Вслед за солнцем

«…Волны заласкают ясное светило
 И, любя, утопят, как мечту в амфоре…»
    [Игорь Северянин «Солнце и море»]


    Двухэтажный автобус резво выбежал из боковой аллеи и, шурша новыми шинами, остановился перед главным входом в спортивный комплекс. Мягко качнувшись, открыл ярко-оранжевую дверь, выпуская группу спортсменов во влажную свежесть утра, перенасыщенную запахом морского йода.
Антон почти дошел до тонированной входной двери, когда тренер незаметно тронул  его за плечо. Они остановились, пропуская всех. Дверь, не дождавшись, закрылась, переливая слепящее отражение моря в недрах своей темной поверхности и подхалимски подглядывая фотоэлементами.
- Антон, пока не зашли, тут такое дело…
Тренер поежился под курткой от утренного бриза и переступил несколько раз с ноги на ногу.
- Недавно разговор был с руководством, и я не смог их убедить, они уперлись в результаты последнего медицинского осмотра. Ну, в общем, выходит, что ты уже староват для большого спорта. Не смотри так. Сам понимаешь - жизнь на этом не кончается. Дадим тебе ребят, учить будешь….  Молодняк пятки кусает, поэтому сегодня тебе надо выиграть так, как никогда. На сегодня ты в хорошей форме, так что не упускай эту возможность - другой не будет. Вообще-то выигрывать надо всегда, но знаешь… это все-таки не самое важное. Хм. Красивый восход, да? Хороший знак, твой знак,- кивнул он в сторону моря, над которым неподкупно висело далекое солнце, делая цветными брызги волн у каменного берега. Сделав шаг к услужливо открывающейся двери, обернулся, помедлил немного и глуховато добавил.- И вот еще что. Я ждал, что поймешь сам, но уж придется сказать. Для того чтобы выиграть сегодня, в этом заплыве, недостаточно быть быстро плавающей машиной. Я тут посмотрел кое-какие видеозаписи, твои соперники…. Помнишь, я тебе говорил? Особенно канадец меня беспокоит, с ним не все так просто….
- Бешенный?
- Не язви. Глаза у него…  Даже стоп-кадр несколько раз делал - не помню где, но я это уже видел. Все, чему тебя учил, должно стать только инструментом. Антон, здесь важнее не тянуться за чем-то, а скорее наоборот - вложить какую-то часть от себя, наверное, это и есть самое важное. Я не очень патетично? понимаешь?
- Понимаю, читал у какого-то философа.
- Мда. Ну, ладно. Я  знаю, что ты это умеешь - сам наблюдал. Подумай, времени у тебя достаточно. Предчувствие у меня, не очень хорошее.
Тренер потрепал его за плечо, дернул молнию своей куртки вниз и зашел в здание.
Раздевалка встретила веселым монотонным бубнением. Антон прошел к своей сумке и сел на скамейку. Облокатился на ее спинку и закрыл глаза. Вот и дожил, на свалку списывают. Ему оставили только сегодняшний день.
Отец привел его к своему старому приятелю-тренеру еще мальчонкой. Худым и стеснительным. Плавать он не умел, а темнозеленая от кафеля дна бассейна вода подозрительно, с затаенной неприязнью смотрела на него, дыша в лицо легким запахом хлорки. На первых же занятиях она норовила плеснуть в глаза от бортика и еще попутно залесть в нос, обдавая изнутри жженым металлом. Сразу не понравилось упражнение "поплавок". Нужно было погрузиться и, обхватив колени руками, всплывать в таком положении на поверхность спиной вверх. Помниться, он задержал дыхание, как говорили, крепко зажмурил глаза и сделал все, что требовалось, но вода всей своей многолитровой глоткой голодного зверя утробно заворчала в уши. Сердце забилось затравленным зайцем, хотелось вдохнуть воздуха. Наверное, с того самого момента, он в группе старался оставаться с краю, там,  где мельче. Он был в числе отстающих, а потом и самых отстающих, и не подавал даже признаков надежды. Только давняя дружба с отцом останавливала тренера от перевода Антона в так называемую "группу здоровья". На него просто махнули рукой, предоставляя во время занятий полную свободу. Иногда Антон пытался повторять за группой упражнения, но чаще барахтался на мелководье в свое удовольствие, погруженный в свои мысли.
Случилось это, когда за потными стеклами бассейна стоял тусклый зимний вечер. Антон, уже который день пытался научиться скользить по поверхности воды, оттолкнувшись от бортика и вытянувшись. Отпихнув бортик в очередной раз, он попытался сделать несколько гребков руками, как это делали другие, и вдруг поплыл. Всего несколько метров. Это было настолько необычно, что казалось нереальным. Он даже оглянулся вокруг, но никто ничего не заметил, подтянулся за край бортика, вылез из воды и сел на мокрую скамейку. Щеки горели, голова была ватной и вдобавок кружилась: он по-прежнему нечего не понимал в этих тайных законах воды, но осталось странное ощущение. Ощущение полета. Зверя больше не было, исчез. Вначале ему даже показалось, что он не плыл вовсе, а вонзался в невесомую толщу воды, почему-то ласково обтекающую его. Наверное, то же самое чувствуют птицы, решил он тогда.
Через два месяца был очередной контрольный заплыв группы. Антон был в последней тройке. Остальные уже проплыли свои четыре бассейна, и, обсыхая, устроились на скамейках по краю. Ничто не делает нас такими сильным, как чужая слабость, и большинство приготовились привычно посочувствовать в душе, глядя на неумелое барахтанье общепризнанных "дохляков". Услышав привычное тренерское "хоп" Антон нырнул, но взял слишком глубоко и сбил дыхание. Всплыв и отфыркиваясь, он решил доплыть, теперь уже все равно как.
Когда его окатило знакомое ощущение, оставалось еще две трети от всей дистанции, но весь остальной мир словно накрыло большой подушкой - звуков не было, осталась только вода и он. Антон ритмично резал ее каждым гребком, проносясь мимо удивленных одногруппников, мимо желтобурых поплавков, обозначающих дорожки. Последние десять метров тренер бежал по бортику, держа перед собой секундомер и  срывая в иступлении голос: "Ну! Ну, ну… давай еще! Давай!". В тот день он выполнил норматив на третий "взрослый" разряд.
На юбилее отца, дома за кухонным застольем, в клубах дыма и свежего запаха водки, кто-то обронил: "Дельфинчик", с тех пор это слово постоянно преследовало его приглушенным шелестом за спиной. Тренер договорился с родителями, и он переехал в спортивную школу-интернат - с ним занимались индивидуально, контролируя режим дня, питание, силовую нагрузку, сердечно-сосудистую систему… . Первые крупные успехи много значили для него, вечного тихони и затворника. Были и поражения, отдававшиеся ноющей болью где-то внутри. Появились хвалебные статьи в газетах, называвшие его спортивной гордостью города. Только все чаще, он почему-то ловил на себе хмурый взгляд тренера, который как-то сказал странную фразу: ”Знаешь, а может для тебя будет лучше стараться не стараться?” Он таскал из библиотеки книги по технике плавания, изучал каждый штрих движения, часами шлифовал повороты. К каждому соревнования готовился как к рыцарскому побоищу, отмеряя километры дорожки, но то, почти волшебное, первое ощущение стало затуманиваться. Все реже и реже он испытывал его.
Почему-то не выходил из головы один из последних дней перед отъездом. Антон тогда лениво отмерял второй километр по "своей", крайней от окон, дорожке,- "Интересно, похож я сейчас на рыбу, большую и добродушную? А что, большую часть жизни на воде провел, другую - под водой. Вот плавником не обзавелся, эх-хе-хе…. рыбки бы сейчас, да нельзя",- он улыбнулся своим мыслям, выходя из бассейна и, подняв глаза, вздрогнул. Светло-ореховые глаза под строгими прямыми бровями искрились и смотрели на него, лукаво выглядывая из естественного золота волос.
  -  Испугался? Фу-у.., какой ты мокрый!..
  -  В следующий раз выйду сухим.
  -  Знаешь, а мне все говорят, что я похожа на солнышко. Правда?
  -  Похожа, даже слишком. Стой-ка, ты же не ответила мне тогда.
  -  О чем?
Антон смущенно потоптался мокрыми ногами. Он привык - она всегда насмешничала и поддевала.
  -  Ну, это…  Так пойдешь за меня или нет?
  -  Когда привезешь медаль, скажу.
  -  Хм. А какую хочешь?
  -  Конечно под цвет моих волос! Ха ха… .
   Ее звонкий переливчатый смех разлетелся множеством колокольчиков в гулком помещении бассейна над затаившейся водой. Звук быстро удаляющихся каблучков, многократно отталкиваясь от гладких плиточных стен, растворился в строгой белизне высокого потолка, оставляя его в раздумьях на мокрых мраморных плитах пола. 

