашуля пошла туда после работы прямо из кирхи, благо это рядом. Я поехал домой, а через некоторое время является Ирина. Я спрашиваю её:
- Ты с мамой в музыкальной была?
- Нет, - говорит.
- Почему? - спрашиваю.
- Не захотела, - и вызывающе так на меня смотрит.
- Езжай в школу, мама там уже.
- Не поеду.
Я не выдержал и съездил ей по щеке с размаху. Ирина села на пол и завыла. Я бегал по квартире, чертыхался и читал мораль.
Единственный раз я её ударил в жизни, причём от души, так меня её наглость возмутила. А наглость-то эта была с тоски, со страху. Разве родители понимают.
И снова я вспоминаю себя в детстве, как ворочался в постели, переживая несправедливую обиду со стороны родителей и давая зарок:
- Вот вырасту большим, будут у меня свои дети, уж я то их буду понимать и никогда не обижу зря.
Но всё же кризис как-то преодолелся. И сольфеджио Ирина как-то наверстала, на тройку, правда, сдала экзамен, но всё же. А по специальности на четыре. И то хорошо.

В мае очередная перерегистрация Митиной очереди в ясли. Собственно, в ясли уже не нужно, нужно в садик. Поэтому из очереди в ясли нас вычеркнули и поставили в очередь в садик, где мы и стояли, пока Митя не пошёл в школу. За это время рядом с нами (за Домом Быта) построили детский комбинат.

Хроника июньских рыбалок: 4-го ездили с Серёжей под обсерваторию, бродили по камышам на утренней зоре. С шести до девяти утра я поймал четыре краснопёрки средних размеров и было ещё три поклёвки. И всё. 10-го ездил на Полесский канал. Очень хорошо клевала среднекалиберная густера. Поймал штук сорок, а кроме того 5 подлещиков и 2 плотвы (средние). В основном, на хлеб. Как обычно, подкармливал пшённой кашей.
А рыбалка 17-го июня запомнилась мне особенно. 17-го была суббота, а в понедельник я должен был лететь в Томск. Там одно за другим проходили два всесоюзных мероприятия: семинар по моделированию ионосферы и конференция по распространению радиоволн. И там, и там у меня были заказные доклады - кураторский на семинаре по моделированию и "Вопросы детерминированного моделирования экваториальной ионосферы" на конференции по распространению. Второй доклад я подготовил в соавторстве с Суроткиным, у которого дело, наконец, сдвинулось с мёртвой точки и появились первые результаты. Предложение сделать этот доклад я получил ещё в конце декабря прошлого года. Его сосватала мне почему-то Наталья Павловна Бенькова, уж не знаю почему.
Итак, билет на самолёт до Томска у меня был взят на понедельник, а выходные я собирался провести на рыбалке с ночёвкой в компании с Серёжей. Сашуля с Иринкой на выходные уехали в Ладушкин, а мы с Серёжей собирались выехать на мотоцикле в субботу после обеда, так как с утра у Серёжи в субботу лекции в университете. Не торопясь, я сложил всё своё рыбацкое барахло в коляску: удочки, рюкзак, стульчик, старые пальто из гаража для постели на ночь, водрузился сам на сиденье мотоцикла и поехал потихоньку, но не сразу к Серёже, а сначала на почту - отправить поздравительную телеграмму Жорке ко дню его рождения.
И недалеко я ещё отъехал от дома (впереди шли люди, я посигналил, они не реагировали, я подал чуть влево, объезжая их), как вдруг ощутил резкий, сильный удар по ноге, по носку ступни, как будто споткнулся со всего размаху обо что-то. На пару секунд я от боли потерял сознание, но, к счастью, мотоцикл никуда не вынесло, да и ехал я не быстро. Когда я, придя в себя, остановился, осмотрелся, то понял, что произошло. Слева у дороги к тротуару притулился огромный булыжник сантиметров сорок в диаметре - кто и зачем его сюда приволок? Непонятно. Его-то я и зацепил левой ногой на ходу мотоцикла, когда объезжал прохожих.
