Профессор Полукаров и его дети

Часть 1. Шкаф.

Профессор Полукаров отличался высокой плодовитостью во всех смыслах этого слова. Под его руководством двенадцать аспирантов успешно защитили кандидатские диссертации, а двое из них уже вполне целенаправленно ваяли докторские. Перспективнейшее направление - генная инженерия. Профессору Полукарову не было еще и сорока лет, а число публикаций в отечественных и зарубежных научных журналах перевалило за тысячу.

Идей профессора Полукарова с лихвой хватило бы на пару крупных научных учреждений. Однажды на заседании кафедры он посетовал на то, что особенно удачные мысли посещают его во сне, да вот только утром он ни одной из них не помнит. Его коллега профессор Савушкин ехидно сказал на это: «Стенографистку надо с собой класть, Виктор Иванович».

Студенты и дипломники обожали профессора Полукарова. Особенно после того, как, выписывая на доске мелом формулу, описывающую диффузию заряженных частиц в жидкой среде, он повернулся к аудитории и, тыча в левую часть этой самой формулы указкой, радостно сказал:
«А это – электрический член! – и, помолчав, неожиданно добавил, - и он у меня большой…»

И еще у профессора Полукарова было четверо детей. Старшая дочь от первого брака жила отдельно, со своей мамой, зато трое малышей, рожденных в браке с молодой, голубоглазой и жизнерадостной красавицей Татьяной, были предметом неустанных отцовских забот. Профессор справедливо гордился тем, что строит настоящую семью,  и, несмотря на свою научную загруженность, всегда находит время для детей.

В хлебосольном полукаровском доме постоянно справлялись дни рождения и молодежные свадьбы аспирантов, проживающих в общежитии, студенты пели под гитару песни и наливали под столом семилетнему Павлуше немного пива. Профессор придерживался прогрессивной точки зрения, что к ядам детей следует приучать постепенно. Правда, Татьяна ее не разделяла.

Павлуша только начал ходить в школу. Впервые знакомясь на классном собрании с родителями первоклассников, молодая классная руководительница Вера Константиновна,  обратила женский взгляд на импозантного седеющего папашу Полукарова, в хипповом  свитере и потертых джинсах. Узнав же, что папаша – мировая научная величина и возглавляет коллектив, вплотную занимающийся проблемами клонирования организмов, Вера Константиновна пришла в немыслимый восторг и, кокетливо стреляя глазками, попросила найти время и в доступной форме рассказать первоклашкам о фантастических перспективах, открывающихся перед человечеством. Дату договорились уточнить.

Женился любимый полукаровский аспирант Коля Степанов. «Самородок!» - влюблено говорил про Колю профессор, безоглядно увлекающийся новыми людьми и идеями. Разумеется, свадьбу справляли в полукаровском доме. У Татьяны заболела мама, и она уехала ее проведать с ночевкой. По правде сказать, Татьяна уже немного устала мыть посуду на аспирантских свадьбах. Лабораторные тетечки настрогали салатиков. Мебель пришлось немного подвинуть, иначе не помещались столы. Звенел хрусталь, произносились тосты за вечную любовь и прогресс человечества. Привычные к шуму полукаровские дети тихо посапывали в соседней комнате. Ближе к полуночи захотелось танцевать, опять пришлось передвигать мебель, освобождая место. Профессор наяривал с лаборантками буги-вуги и рок-н-ролл. Стены дрожали.

Утром маленький Павлуша проснулся по звонку будильника и сразу вскочил со своего диванчика. Он очень боялся опоздать в школу. Позавчера Рукавичкина опоздала и Вера Константиновна долго ругала ее перед всем классом. Рукавичкина роняла слезы на платье. Назавтра Павлуше приснилось, что он тоже опоздал, и учительница поставила его на парту, почему-то заставила снять брюки, и он стоит на глазах у всех, стыдливо оттягивая вниз свитерок и дрожа гусиной кожей.

