Chasing a Hero

(В Поисках Героя).


Осознание собственной души воспринимается субъектом, как начинающаяся шизофрения.
(Из моей повести «Автобиография», которая так никогда и не будет написана).

***
Только не спрашивай ни у кого совета. Как быть, куда идти и что делать дальше… Сатана искушает нас в эти минуты. Зачем мучить людей – они знают не больше, чем мы с тобой. С чего мы взяли, что они знают лучше? Течение жизни покажет – с кем остаться, где работать. Не противься сильным ласковым рукам, подталкивающим тебя в сторону лодки, что качается на воде. Не шуми, не суетись, а то не услышишь тихого голоса своего божества. И если можешь обойтись без чего-то, лучше обойдись. Так спокойней. Вот уже и я даю советы. Зачем? – можно подумать, я знаю лучше… У каждого своя лодка. У кого байдарка, у кого крейсер.

А я неспешно шлепала по дорожке менеджмента, мощенной желтенькими кирпичиками. Отечественный бизнес колосился, и я расцветала с ним заодно. Однажды, устав отвечать на недоверчивое: «А где вы всему научились?» словами «Да просто я зверски талантлива от рождения и очень начитанна», поступила в Америкэн Бизнес-Скул. Просто для того, чтобы, без лишних слов, совать диплом в ответ на этот дурацкий вопрос. Чтобы знать и уметь уже совершенно официально и легитимно. С этого все и началось.

ЧТО Я ВЫНЕСЛА ИЗ АМЕРИКЭН БИЗНЕС-СКУЛ (ВОКАБУЛЯР)

Я отдала этой бизнес-скул три года жизни и все свои деньги. Скажу сразу – я об этом не жалею. Жалеть о чем-либо, в принципе, бессмысленно. К тому же, я обогатилась несколькими понятиями, которые успешно дополнили мою картину мира.

Первое, позаимствованное из курса «Корпоративные финансы», – «Санк Костс» (Sunk Costs). По-русски, буквально – утопленные деньги, невозвратимая потеря. То есть, если мы вбухали во что-то силы и средства, а это «что-то» оказалось во всех смыслах убыточным, не оправдало наших надежд - не надо тянуть время, не надо причитать – ах, Боже, мы уже столько вложили сюда, бросать жалко, давайте подождем еще немного, посмотрим, как оно будет. Нет смысла. Санк костс. Прекратить это «что-то», наплевать и забыть.

Эта мысль мне ужасно понравилась.

Еще одно важное понятие, из курса «Менеджин Пипл ин Организэйшн» (Управление персоналом) - «Селф Селекшн аут» (Self-Selection out). Вкратце толкуется так: если мы приходим куда-либо, где нам по каким-то причинам нехорошо, всегда можно сделать Cелф Селекшн аут, то есть просто взять, да и уйти. Даже в америкэн бизнес-скул не учат долбиться башкой в стену, или садиться в чужие сани. Ставишь себе некий рубеж и говоришь: если будет так-то и так, я делаю Селф Селекшн аут.

И это очень гуманно. Окончательный выбор: уйти или остаться, все-таки, за нами. А чтобы сделать этот выбор, нужно знать БАТНУ – Бест Элтёнатив Tу Йо Негошиэйшн Эгримент (Best Alternative To Your Negotiation Agreement). Наилучшую альтернативу твоему переговорному соглашению.

Ну, то бишь, затевая переговоры, имей две-три идейки про запас. И знай, какая из них – лучшая. Чтобы, в случае чего, сказать: а не очень-то и хотелось! Допустим, ты мечтаешь жениться на Кате, делаешь ей предложение, а она говорит: ладно, но сначала ты должен построить мне трехэтажный особняк! Тут ты понимаешь, что вдруг расхотел на ней жениться. И тогда у тебя есть выбор: делать предложение Вале, Тане, или остаться с мамой. Ты думаешь, и выбираешь маму. Значит, на Кате свет клином не сошелся. Мама, в данной ситуации, и будет БАТНА.

Или, к примеру, ты говоришь своему боссу: злые вы, уйду я от вас. В расчете на то, что он ответит: проси чего хочешь, только оставайся. А он вдруг говорит: ну и вали. В этой ситуации очень трудно придется без БАТНЫ.