На почте я снял сапог и осмотрел ногу. Ударился я большим пальцем, он побелел, но видимых следов повреждения не было. Болела же вся ступня, причём очень сильно. И, главное, этой ступнёй передачи надо переключать, носком или пяткой. Носком на понижение, пяткой - на повышение передачи. Пяткой-то ничего, а вот носком... Хреновато. Я переставил рычаг переключения передач, задрав вверх его переднее плечо, чтобы давить на него не носком, а серединой ступни, и поехал к Серёже.
Заявился к ним, хромая. Люда заахала:
- Что с тобой?
Рассказал.
- Ну, покажи ногу. Может, забинтовать или помазать чем надо.
- Да ничего там нет. Ушиб просто.
Но Люда заставила меня разуться и показать ногу. На пальце сверху появились какие-то волдырики, как при ожоге. Люда помазала мне палец одеколоном, подула на него. Вроде бы стало легче. Ну, ладно, что теперь делать. Лечить всё равно нечего. Чего там лечить? Так пройдёт.
И поехали.
Переключать передачи было, конечно, тяжело, но, к счастью, делать это нужно было только в городе, а дальше дуй на четвёртой, да сбавляй скорость на поворотах. В общем, доехали благополучно, и нога вроде стала болеть поменьше.
Серёжа занял своё традиционное место на берегу канала, а я почему-то выбрал новое. А на новом месте дно неизвестное, и вскоре я зацепился крючком за какую-то коряжину. Тащу - не поддаётся. А на Полесском канале, напомню, ловить приходится прямо со склона дамбы, по верху которой идёт узкая асфальтированная дорога Полесск - Головкино. Я удилище положил комлем вверх по склону и тяну за леску, а удилище вверх отодвигаю. И не заметил, что оно уж на дорогу вылезло. И тут - бац, треск! "Жигулёнок" какой-то промчался и расщепил мне бамбук комлевого колена. И леса лопнула, которую я тянул.
Не везёт, так не везёт. Лучшее удилище сломал, самое длинное и лёгкое. Перебинтовал я, однако, колено изолентой - вроде надёжно, снарядил всю снасть по новой, начал, наконец, рыбу ловить. Серёжа к этому моменту десятка полтора густеры и плотвы уже выловил. Но что-то у меня клевало плохо, нога ныла, и вдобавок ко всему я стал мёрзнуть. Погода портилась, дул ветер.
"Но у нас с собой было". Уже темнело, надо было готовиться к ночёвке. Для согрева мы с Серёжей выпили по стаканчику водки и стали организовывать костёр. От водки я согрелся, настроение поднялось, и даже нога вроде бы болеть перестала. Мы развели костёр, достали съестное и до часу ночи примерно распивали у костра взятые с собой полторы бутылки. Пообсуждали университетские проблемы - я жаловался на Латышева, Серёжа на Брюханова, борьба с которым не утихала, но и не приводила к каким-либо существенным результатам. Захмелев, попели песни, и, наконец, стали укладываться на ночлег. Серёжа прямо у костра, а я в коляске мотоцикла.
Уснул я сразу, но через два часа проснулся от холода и сильной ноющей боли в ноге. Ещё час я ворочался в коляске, пытаясь уснуть, но боль усиливалась, и я уже думал только о том, как поведу мотоцикл обратно. В четыре утра я не выдержал и разбудил Серёжу.
- Серёж, собирайся, поехали-ка домой.
- А что такое?
- Да нога болит, ужас. Боюсь, потом ещё хуже будет, так я мотоцикл не смогу вести.
- А, может, половим немного?
- Нет, Серёженька, не могу терпеть. Да и выпивши к тому же. Сейчас на дороге нет никого, безопаснее ехать.
- Ну, что ж делать, - вздохнул Серёжа. - Поехали.
Одно утешало, что погода испортилась и тихой зори не обещала. Ветер вовсю раздувал, северо-западный. Когда поехали, он дул сбоку, резал лицо. К тому же я неудачно надел шлем, перекосил что ли, так что он сдавил мне голову, и вдобавок к ноге голова ещё разболелась. Правда, сразу прошла, как только снял шлем, когда мы уже к гаражу приехали. В город мы въехали полшестого. Было, слава богу, пустынно, и я не обращал внимания на светофоры, чтобы не переключать передачи. Но вот и кирха, гараж.