   ..Встав на тумбочку, он оглядел соперников. Он знал, что все они стоили друг друга, несмотря на его небольшое преимущество в опыте и технике, и, чтобы не говорил тренер, в конечном итоге каждый из них останется наедине со своей дорожкой. Сейчас ему нужна победа. Сделали пробный старт. Объявили готовность. Антон несколько раз напряг и расслабил икры, зацепил край тумбочки пальцами ног и застыл жесткой пружиной в ожидании - он так и не смог привыкнуть к этому моменту. Плотный хлопок стартового пистолета дернул когтисто за виски, заставив оттолкнуться от тумбочки одним, отработанным долгими годами тренировок, толчком. Теперь нужно выложиться: сбрасывать энергию мышц в четкие движения, точными порциями; использовать все накопленные навыки и приемы, не сделать ни одной помарки, не потерять ни миллисекунды на поворотах…
Канадец дотронулся до контактного щита на несколько долей секунды раньше его.

  ..Багровое солнце с неслышным шипением опускалось в воду где-то на горизонте, оставляя на ее поверхности широкую дорогу, покрытую огненной чешуей мелкой ряби, и забирая что-то с собой навсегда. Позднее, он не смог объяснить, зачем вошел в жгущий холод воды. Солнце, уходило за недоступную черту, и он догонял его своим привычным стилем, взлетая над водой большой бабочкой, с широко расставленными руками на каждом гребке, направляясь на бушующий костер заката, разбросанного пурпурными отсветами на кучевых облаках от четко очерченного раскаленного диска.

Его подобрали в нескольких милях от берега. Продолжаясь держаться на поверхности воды даже на грани потери сознания и, что-то шепча бескровными губами, он все недоуменно порывался куда-то судорожными движениями опаленного мотылька.
 Спустя полгода его можно было видеть выходящим из низких больничных ворот, провожаемым профессионально-сочувственным взглядом сиделки. Заключение комиссии упало пудовой гирей - дисквалификация. Прошло много лет, но никогда больше он не смотрел на солнце.

/октябрь 1999/