Еще один пример: тебе ужасно хочется заполучить что-то. И если владелец этого «чего-то» уловил твои флюиды, а БАТНЫ у тебя на примете нет, будьте уверены – заплатишь сполна. Нет БАТНЫ, так хотя бы блефовать учись.

Эта БАТНА меня просто заворожила. Дольше всего мы мусолили ее на курсе «Негошиэйшнз» - «Переговоры». Там же я приобщилась еще к нескольким правилам.

Невэ эксепт зе фёрст оффэ (Never accept the first offer). Никогда не принимай первого предложения. До этого я не имела привычки торговаться. А тут попробовала.

Ловлю такси, говорю: Кутузовский. Он в ответ: сто пятьдесят. А я: сто двадцать. А он дверцей хлопнул и уехал. Чуть мне нос не прищепил. Потом еще полчаса ловила, поехала за сто семьдесят, опоздала. Видно, не для меня это правило… А тебе, возможно, пригодится.

Невэ кэнсид энифин визаут геттин самфин ин ритён. (Never concede anything without getting something in return). Никогда не иди на уступку, не получив чего-нибудь взамен. Ни пяди. То есть, допустим, я соглашаюсь на сто пятьдесят, но при этом спрашиваю: а у вас музыка есть? Вы мне ее включите?

Или вот еще пример из жизни. Босс добавляет тебе новые и новые обязанности. И вместо того, чтобы всякий раз бодро брать под козырек, по-военному поворачиваться на каблуках, и вперед – к новым свершениям, надо спросить: а как насчет прибавки жалования? И он, разумеется, не скажет тебе на это, что у тебя уже и так незаслуженно высокая зарплата. Он скажет: прибавлю, о чем разговор!

Нужно, нужно тренироваться. Прощаясь со мной, профессор по переговорам сказал, что моя уступчивость значительно выше среднего уровня, и что мне есть еще, над чем работать.

И это почти все, что я вынесла из америкэн бизнес-скул. Осталось упомянуть сущие пустяки.

Меня покорило словосочетание «Когнитивный Диссонанс». С тех пор, как я впервые услышала его, оно прочно вошло в мой обиход, и я употребляю его к месту и не к месту. Правда, недавно выяснилось, что я не совсем правильно поняла, что оно означает. Я говорю: «Ах, батюшки - когнитивный диссонанс», если люди или вещи оказываются не такими, как я ожидала… А правильное определение, которое мне недавно по дружбе продиктовала некая выпускница психфака, звучит так: «Когнитивный диссонанс – это чувство дискомфорта, которое возникает при несоответствии поведения человека его убеждениям, или установкам».

Ну, что поделать. Привычка есть привычка. Меня спрашивают: ты уже встретилась с ним? Я отвечаю: да. – И как он выглядит? – Ой, сплошной когнитивный диссонанс… Я его представляла взрослым солидным мужчиной, а он просто мальчишка какой-то.

С вокабуляром все. Но вокабуляр – это не единственное, что я приобрела в бизнес-скул. Еще я познакомилась там со Светой.

КАК МЫ УЧИЛИСЬ В АМЕРИКЭН БИЗНЕС СКУЛ.

Вечерняя бизнес-школа - штука своеобразная. Студенты съезжаются на машинах, садятся за парты, и, словно по команде – делай раз, делай два – слева выкладывают телефон, а справа выставляют бутылку минеральной воды. Большинство ориентировано на карьеру, но попадаются и незнающие, чего хотят, придурки - вроде меня…

Я езжу на метро. Во-первых, в метро можно читать книгу. Во-вторых, если ездить на машине, то не услышишь, как скрипачка в переходе играет вальс. В-третьих, у меня и машины-то нет.

А до метро я хожу пешком. Иногда одна, иногда с попутчиками. Однажды моей попутчицей оказалась Света. Я к тому времени уже была с ней знакома, пару раз мы делали вместе домашнюю работу. Спрашивается, что в Свете могло заинтересовать меня: в девушке, на двенадцать лет моложе, с четырьмя серьгами в одном ухе и стрижкой-ежиком на голове? Да, к тому же, она через слово говорила «типа» и «короче» - это раздражало.