Павлуша позвал маму, вполголоса, чтобы не разбудить Катьку и Дениса. Ответа не было. Он вспомнил, что мама уехала проведать бабушку, и позвал папу - чуть погромче, помня, что папа всегда спит очень крепко. В квартире было тихо. Павлуша открыл дверь, шагнул и ударился лбом. Перед ним было препятствие, глухая фанерная стена от пола до потолка. Павлуша представил себе, что их семья стала жертвой нашествия монстров или инопланетян, что всех их заперли по комнатам, чтобы перебить по одиночке. Павлуша метнулся к малышам. Если папы уже нет в живых, ему, старшему брату, придется защищать их. Стало очень страшно. Павлуша два раза с разбегу в стену и заревел в голос: «Паааапаааа! Пааапочка!» Проснулась сестра.

Крепенькая трехлетняя Катерина с интересом смотрела на старшего брата. Он был для нее светом в окошке, главным учителем и духовным авторитетом. И вот он, сильный и знающий все на свете, ревет, словно маменькина дочка Лилька из тридцатой квартиры.

«Павлуса, - спросила она нежным баском, - ты почему плачес?» Брат обернул к ней лицо, искривленное мукой. Нельзя пугать малышку. «Катька, - сказал он шепотом, - такая игра. Мы как будто в плену. Нам надо выйти. А то я в школу опоздаю». Павлуша припомнил давешний сон. Эх, по сравнению с космическими монстрами Вера Константиновна казалась совсем неопасной. И пусть она даже поставит его на парту – лишь бы выйти отсюда живыми.

Заворочался Дениска. В семье Полукаровых мечтательный Деня считался «не от мира сего». В общем, этот ребенок удался в папу. Оценив ситуацию, он предложил свою версию: «У папы вчера были гости. Я слышал, как мебель двигали. Наверное, они задвинули нас шкафом». Павлуша с Катькой дружно подняли дурачка на смех. Где это видано, чтобы папа такое сделал. Было высказано несколько довольно смелых предположений насчет того, чем Дениска думает, после чего все младшие Полукаровы погрузились в тягостные раздумья.

Павлуша исподтишка поглядывал на Катькин ночной горшок. Он давным-давно не пользовался горшком, но терпеть становилось все труднее. «Давай», - великодушно предложила сестра и по-женски деликатно отвернулась.

Теперь к  старшему брату вернулась способность мыслить конструктивно. Он припомнил все, что читал в книгах про штурм крепостей, и обвел детскую глазами. В качестве тарана вполне мог сгодиться детский стульчик на колесиках, без дела пылящийся в углу. Павлуша подкатил стульчик к проклятой стенке, втроем они налегли на него. Павлуша налегал на спинку, младшие, пыхтя, пихали ножки на колесиках. Фанера понемногу, сантиметр за сантиметром начала подаваться, и вскоре между ней и косяком образовался просвет, в который Павлуша смог просунуть ладошку. Он пощупал – что там? И заплакал от обиды. «Шкаф! – захлебывался он. - Они заперли нас шка-а-а-фом!»
 
В семействе Полукаровых женщины традиционно были носительницами здравого смысла. Катерина протянула брату свой платочек с утятами и рассудительно сказала: «Это зе холосо? С папочкой все в полядке… А скаф мы отодвинем…»

Они еще налегли на таран, Павлуша командовал: «Раз-два, взяли!», малыши сосредоточено сопели. К счастью шкаф был не очень тяжелым, а дети  Полукаровы – не слишком упитанными. Противно елозя по полу, шкаф сдвигался, сдвигался, и когда образовалась щель шириной в двадцать сантиметров, они смогли выбраться.

Светило генной инженерии похрапывало на диване, в непосредственной близости от разоренного свадебного стола. Из-под пледа выглядывала папина нога в брюках и в тапочке. Павлуша заметался по квартире, кипятя чайник и отдавая указания: попробовать разбудить папу, но без особенного садизма, а если не получится, то сидеть тихо и дожидаться маму.

Первый урок близился  к концу. Маленький Павлик Полукаров, понурив голову, стоял в дверях класса. Вера Константинова смотрела на него вопросительно, высоко подняв брови.

