Трамвай Харона

Новогодняя история

По телевизору шёл пустопорожний фильм, род какой-то комедии. За окнами шёл дождь, местами и временами превращавшийся в снег. С Камчатки шёл Новый Год, дойдя уже где-то до Самары. Всё в мире шло своим чередом. Не шёл только трамвай.
На конечной остановке сидел человек. В спину ему светила полная луна, свет которой то и дело перекрывался облаками. Сидевший, уперев взгляд в свою причудливо колыхавшуюся тень, ждал последний вагон. Слева от него светились окна роддома. Прямо многоэтажки жили ощущением наступающего праздника, мерцая огоньками гирлянд. Справа же в тени исполинских грабов молчаливо лежало старое кладбище.
Рассуждая логично, зря он его ждал. Ибо за полчаса до Нового Года все трамваи уже мерно дремлют в депо и видят сладкие сны. Наверное, ему стоило встать с покрытых коркой наста брусков лавки и идти к ближайшей стоянке частных извозчиков. Это было бы правильно.
Но у нашего нового знакомого не было столько денег, чтобы авторикша довёз его до дому. Дело даже не в том, что он был финансово несостоятелен. Отнюдь, его бумажник был избалован немалым количеством дензнаков – как отечественных, так и ближнего, а также дальнего зарубежья. Тем не менее, ими всеми он бы не смог оплатить поездку к дому ни на автомобиле, ни на поезде, ни на корабле, ни на самолёте, ни (буде ему пришла в голову такая нелепая идея) даже на слоне или осле. По одной простой, элементарной причине: дома у него не было.
Раздался характерный скрип и из-за поворота появился трамвай. Человек, удивившись такому везению, встал с покрытых коркой наста брусков лавки и пошел к нему. Увидев вагон, он удивился ещё больше – такие трамваи ему ещё не попадались. Дизайном тот напоминал какое-то плавсредство – не то лодку, не то скутер, дверь у него была только одна, посередине корпуса, но что больше всего удивло ожидавшего – цвет вагона. Он был чёрным.
Трамвай притормозил. Мельком глянув на лобовое стекло, человек не заметил номера маршрута. Впрочем, ему было всё равно, куда идёт этот трамвай. Главное, что в нём было тепло, светло и сухо, в отличие от остановки, на которой он сидел. Поэтому, как только дверь распахнулась, он тут же шагнул на ступеньку, в тепло, свет и сухость. Двери тут же закрылись, и странный трамвай тронулся.
Внутри было пусто. Пассажир посмотрел на трафаретные надписи, нанесённые красной масляной краской возле дверей. Одна из них гласила: «Пройдите дальше в  вагон». Вертикальная палочка второй буквы «в» была стёрта, в результате чего она превратилась в «з». Вторая предупреждала: «С водителем не разговаривать!», но здесь неизвестный острослов подтёр нижнее полукружье у первого «в», сделав из него «р». Человек усмехнулся, прошёл дальше в вагон и сел и поближе к печке, почти в самом хвосте. Здесь было немного темнее, так как на задней площадке одна из ламп не работала, а вторая мерцала, неприятно совпадая частотой с биением пульса.
Вагон развернулся на кольце и поехал, плавно набирая скорость. «Куда?» – подумалось пассажиру. Впрочем, последние пару десятков веков это не играло никакого значения. Он привык к тому, что странствия для него стали не процессом, а результатом, что смысл – в движении к цели, а не её достижении, ибо, если цель достигнута, она более не имеет смысла. Это классно выразил один байкер, с которым странствия ео свели на Черноморском побережье прошлым летом на тусовке под Туапсе (или это было позапрошлым – какая разница?).
«Был у меня друган. Чувак всю жизнь мечтал иметь харлея продвинутого, а у самого чезет олдовый. Ну, бабло он копил, копил – так бы ещё копить лет семьдесят. Так раз ему так подфартило: герлу одну приснял на морях. Трах-тарарах, любовь, морковь и море пива, а у той папик крутой, там банком каким-то крутит, ну так она другану говорит, ты, чувак, трахальщик такой, какого по жизни не имела, проси, что хочешь. Джинн, в натуре! Ну, блин, тот и говорит, хочу, мол харлей, как у денниса хоппера в изи райдере. Бабах – сорок сек, герла папику звонит, и тут им харлам-давыдыча, как заказывали, чуть не в кровать загоняют. Байк – по натуре отпад! Навороченный, со всеми феньками-прибамбасами. Отпад и вышел. Увидел он тачку, вскрикнул, господь, мол, ездит на харлее, а я теперь круче его, посинел и ласты склеил. А чего жить, когда больше не для чего? Вот вам, пиплы, и сбыча мечт».