Слез с мотоцикла - на ногу не могу ступить. Стащил сапог посмотреть, как там палец. Вид у него стал совершенно безобразный: волдырики превратились в пузыри, сам палец распух, почернел, посинел и пожелтел, одновременно. Похоже на перелом. Как же я в Томск полечу? Завтра ещё в Москве кантоваться.
- Ну его к чёрту, никуда я не полечу! - вдруг решил я и сразу почувствовал себя лучше. В самом деле, ну куда я с такой ногой? Вот только билет надо сдать сегодня до 11-ти часов, а то 10 % потеряю, а это семь рублей с копейками. Я попросил Серёжу:
- Подьедь ко мне часикам к девяти, пожалуйста. Я тебе билет и паспорт отдам, а ты в агентство съездишь, билет сдашь.
- Хорошо, - согласился покладистый Серёжа.
Я доковылял до трамвая. Благо, что остановка и у кирхи рядом, и у дома. Дома я принял анальгин, рухнул в постель и моментально уснул. Проснулся - десять часов. Серёжа, наверное, тоже заснул и проспал, не приехал. Я заставил себя подняться с постели и поковылял сдавать билет. Еле-еле успел. После обеда приехала Сашуля и стала прогонять меня в травмпункт.
- А вдруг там перелом?
- Скорее всего. Ну и что?
- Надо же гипс наложить!
- Я и так не собираюсь палец тревожить. Они же мне всю ногу запакуют, совсем сустав закостенеет. Это же всё та самая несчастная левая нога, она ещё с прошлогоднего перелома не разработалась по-настоящему.
Сашуля, однако, настояла на своём. В травмпункте мне сделали рентген, установили перелом и чуть ли не всю ногу загипсовали. Перебита была не крайняя фаланга большого пальца, а предпоследняя. Я думал сначала, что ударился в камень носком сапога, а потом понял, что удар пришёлся по подошве, и палец прижало снизу к рычагу переключения передач, о который он и переломился. Если бы не сапог и толстый шерстяной носок, он бы вообще, наверное, перерубился бы.
Вечером пришли Люда с Серёжей навестить страдальца. Оказывается, они приходили оба утром в девять, звонили, но я так крепко спал, что ничего не слышал.

212

Итак, я остался дома, в Томск не поехал, передал все материалы по докладам Коренькову, а наши чуть ли не все поехали туда. Перед началом летних отпусков все основные дела на работе были завершены, отчёты написаны, в планах оставалась только эта двухнедельная поездка. И вот теперь, когда она отпала, у меня неожиданно образовалась уйма времени, и меня осенила мысль: а не начать ли писать докторскую? До сих пор я подумывал об этом лишь в принципе. Дело это долгое. Но если за него вообще браться, то начинать - сейчас самое время.
И я решился.
Набросал план. Сашуля привезла из кирхи картотеку, и я начал составлять список литературы с нумерацией, чтобы сразу делать ссылки, а потом взялся за обзор. И пошло, поехало. Два года почти писал, чуть меньше. Параллельно включал новые результаты. Были периоды, когда совсем не писал, получал эти самые новые результаты. Но это я забежал вперёд. Вернёмся в июнь 1978 года.
Гипс на ноге я носил дней пять, а потом скинул. Боялся, что опять подвижность сустава ухудшится. А через две недели, 1-го июля, уже снова был на рыбалке. Поехал на Прохладную, в Ушакове. С утра увидел там парней, которые тащили садок с несколькими угрями, поймали на донки ночью. Я же рассчитывал, как обычно, на плотву. Но плотва не брала, поймал пять штучек да попалось несколько окушков на червя. К обеду же и вовсе всякий клёв прекратился.