Что у меня - взрослой тетеньки, у которой давно дочь в школу ходит, а дома хмурый муж и запущенное, на фоне деловой и образовательной активности, хозяйство, могло быть общего с такой вот, похожей на подростка, девушкой?

Оказалось, что Света пишет книги, а в бизнес-школе ее заставляет учиться папа. Я подсмотрела через ее плечо, как она заполнила анкету, для регистрации на курс «Макроэкономика». В графе: «ваша предыдущая специальность» она написала: «ballet dancer» – балерина, а в графе «ваша нынешняя специальность»: «writer» – писательница. Причем, в ее рассказах не оказалось никаких «типа» и «короче».

Света спросила меня: а ты не пробовала написать что-нибудь? Мне было стыдно признаваться, что не пробовала, и я уклончиво ответила: так… для себя…

- А ты пиши, - сказала Света. - У тебя должно получиться.

Так я тоже стала писать рассказы. А учиться мы практически перестали. Мы сидели на задней парте, трещали о своих творческих планах и передавали друг другу под столом рукописи, а одноклассники оборачивались на нас, делали большие глаза, прижимали к губам указательные пальцы и выразительно шипели:

- Шшш, лэйдиз, шшш…

Причем Свету еще как-то понять можно – за ее обучение платил отец. Гораздо труднее понять меня.

КАК Я ИСКАЛА РАБОТУ В ИНОСТРАННОЙ КОМПАНИИ

В один момент своей жизни я заблуждалась. Я не осознавала, что бизнес-образование ценно само по себе. Я не могла внутренне смириться с тем, что дополнение картины мира такими прекрасными понятиями, как Санк Костс, БАТНА и Селф Селекшн аут – это и есть то, ради чего я училась в америкэн бизнес-скул. И решила, что, раз уж мне «светит» американский диплом, то и работать следует в американской компании, чтобы, наконец, применить с пользой свои знания о структуре корпорации и эффективном менеджменте. И с отвратительной настойчивостью кинулась обивать пороги фирм, представительств, а, заодно, и крупных российских концернов-производителей.

Почему-то они не спешили принимать меня в свои объятия. Одно время у меня был принцип – не приобретать продукцию компаний, в которых мне отказали. Так я перестала пить соки и нектары «Джей-севен», а также воду «Святой Источник», жевать «Дирол» и «Стиморол», курить сигареты компании «Филипп Моррис», краситься помадой «Эйвон» и «Лореаль» и фотографировать на пленку «Кодак». Что касается, гостиничной системы «Мариотт», в которой я также потерпела неудачу, то мне и раньше не приходилось пользоваться ее услугами.
Я могла умереть от жажды. Поэтому махнула рукой на принципы, и снова начала пить «Джей Севен» и «Святой Источник».

Мой приятель сказал, загибая пальцы:
- Ну, надо же, никогда не думал, что у нас столько иностранных компаний. Ты два года уже ходишь, а они все не кончаются.

Не миновала я и Кока-Колу. Им требовался сейлс-тренер, чтобы учить торговых представителей, как продавать еще больше Колы. Менеджер по персоналу, окинув меня тоскливым взглядом, сказала:
- Вы только имейте в виду, наши «торговые» – молодые парни, акулы просто, палец в рот не клади. Девушки у нас не приживаются. Одна только и уцелела – но она любого мужика за пояс заткнет.
- Тогда вам, наверное, тренер–мужчина больше подойдет, - сказала я, испугавшись.
- Я уж и не знаю, кто им подойдет, - ответила менеджер.

Судьба была столь добра, что вскоре свела меня с этой самой девушкой из Колы. Ирина поступила в нашу бизнес-скул. Нет ничего радостней, чем такие знамения. Она приносилась на красном пикапе с белым росчерком «Coca-Cola», врывалась в класс, загорелая даже зимой, блестела глазами, зубами и кольцами. Поднимала руку, активно участвовала в дискуссиях, терзала профессора вопросами. После занятий красный пикап скрывался в морозной ночи, взметая за собой снежные вихри. Я провожала его глазами, тихо плелась к метро, думала: ну, и чему я бы смогла ее научить?