«Я не мог выйти из своей комнаты» - с трудом подбирая слова, выговорил Павлуша.
Вера Константиновна выжидающе молчала. Павлуша вспомнил свой сон и испугался, что сейчас с него снимут брюки.
«У меня папа был… пьяный, - краснея, пробормотал Павлуша. – Он нас запер в комнате шкафом, и я не мог… выбраться. Простите меня, я больше не буду».
Класс замер. Павлуша кусал губы.
Вера Константиновна вспоминала вальяжного папашу Полукарова и не знала, что сказать. Надо же, как ловко этот алкоголик прикинулся интеллигентом! Да так ли уж прикинулся? Какой-то старый свитер, тертые джинсы…  До чего обманчиво первое впечатление! Несчастный ребенок… А ведь у Полукаровых, кажется, еще двое. Так и плодятся, пьяницы… Гены… «Садись на свое место», - растеряно произнесла она.

За своими мыслями она совершенно забыла о назначенной лекции, и когда после четвертого урока протрезвевший, свежий, как майский цвет, и даже довольно игривый папаша Полукаров бодро шагнул в класс, стушевалась и впустила его. У профессора был могучий организм, после контрастного душа и рюмки водки он чувствовал себя превосходно.
«Пардон, пардон, - приговаривал он, - я не опоздал? Только что жена вернулась, не с кем было оставить детей».
«Ни за что не подумаешь» - изумилась Вера Константиновна.

Первоклассники смотрели на Павликова папу во все глаза.  Это тот страшный человек, который запирает своих детей шкафом и держит их в комнате без еды и питья…

«Как вы думаете, дети, - бархатно начал профессор, - можно ли вырастить в пробирке слона?»

Дети загипнотизировано молчали. «Ну, смелее, смелее, - подбодрил их профессор, и пошутил, - вы прямо, как мои студенты».
«Не очень-то он похож на алкоголика, - заколебалась Вера Константиновна, - костюм, свежий галстук, студенты…  Не выдумал ли Павлик такое нехорошее оправдание?»
Красный как свекла, Павлик действительно сидел, не поднимая глаз.

Дети закачали головами, кто вверх-вниз, кто влево-вправо. «Даааа… Неееет…», - послышались робкие голоса.
«Можно! – отрезал профессор, - и слона, и медведя, и даже человека. Сегодня я расскажу, как это делается…»

«Белая горячка», - подумал Петя Сидоров. Он был не в курсе достижений науки, зато его дедушка регулярно устраивал охоту на чертиков, крокодильчиков, слонов и прочую живность.
«Вот так-то, - успокоилась Машенька Лаптева, - я же говорила Таньке, что папа с мамой этого делать не могут… Конечно же, детей выводят ученые, а потом продают в специальных магазинах».
Вера Константиновна переводила взгляд с отца на сына. В принципе на Павлика было не похоже, сказать такое об отце просто так. Добрый, отзывчивый мальчик.

Профессор был в ударе. Время от времени он поглядывал на Веру Констатиновну и всякий раз неприятно удивлялся ее неотзывчивости. Хоть бы улыбнулась. Ведь он тратит здесь свое бесценное время.

А Вера Константиновна, окончательно растерявшись, решила на всякий случай профессора Полукарова в школу с лекциями больше не звать.

Дома Татьяна мыла посуду, кормила детей кашкой, расспрашивала, как они справились без нее. «Нолмально, мам…», - пробасила Катька. «Угу…», - промямлил Денис.

Паша Полукаров любил впоследствии, потягивая пиво,  рассказывать своим одноклассникам историю о том, как он был маленьким и не хотел пропускать школу. Обычно это происходило у него дома во время уроков физики или химии. «Ну ты дал… И папаша твой дал…», - радовались товарищи. «Ладно…» - « Кто говорит? Я? Шесть треф». – «Вист». – «За две».
 

Часть 2. Балкон.

Профессор Полукаров обожал рассказывать байку про шкаф во время застолий. А вот историю про балкон он любил гораздо меньше.
Однажды в январе, когда Денису Полукарову было уже два года, а его сестре Катерине – почти год, их мама Татьяна повезла старшего сыночка Павлушу в больницу  удалять гланды, вверив малышей трепетной отцовской заботе. Профессор Полукаров гордился тем, что все, что он делает, он делает хорошо. Он торжественно и до блеска убрал кухню, перебрал продукты в холодильнике, бормоча себе под нос, что у женщин настоящего порядка нет, и быть не может, любовно начистил прекрасных свежих овощей, чтобы сварить детям настоящее пюре, а не кормить их суррогатом из банки. Профессор не понаслышке знал цену всяческой гидропонике и трансгенным растениям.