Было жарко, 23°, безветренно. Я сидел на стульчике, без особой надежды пялился на неподвижные поплавки. Вдруг один из них не быстро как при окунёвой поклёвке, но решительно пошёл под воду и скрылся из виду. Я дёрнул удилище, леса натянулась как при зацепе, удилище выгнулось дугой. Я и подумал сначала, что зацеп. Но натяг не ослабил, чувствую, что вроде подаётся. И вот на поверхности закрутилось что-то зеленоватое. Щурёнок, что ли? Подтягиваю к берегу - угорь! Взял на червя со дна, средь бела дня - в три часа (угорь обычно кормится ночью). Я аж вспотел. Угря мне ещё ни разу не доводилось вытаскивать. А тут, как на грех, тащить через траву и какое-то бревно приходится. Но протащил и выкинул на берег. Заглотил он крючок так, что пришлось поводок отрезать. Хороший угорь, граммов на шестьсот. Домой я его привёз живого и положил в миске в холодильник, а миску накрыл крышкой.
Утром Сашуля полезла в холодильник, открыла дверцу и... заорала с испугу: ей на ноги шлёпнулся угорь. Он был ещё живой, вылез из миски и забрался на полку дверцы, откуда и свалился, когда Сашуля её открыла. Я приколол беднягу, содрал чулком с него шкуру, разрезал на куски, но и эти куски продолжали изгибаться на доске, а потом на сковородке. Впоследствии, я пойманных угрей совал сразу в морозилку, иначе не дождёшься, когда заснут, а убивать их встряхиванием у меня что-то не получалось: вроде затих, а потом опять оживает.

7-го июля мы с Сашулей и Иринкой отправились в Севастополь. В последний раз, как оказалось, при жизни нашей мамочки.
Летели самолётом. В симферопольском аэропорту нас встречал дедуля, машины не было - Милочка с Павлом на ней уехали в командировку в Зеленодольск, до Севастополя в этот раз мы добирались на автобусе, дедуля загодя взял билеты.
Дома нас встречали бабуля, наш сын и Ромашка. Сын нас ещё не забыл и очень нам обрадовался. Мама сетовала, что не смогла нас встретить на машине, ругалась на Милочку с Павлом, которые опять оставили её в жару с детьми без машины.
Мама, вернувшись из поездки по родственникам и привезя с собой Митю, начала принимать гостей - "дачников", которых она наприглашала во время своей поездки. В мае у неё почти весь месяц гостили дядя Вова с тётей Тамарой, в июне - столько же Колька Мороз, мой двоюродный братец, с женой Ниной и сыном Егоркой. Теперь приехали мы, а через три дня ждали Любу с Андрюшкой. Потом, когда вернулись из командировки Милочка с Павлом, в квартире собрались: мама с папой, трое детей, зять, невестка, четверо внуков - 11 человек, Жорки только не хватало. Спали вповалку на всех спальных местах и на полу, ставили раскладушки и раскидывали кресло-кровать. Проходить в туалет ночью нужно было осторожно, чтобы не наступить на кого-нибудь.
Мама очень любила, когда все дети и внуки съезжались вместе, для неё это был настоящий праздник. Но в этот раз праздник был какой-то невесёлый. Когда приехали Люба с Андрюшкой, и мы собрались вечером за столом, выпили за встречу, за хороший отдых, мама вдруг завела разговор о папе, стала жаловаться на него (в его же присутствии), но не конкретно, а как-то вообще, с множеством многозначительных намёков, из которых следовало, что папа её никогда не любил, никогда не понимал, не ценил, не сочувствовал, ничем он не интересуется, и пусть дети теперь рассудят...
Впечатление было очень тягостное. Отец молчал или бормотал:
- Ну, что ты, мамочка!
Всё это напоминало мне то, что уже было в наш последний приезд в Севастополь в 74-м году. Только тогда это случилось под конец нашего пребывания, а теперь уже с самого начала. И опять я возмущался, кричал на маму, стучал по столу кулаком, потом мы вместе с ней курили на балконе, и мама, совсем опьянев уже, бормотала:
- Ты, Сашенька, ничего не понимаешь...
Да, я ничего не понимал. Прожить столько лет бок о бок, вырастить троих детей, которых оба любили и которыми гордились, вынянчить четырёх внуков и возненавидеть (да, это уже было похоже на ненависть!) отца своих детей и деда внуков... Непостижимо!
И почему-то маме мало было ссор с папой наедине, ей непременно нужно было упрекать его при детях. И она взывала к нам как к судьям, но обращалась при этом к папе:
- Вот пусть они знают, какой ты есть, мне надоело скрывать от них, пусть они рассудят.
(продолжение следует)