Но вернемся к собеседованию. Заполняя анкету, я наткнулась на два идущих подряд вопроса: «Есть ли у Вас судимости?» и «Есть ли у Вас родственники или знакомые, работающие в компании Пепси?» Я вздрогнула, подняла голову и поймала внимательный взгляд менеджера.

- У нас такая конкуренция с Пепси! – сказала она. В голосе звенела ненависть.

Именно тогда я совершила Селф Селекшн аут. И она поняла это по моим глазам.

- Ты будешь еще искать работу? – спросила меня через месяц мама.

Я жизнерадостно помотала головой.

- Не понимаю, зачем же ты столько училась? Все деньги истратила…– изумилась мама.
- Санк Костс! – ответила я весело. И осталась работать там, где работала. Такая у меня была на тот момент БАТНА.

МОЖЕТ ЛИ МУЖЧИНА ЛЮБИТЬ ДВУХ ЖЕНЩИН ОДНОВРЕМЕННО?

Однажды, примерно в январе, я сказала Свете:
- Есть идея для романа. Только его обязательно нужно писать вдвоем – в этом весь смысл.
И вкратце изложила идею.
- Давай! – горячо поддержала меня Света.
Так мы стали писать роман. Мы намечали сюжетную линию, сидя в кафе, а потом сочиняли дома каждая свой кусок, обмениваясь ими по электронной почте. Учеба пришла в полный и окончательный упадок, да и на работе на меня начали глядеть косо. А однажды наш кадровик подозрительно спросил:
- Что это вы за углы задеваете?
Это была чистейшая правда. Я налетала на углы и выступы, двигаясь по коридорам, поскольку полностью ушла в себя от недосыпа и напряженного творческого процесса. Однажды чуть не свернула большущую офисную пальму в кадке.
- А… Это я задумалась, - ответила я честно.
- Задумались? – он пожевал губами. Хотел спросить еще что-то, но вместо этого посоветовал:
- Вы больше так не задумывайтесь. А то со стороны глядеть странно.

Роман мчался на всех парах. Отчетливо вырисовывались незаурядные женские характеры: юная рыжеволосая интеллектуалка Лиза и немного неудачливая, но очень симпатичная, менеджер Наташа. И все бы хорошо. Но на месте героя красовалось нечто несуразное, хотя мы подробно обсудили, каким он должен быть. Мужчина нашей общей мечты выглядел так: высокий, сероглазый, с густыми темными волосами. Тридцати лет. Света отдельными пунктами выделила ровные зубы и прямые ноги. Он у нас хорошо зарабатывал, ездил на шикарной синей машине и дорого одевался. Ну и, так, по мелочи, – он был умен, сексуален, красиво ухаживал и обладал великолепным чувством юмора. Когда дело дошло до выбора имени, мы со Светой поглядели друг другу в глаза и хором, дружно, сказали: «Максим!» Мы уже проникли в мысли друг друга.

И вот все это мужское великолепие деревянно шагало со страницы на страницу, упорно не желая даже прикинуться живым человеком. Он сильно проигрывал на фоне наших славных девчонок. А ведь по замыслу им полагалось полюбить Максима. Нам требовался живой прототип. Мы со Светой снова посмотрели друг на друга, и в один голос сказали: «Шерше… ль ом!»

Теперь на занятиях у нас появилось новое дело. Мы разглядывали одноклассников. Сначала исподтишка, потом нагло и в упор. Мы искали себе героя.

- Серега? – спрашивала я у Светы громким шепотом.
- Мммм… - отрицательно мычала Света. – Я не смогу в него влюбиться. Он недостаточно брутальный.
- Тебе необязательно в него влюбляться, - напоминала я. – Мы просто посмотрим, как он курит, как двигается…
- Все равно, он меня не вдохновляет, - вздыхала Света.
- Тогда Валера?
- Ты что! – ужасалась Света. – У него маленькие ноги.