Катюша мирно почивала в колясочке на балконе, Дениска спал в кроватке. Дети Полукаровы всегда отличались завидным крепким сном. Отец бросил любящий взгляд на своих чад и решился быстренько сбегать на молочную кухню. У него был в запасе, как минимум, час.

Выйдя из дому, профессор погрузился в размышления. Ноги сами несли его привычным маршрутом, а мысли были далеко. Профессор волновался за подопытную морскую свинку, которой вчера внедрили генетический материал, взятый у хомячка, профессор переживал за бестолковую, как морская свинка,  дипломницу Свирину, которая не в состоянии сама обработать полученные сенсационные лабораторные результаты… И еще профессор с омерзением думал о неумолимом приближении срока сдачи квартальных отчетов по грандам. Так, практически не приходя в сознание, он забрал на кухне восемь маленьких пакетиков с детским молочком, шесть – с кефирчиком «Малышок», и четыре пластиковых корытца с творогом. Теперь шаловливые ноги несли его на работу – благо научное учреждение, где работал профессор, находилось в каких-то двадцати минутах ходьбы, причем он совершенно искренне считал, что это по пути домой. На самом деле работа была немножко в другую сторону, но сейчас он этого уже не помнил. Профессор планировал только быстренько взглянуть, как дела у свинки. До пробуждения Катерины по его подсчетам оставалось около сорока минут. В лаборатории его встретила заплаканная дипломница Свирина. Экспериментально полученная кривая не соответствовала теоретическим выкладкам. Заглянула встревоженная лаборантка – у свинки поднималась температура.

Катерина проснулась и заворочалась. Обычно мама по легкому раскачиванию коляски понимала, что дитя уже не спит, и спешила взять на ручки. Никто не шел. Катерина агукнула, но ее голос был заглушен толстым спальным мешком, из которого виднелся только носик.

Дениска уже с полчаса не спал, предаваясь главному делу своей жизни – он обдирал обои над кроваткой. Он приступил к нему уже три месяца тому, и в настоящий момент работал на уровне поднятой вверх руки. Занятие это было нелегкое, папа делал ремонт прямо к его рождению, постарался на славу, и все же тонкие ноготки отколупывали бежевые заграничные чудо-обои, слабые детские ручонки настойчиво отдирали кусочек за кусочком.

Катерина была терпеливым и дисциплинированным ребенком. Она знала – спеленали по ногам и рукам – извольте спать. Но спать больше не хотелось. Хотелось есть. И Катерина заплакала, а что прикажете делать?

Дениска услышал плач сестры и забеспокоился. Хоть он и был созерцателем по натуре, но данная ситуация требовала его вмешательства. Самостоятельно вылезать из кроватки он научился не так давно – пока получалось через раз. Он запыхтел, подтащил к наружному частоколу подушку и спасительного медведя, вскарабкался, перекинул ноги, спрыгнул и поплелся к балконной двери. Сестрина коляска раскачивалась, как бешеная.

Катерина была всерьез настроена выбраться наружу. Было налицо нарушение режима – давно пора распеленать, переодеть и накормить. Два-три основательных рывка – и коляска перевернулась. Денис, тревожно наблюдающий за происходящим через стекло балконной  двери, от ужаса завопил в голос. Он не раз видел, как взрослые открывают балкон и попробовал повертеть шпингалет, что, впрочем, было бесполезно, поскольку еще два таких же находились наверху, вне досягаемости.

Профессор Полукаров склонился над бездарными теоретическими выкладками дипломницы Свириной. Его лаборантка выполняла предписания в отношении заболевающей подопытной свинки. Татьяна Полукарова в дневном стационаре хлопотала над Павликом, который скучал и капризничал.

Спальный мешок с годовалой эскейписткой Катей Полукаровой извивался на снегу, которого порядочно намело на балкон. Не зря профессор ежедневно занимался с младшей дочерью гимнастикой по новейшей методике – маленькое крепкое тельце медленно, но верно протискивалось наружу.

Хуже всех было в этот момент Дениске, который понимал, что происходит нечто ужасное, неправильное. Он плакал, глядя на сестру, которая, извиваясь червячком, выползла из-под коляски и уже благополучно выпростала наружу ручонки. Катерина была полна сил и энтузиазма. Не прошло и десяти минут, как она покинула спальный мешок и поползла вдоль длинной лоджии, разматывая по ходу пеленки. На улице темнело. Мела январская поземка.

