Запах клубники

-Мам, мама, - мне кажется, что я говорю шепотом, - я хочу клубничку.
-Юля, – мама говорит со смущением в голосе и смотрит на меня с укоризной.
Но «клубничка» так пахнет! Мне она кажется очень красивой и вкусной.
Клубнику купили и принесли в литровой банке две тети, живущие с нами в трехместном номере какой-то московской гостиницы.
Это было в 1975 году. Мама и папа были молодые и счастливые. Москва с тех детских времен помнится мне большими каменными кубами у мавзолея и толстыми цепями между ними.
Мы с папой сидим в сквере и ждем маму. У меня на кофточке московская покупка – значок с «переливающейся» картинкой. Значок новый! В руке эскимо! Я ем его прямо на улице! Здорово!!
-Юль, ты знаешь, почему картинка на значке меняется? – папа спрашивает меня, заинтересованно крутя значок в руках.
-Не-а, - за тающим эскимо очень трудно уследить в пятилетнем возрасте.
-Давай посмотрим, – как он устроен?
О, папа! Это чудесно! Смотреть с папой, как устроен «переливающийся» значок – большее счастье трудно придумать. Все оказалось просто. Рифленое стеклышко и бумажка с двойной картинкой.
Так и идет жизнь-картинка, - то синяя с грозой, то ярко-оранжевая с котятами и солнышком.
Мама возвращается. Мы идем дальше втроем. Расставшись с остатками эскимо и сломанным значком.
Ничего больше не помню я из этого семьдесят пятого года в Москве. Помню, как пахла клубника. Казалось, что чудеснее этой зеленоватой недоспелой ягоды ничего нет на земле.
-Мам, а почему нельзя было у них клубнички попросить? – гуляем втроем – я между папой и мамой и очень солнечно.
-Нет, ну, почему ты так говоришь, Саш? По-моему, он не хотел тебя обидеть.
-Ага, как же! Не хотел! При всех заявил, что я с его женой там был.
Я ничего не понимаю. Они очень высоко надо мной. Здесь внизу очень хорошо, - трещины на асфальте, травка, козявки и муравьи - все рядом, как жильцы моего мира. И руки родителей – рядом. А сами они – высоко.
-Мам, а мы, давай, купим клубничку?
-Саш… А ты что же… А ты там с его женой танцевал, что ли?
-Мам, сделайте мне гуси-гуси!
-Брось ты, Том! Ни с кем я там вообще не танцевал. Я с Пирожковым водку пил.
-Не ходи больше без меня, хорошо?
-Хорошо-хорошо. Смотри-смотри! Юль, смотри!
Мимо по улице с воем несутся милицейские машины, за ними следом много черных длинных блестящих машин. Я не понимаю, - чего это вдруг все замерло вокруг, и родители мои восхищенно раскрыли рты.
-Мам, сделайте мне гуси-гуси!
Гуси-гуси – это, когда мама и папа держат тебя за руки и бегут, а ты поджимаешь ноги и летишь над землей. Как гуси-лебеди из сказки. Если у твоих молодых родителей не идет разговор о всяких неприятностях, то с воплями «Гуси-гуси-гуси!» они могут сделать до трех пробежек за раз метров по десять каждая. И ты летишь!.. Не на бреющем и не в пике. Не безнадежно. А как бы разгоняясь для настоящего взлета до их взрослого роста, до их взрослой жизни и проблем. И, кажется, нет ничего упоительнее, чем взлететь, наконец, туда.
Теперь родители уже давно отпустили твои руки. А, если честно, то отец-то бросил гораздо раньше, чем мама. А она все тащила и тащила тебя ввысь, и подталкивала, не обращая внимания на то, что ты цепляешь задницей кочки, спотыкаешься и чуть не пашешь носом землю на всем скаку.
И вот – взлетаю без родительских рук. Сама. Но нет того ощущения наполненности голубым легким воздухом, как в детстве. Каждый раз, врубаясь во что-нибудь с разлета, вспоминаю ту клубнику и рифленый значок, – то синяя темнота с грозой, то солнечная поляна.