Я уже готова была влюбиться в кого угодно, лишь бы этот «кто угодно» подошел Свете. Сошлись на Игорьке. Света морщилась, но это было лучшее, что могла дать наша бизнес-скул. Мы долго размышляли, как бы нам «подъехать» к Игорьку, пригласить его куда-нибудь, как объяснить ему наш замысел, и не поймет ли он нас превратно. Мы так и не отважились на это.

Света сказала, что раз у меня полно знакомых, то нужно поискать среди них. Своему человеку все объяснить будет проще.

Я щедрой рукой рассыпала перед ней сокровища своих фотоальбомов – всех моих милых мальчиков: былых возлюбленных, действующих поклонников, приятелей и друзей. Света критически осмотрела это хозяйство и сказала:
- Какие-то они у тебя все, короче, старые.
- Как это старые! - возмутилась я. – Да им лет, как мне.
- Ты еще не выглядишь старой, - сказала Света с присущей ей прямолинейностью и объективностью.
- Да ты, погляди, какой Андрюша симпатичный, - кипятилась я. Смотри, какой он славный. А Леня?
Света еще раз скептически просмотрела всю галерею и покачала головой.
- А больше у тебя никого нет?

И тут меня осенило: Валька! Мы когда-то учились вместе в университете. Он помоложе меня, он веселый и кудрявый. У него темные волосы и светлые глаза. Он вполне преуспел в жизни. В годы нашей студенческой юности был изрядным ходоком, весельчаком и бабником. И он очень даже брутальный. Брутальней просто некуда. И обаяния – через край.

Валькиной фотографии у меня не оказалось. Но я клятвенно пообещала Свете, что этот мужчина нам точно подойдет, и позвонила ему. Он выслушал мою речь, не перебивая. Помолчал, видно, прикидывая, могла ли я спятить за время, прошедшее с нашей последней встречи.

- Там будут такие эээ… сцены… Ну, в общем… эротические… - проблеяла я. Но ты не бойся, тебе ничего такого делать не придется…
- Групповуха? – спросил он с интересом.
- Нет, по очереди, - печально ответила я. – То со мной, то с ней.

И он совершенно неожиданно согласился. Только у него в планах была командировка. А потом он с семьей уехал в Австрию кататься на лыжах, так что увидеться мы смогли только через месяц, в апреле.

Света сказала:
- Давай встретимся с ним в ресторане.
- Свет, - замялась я, - у меня с деньгами…

Хемингуэевская привычка писать роман, сидя в кафе, к этому времени окончательно подорвала мой бюджет, вытянув те последние крохи, которые не успела прикарманить америкэн бизнес-скул.

- Мы пойдем в недорогой, типа, концептуальный вегетарианский ресторан. Программист с моей работы на днях привозил оттуда еду – очень классно. А цены рассчитаны, типа, на творческую интеллигенцию и студентов.

Валька молча выслушал приглашение. Казалось, чего-то в этом духе он и ждал от нас.

Мы встречались на Кузнецком. Валька опаздывал. Мы со Светой зашли в это самое заведение и сделали заказ: для нее - пельмени со шпинатом, а я нагребла себе проросшей ботвы в салат-баре. Ресторан оказался безалкогольным, а еще в нем было запрещено курить. Тихо наигрывали сводящие скулы восточные мелодии. Мы выбирали напитки, с усилием, так как давно уже забыли, что можно пить в кафе или ресторане, кроме пива. Официантка, обернутая в ткань, настойчиво рекомендовала «калебас». И мы согласились. Мы взяли аж два калебаса. Калебасы стоили недешево. А хоть бы и дешево, лучше б мы их не брали.

Нам принесли два массивных цельнометаллических сосуда, наполненных мелко истолченной сушеной травой, и чайник с кипятком. Из сосудов торчали железные трубки. Мы залили это хозяйство водой, и я храбро потянула из раскаленной трубки. Теперь у меня был полный рот мокрой толченой травы, и в этот момент, как раз, удачно появился Валька.

Я посмотрела на него. У него был вид отца двоих детей, каковым он, собственно, и являлся. Я совершенно упустила из виду знаменитую нижнюю челюсть, служившую предметом гордости его курса, из-за которой все спрашивали, не заливается ли ему в рот вода во время дождя. Я перевела взгляд на Валькины ноги, и сразу вспомнила, как он мило сказал мне при первом нашем знакомстве: «Прадед, наверное, кавалеристом был».