Освещённый неоновыми лампами, трамвай ехал поо городу. Слева мелькали силуэты нового микрорайона. В его квартирах ёлки, увитые блестящей под включёнными на полную мощность люстрами мишурой, ждали Новый Год. Справа мелькали силуэты старого кладбища. Там ёлки, увитые блестящей под полной луной снежной пылью, ждали Новый Год. Тоже. Жизнь и смерть – они едины, и ждут одного и того же.
Дверь водительской кабины открылась, и оттуда вышел человек с сумкой, по всей видимости, кондуктор. Вида он был довольно неопрятного. Одежда (нечто среднее между бушлатом и ватником) давно не стирана, длинная белая борода засалена. К тому же в руках он держал чтот-товроде посоха, сделанного в виде весла. Своим обликом он вызывал в памяти не то какого-то бомжеватого Деда Мороза, не то карикатуру на Льва Николаевича возле станции Зима.
- Платить будем? – грубовато осведомился он у пассажира.
- С наступающим, - проговорил тот.
- Да разве так отвечают? – искренне удивился кондуктор. – Надо говорить «проездной», «удостоверение», «служебное», «форма» или «нет денег», на худой конец, коли за билет не хотите платить.
- Конец у меня не худой, - проявил чувство юмора пассажир, - служебного нет, так как никому не служу, удостоверения – тоже: никто не удостоверит, форма одна и та же очень долго, ну а проездной – бессрочный, за него я заплатил ещё две тысячи лет назад. Теперь так и езжу, всё никак прокатать не могу.
Тут по лицу пассажира пробежала тень сомнения, взбив волны морщин на челе.
- Минуточку, позвольте! Вы ведь вышли из кабины водителя? Так вы кто – билетёр или вагоновожатый?
- У нас, уважаемый, сокращение штатов прошло. С Нового Года. Вот и приходится и тем, и тем работать, - улыбнулся бородатый.
- Кто же вагон тогда ведёт? – совсем растерялся человек.
- Как кто? Электроника, автоматика. Двадцать первый же век на дворе, а вы как из первобытнообщинного строя. Автопилот, бортовой компьютер, спутниковая навигация. Всё под контролем. Новейшая модель, знаете ли! – кондуктор ухмыльнулся ещё шире.
- Новейшая? – с сомнением сказал его собеседник, глядя в мерцающем свете на разрезанную спинку впереди стоящего кресла. Над разрезом красовалось слово «кондуктор» с парой-тройкой нецензурных эпитетов.
- Ну, - немного замялся тот, к кому, видимо, относились эти гиперболы, - недавно из реконструкции.
- Почему же в цвет такой перекрасили? – человеку это с самого начала не давало покоя.
- А в какой прикажете? – чуть ли не рассвирепел вагоновожатый. – Что, президент на красном лимузине на приёмы ездит? А братва конкретная на каких чероках шастает – голубых, что ли?! Самый солидный цвет! И вообще, до Нового Года десять минут осталось, а вы мне здесь тут нервы портите!
Замечание было в самую точку. Снаружи вагона разворачивалась хлопушечно-огнестрельная феерия. Со всех сторон громыхали петарды, взлетали ракеты, хлопали взрывпакеты, дождями разноцветных искр поливали землю бенгальские огни, трещали пистоны, стреляли хлопушки… Мир, год назад вступивший в новое тысячелетие, веселился, с не меньшим энтузиазмом готовясь ворваться во второй его год.
- Позвольте, а куда мы вообще едем? – прервал гнев собеседника пассажир.
- Куда рельсы проложены, - в той же грубоватой манере ответил тот.
- И куда же?
- А вам вообще куда надо?
- Вообще-то, - вздохнул путешественник, - вообще-то мне всё равно. Я просто странствую.
- И давно вы… так? – сменив гнев на милость, заинтересовался кондуктор.
- Давно. Очень, - здесь пассажир замолчал на несколько секунд, после чего повторил:
 - Очень. Гораздо дольше, чем люди об этом думают. Они помнят меня всего лишь с начала тысячелетия, а между тем я ещё Хаммурапи помогал редактировать его кодекс.
- Хаммурапи? – переспросил водитель.
- Да что там Хаммурапи, - воодушевился рассказчик. – Я даже Лилит помню. Пошловатая была дамочка и такая приставучая…
- Лилит?! – ещё больше удивился его собеседник.