Профессор Полукаров был совершенно заворожен фантастическими по тупости выкладками дипломницы Свириной. Господи, просто удивительно, что она как-то отличает РНК от ДНК. Чтобы хоть немного развеяться, пошел взглянуть на свинку. Умилительно сложив лапки с розовыми детскими пальчиками, свинка кушала яблочко. Профессор глядел на нее с симпатией, но какая-то нехорошая мысль уже начинала копошиться на краю его сознания. И чем дольше он смотрел на эти пальчики, тем ясней она становилась. Профессор сшиб на бегу лаборантку, схватил свою куртку и кинулся домой. Первобытный животный ужас охватил профессора, он тяжело дышал, спотыкаясь на скользких тротуарах.

Под его балконом наблюдался полный комплект служб спасения: «Скорая», пожарные, ну, и милиция тоже, как без них… Плохо соображая, он бросился вверх по лестнице, дрожащими руками отпер дверь – детей не было. На балконе валялась опрокинутая коляска. Профессор слетел вниз через четыре ступеньки и заметался по снегу, как обложенный охотниками заяц. Пожарные складывали свою лестницу. Он подскочил к «Скорой», но она не подавала признаков жизни, только шофер дремал в кабине. Кто-то схватил его за рукав, он развернулся, и увидел соседку с верхнего этажа. «Вот вы где! – неподдельно обрадовалась соседка. – А где вы были?» - тормошила она его. «Где мои дети?» - ответно орал профессор.

«В шестьдесят четвертой, у Марь Палны. Катеньку доктор смотрит. А вы где были?» Рядом вежливо козырнул милицейский сержант. «Вот папаша ихний», - радостно объявила соседка. Профессор оседал в ее добрых руках.

Вернувшись домой, Татьяна и Павлик застали исполненную благости картину: профессор купал в ванне Дениску и Катьку, нежно напевал, приговаривал: «Вот они – наши Адам и Ева», дети шлепали ладошками по воде и кидались резиновым слоном. Усталая Татьяна благодарно взглянула на мужа: «А я беспокоилась что-то…» Профессор оскорблено пожал плечами: «Дети с отцом…»

Дворовые тетки смотрели на Татьяну как-то по-новому. А потом Марь Пална из шестьдесят четвертой участливо спросила: «Катюша как ваша? А муж-то… от ирод ведь… Мой-то от тоже…» - «А что Катюша?» - насторожилась мать. «Дак ить, полных полчаса ползал ребенок по снегу, голый, в одном этом, как его… памперсе». – «Где она ползала по снегу?!» - «Дак ить, на балконе…» Соседка недоумевала. «А вы не знали? Коляска-то опрокинулась, Катя ваша плакала, с улицы услыхали, пожарники ее вытаскивали, после еще квартиру вскрывали. Пока приехали, полчаса прошло…» - «А Витя… муж?..» - выговорила Татьяна. «Да, кто ж знает… пил небось где-то. Едва в милицию не забрали его… пожалели».

Жена не развелась с профессором. Женщины порой ведут себя странно. А Катя Полукарова выросла и вошла в молодежную сборную страны по горнолыжному спорту. Профессор гордился тем, что на лыжи она встала чуть ли не раньше, чем начала ходить. Вывозя свою крошку на серьезные горки он опасливо заглядывал вниз, в отвесные бездны, в которых – ух! взметая за собой снежные вихри, скрывалась его дочь…
Когда в нашем парке появилась пятидесятиметровая тарзанка, одной из первых, кто сиганул с нее вниз головой, была, конечно, шестнадцатилетняя Катя Полукарова, причем право финансировать это мероприятие оспаривали друг у друга несколько молодых мужчин. «Пятьдесят долларов? - в ужасе спросила Катина старшая сестра. – Да если бы мне тысячу заплатили, я и то бы туда не полезла…»

А профессор Полукаров, когда ему исполнилось шестьдесят, ушел к своей первой любви – к девочке, с которой сидел когда-то на одной парте. И, в общем, как мне кажется, сделал этим из своей жизни сонет…


Рецензии
На это произведение написано 6 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.