Я глянула на Свету. Я достаточно хорошо ее знала, чтобы понять по выражению ее лица, что она испытывает сильнейший когнитивный диссонанс. Деликатно сплевывая в сторонку мерзкую травяную жижу, представила их друг другу. Валька рассмотрел Светкины нефритовые пельмени и мою ботву, твердо отклонил предложение приобщиться к калебасам, заказал себе бутылочку Перье и лимон. А потом сказал:

- Вы это все доедайте быстренько, платим, и уходим отсюда. Я пока пойду, покурю.
- Хороший дяденька, - сказала вежливая Света, когда Валька скрылся. Мы по очереди отхлебывали его Перье, пытаясь незаметно прополоскать рты.

Вечер был дивным. В ресторанчике, куда привез нас Валька, мы лопали вкусное мясо; он трогательно вручил нам визитницы своей фирмы, в качестве сувениров, и развлекал разговорами.

А потом Света задала Вальке наш ГЛАВНЫЙ ВОПРОС.

- Понимаете, - сказала она, – наш герой по замыслу, типа, влюблен в двух женщин сразу. И мы пытаемся объяснить его мотивы. Но нам очень важен, типа, мужской взгляд. Как, по-вашему, может мужчина любить одновременно двух женщин?
- А как же! – живо отреагировал Валька. – Вот, например. С женой человек прожил лет десять, любит ее, она ему родной человек. И, в то же время, он может в кого-то еще влюбиться. Потому что он же развивается, и хочется чего-то нового. Он, может, и поклялся в верности, но у него же и глаза, и уши – все по-прежнему действует.
- Да нет же, - сказала я. - Может ли он полюбить двух женщин по-настоящему? И почти одновременно. И не из-за того, что одна ему уже поднадоела.
- Ну да. В одной он находит одно, а в другой - другое.
- Это меркантильно как-то выходит, - расстроилась я. – Вот я влюбляюсь не из-за того, что нашла в мужчине нечто, я просто влюбляюсь. Оно само получается. И любить двоих одновременно я не могу. А вот за мужчинами я замечала…

Света энергично закивала.

- Короче, глаза и уши тут ни при чем. Поделить свое сердце между двумя, принять двоих в сердце – это, по-вашему, возможно?
- А как у него с сексом? – спросил Валька.
- С одной из них – типа, классно. А вторая пока еще во вкус не вошла.
- Вот видите! – обрадовался Валька. – Так зачем она ему нужна?

Вот именно. Зачем… Все задумались.

Потом Валька развез нас по домам.

- Не понимаю, чем все это поможет вашему роману, - сказал он, заруливая ко мне во двор.
- Ну, это ведь только первая встреча, - пролепетала я. – Позвоню тебе на неделе.

И не позвонила. А через несколько дней разговорилась с одной девочкой из нашей бизнес-скул. Она спросила:
- Вы роман-то свой пишете?
- Пишем… - сказала я уныло, – только нам мужик нужен.
И объяснила ей нашу проблему. Она подумала, посветлела лицом, и сказала:
- Гарик!
- Что «Гарик»?
- Гарик – это то, что надо!

Оказалось, что Гарик – лучший друг брата ее мужа, тридцатипятилетний армянин – стоматолог. Я мягко отклонила его кандидатуру, хотя она расхваливала этого Гарика с интонациями опытной свахи. Она снова погрузилась в размышления. И говорит:
- Тогда - Збышек!
- Что еще за Збышек? – пресыщено поинтересовалась я. - Что за имя такое?
- Ты ничего не понимаешь! Збигнев, наш коммерческий директор! Поляк, клевый мужик, веселый, симпатичный, хохмит постоянно.
- А лет сколько? – насторожилась я.
- Сорок, ну и что? Да он любому молодому парню сто очков вперед даст! Такой человек!

Я понемногу сдавалась.
- А он согласится?
- Наверняка. Ему в Москве скучновато, друзей мало, он рад будет пообщаться с интересными людьми.
- С чего ты взяла, что мы интересные?
- Ну! Вы-то!
- А как он по-русски говорит?
- Лучше нас с тобой!