- А самое прекрасное время – античность, - вначале малоразговорчивого человека теперь явно понесло. -  Я направил Ясона в Колхиду за Золотым Руном. Я помог Дедалу построить Лабиринт, заточив в нём Минотавра. Я вместе с Диоскуридами похитил дочерей Левкиппа. Я подал Гераклу тлеющее полено, чтобы он прижигал отраставшие головы Лернейской Гидры. Я подговорил Далилу остричь волосы Самсона, разодравшего пасть Льва. Я помогал Парису похищать Елену, оставив в дураках Приама и Менелая. Я подарил Фемиде весы, дабы она всегда праведно ценила добро и зло. Я научил Персея биться с Медузой Горгоной, смотря на неё в зеркальный щит. Я дал Аполлону и Диане стрелы-молнии, которыми они поразили сыновей и дочерей Ниобы. Я научил Пана делать свирель из тростника и играть на них, соблазняя красавиц-нимф. Я подсказал Гекате, чтобы она приговорила Данаид вечно наполнять водой бездонную бочку…
На этих словах кондуктор, нервно теребивший бороду, внимательно взглянул на пассажира и пробормотал: «Да, да, теперь я вас припоминаю. Там и встречались…» Речь меж тем продолжалась:
- Я, обратившись в Дельфину, открыл влюблённому Нептуну место, где находится дворец милой его сердцу Амфитрионы…
- Позвольте, позвольте, - наконец, прервал разговорившегося трамвайщик, - да что вы так разъякались?! Может, скажете ещё, что и Христа вы распяли?
Пассажир тут же погрузился в молчание.
- Встречался я как-то с ним, - наконец выговорил тот после довольно длительной паузы. – Давно. Очень. С того всё и пошло, - и он отвернулся к окну, уставившись в предпраздничную суету.
Трамвай приблизился мосту. Справа тёмным зеркалом поблескивала река. За ней чернела темнота.
- Так куда мы? – голосом заплечных дел мастера осведомился у пассажира кондуктор.
- Я бы, конечно, туда, где ещё не бывал.
- Что же, таких мест много осталось?
- Да нет, немного. Совсем немного. Верней сказать, мало осталось. А быть правде – так и нет их практически вовсе. Думаете, за это время сложно посетить все мало-мальски привлекательные места на земном шаре? Но так хочется искать новые пути…
- Когда вагоновожатый ищет новые пути, вагон сходит с рельс, - назидательно провещал кондуктор.
- Мне бы на тот берег попасть, - просительной интонацией сказал пассажир.
Он знал, что не получится.
Снаружи что-то хлопнуло и заискрило. Вагон дёрнулся, как взбудораженный Пегас, и свет в нём погас. Кондуктор бросился в кабину. Но темно в салоне не стало. Город был красен, желт, зелён, синь и бел в свете огней, освещавших его этими минутами. Небо озарилось сотнями фейерверков, а грохот новогодней канонады децибелами сравнялся с тем, что происходило во время Сталинградской битвы.
- Приехали! - констатировал унылый факт вышедший из кабины водителя бородач.
- Что такое? – осведомился пассажир.
- Да толчок по сети, настройку спутника сбил. Теперь ждать, пока станция слежения его не поймает.
- С Новым Годом! – поздравил его единственный человек, оказавшийся рядом с ним. – Жалко, что шампанского нет.
- Шампанское – это не самоцель. Будем счастливы и так.
Они стукнулись сжатыми кулаками.
- Зря вы попросились через реку. Видите, что получилось?
-  Думаете, ожидал другого? Конечно, ожидал, что в Новый Год всё будет не так, осуществится самая моя заветная мечта?
- Вы до сих пор верите в новогодние сказки?
- Я как-то повстречался с Бором. Нильсом, если его имя вам что-либо говорит. Так вот, его друг как-то заметил, что у великого физика, великого рационалиста, над дверью была прибита подкова. «Неужели вы верите в приметы?» – спросил друг. «Нет, конечно, - ответил великий Нильс Бор, - но, говорят, что подковы помогают даже тем, кто не верит в приметы». Так вот и я верю в то, что загаданное под Новый Год тоже сбудется.
Кондуктор встал и пошёл в кабинку водителя. Через короткое время он вернулся.
- Вагон дальше не пойдет. Извините...
- Да, да, конечно. Спасибо, что хоть сюда довезли. А я вас узнал.
- Да и я вас тоже. Встречались…
Пожали руки.
- Ну что же, мне пора, - сказал странник.
- Надеюсь, ещё увидимся, - промолвил вагоновожатый.
- Я тоже очень на это надеюсь, - ответил пассажир, чуть помолчал, повторил:  «Очень» и вышел в новогодний город, в новое тысячелетие своих странствий.
За его спиной прощально звякнул трамвай. Агасфер обернулся, чтобы махнуть Харону на прощание, но вагон был уже на другом берегу Стикса.