Збышек, как ни странно, согласился. Я сказала Свете:
- Еще одного кандидата нашла. Между прочим, коммерческий директор крупной корпорации, топ-менеджер. Пойдем, познакомимся. Если в герои не сгодится, так может, хоть на работу возьмет.

По укоренившейся среди наших героев традиции Збышек на свидание опоздал. Мы со Светой уже прогуливались около немецкого пивного ресторана, когда из него выскочил метрдотель и сказал, что только что звонил господин Кравецки и просил его извинить, пройти в зал и заказать пока что-нибудь. Он, де, будет через полчаса. Мы предпочли погулять.

Минут через сорок к ресторану подкатил Мерседес, одна из немногих заграничных машин, которые я с успехом опознаю – по эмблеме. Из него вышел высокий мужик с зачесом на голове и телефоном около уха. Типичный «папик». И даже тот факт, что сложением он напомнил мне горячо любимого Депардье, не принес утешенья. Это был вопиющий когнитивный диссонанс. В мою ладонь больно впились Светкины пальцы.

- Погоди, - сказала я, - это не он… Это же не может быть он…
- Видимо, все-таки, он, - рассудительно ответила Света. – Знаешь, короче, давай пойдем с ним вон туда, - она кивнула на ресторан через дорогу. – Там гораздо вкуснее.

Збышек (а это оказался именно он) рассыпался в извинениях, и мы пошли. Когнитивный диссонанс усугубился тем, что он уж очень старался выглядеть молодым шалопаем.

Он сильно вытаращивал глаза, махал руками и говорил междометиями. Честно говоря, русский у него был – не фонтан.

Мы сели за столик и в воцарившемся молчании поднесли ритуальные дары: Света – свою книгу, а я – распечатанные рассказики. Збышек, шумно вздохнув, пообещал напрячься и прочитать. Беседа крутилась вокруг нескольких тем: во-первых, как это нам пришла в голову такая странная мысль – написать роман; во-вторых, чем лично он, Збышек, может быть нам полезен; в-третьих, не может быть, что я на двенадцать лет старше Светы.

Мы объяснили, что нам нужен герой. Мы рассказали ему нашу фабулу. И задали свой сакраментальный вопрос: может ли мужчина любить двух женщин одновременно?

Збышек посмотрел на свое обручальное кольцо и спросил, может ли он быть уверен, что все сказанное останется между нами. Мы дали клятву, он поднял глаза к потолку, подумал, пощелкал пальцами и сказал:
- Вот та женщина, которая старше, он может считать, как мама, вы понимайте?
Мы закивали.

- А та, которая молодая, с ней он… пффф… ну, она ему… пффф… как подружка.

Он густо покраснел.

- Нет, - сказала Света, - как раз, все не так. Та женщина, которая старше, типа, очень сексуальная, и они с ней много смеются и шутят. Им легко. А с той, что помоложе, у них сложные психологические игры. И мы, короче, хотим понять – правда ли он их любит?

На Збышека было жалко смотреть. Вместо того чтобы послать нас подальше, предоставив самим выпутываться из нами же придуманной ситуации, он честно пытался объяснить мотивы этого злополучного Максима, попутно, в очередной раз, постигая загадочную русскую душу.

И по всему выходило, что не вяжутся все эти заморочки с психологией топ-менеджера. А возможно, и вообще с мужской психологией не вяжутся.

А потом мы со Збышеком, выпив пива, принялись сладострастно вспоминать былые социалистические времена, запрет на гласность и предпринимательство, и до чего хреново нам было в нашем соцлагере. Он перестал прикидываться юным плейбоем, а я - автором в поисках персонажа.

Я говорила ему:
- А все-таки, знаете, было в те годы кое-что хорошее. Совершенно нечем было заняться, телевизор смотреть было невозможно, поэтому мы очень много читали. Духовный уровень был выше, если вы меня понимаете.

Он пожимал плечами:
- А у нас всегда было, чем заниматься. Даже в семидесят пятом году был некоторый бизнес.

Света скучала, так как мало что помнила о социалистических временах.

Мы тепло прощались на улице в майских сумерках, обещая созвониться, потом Збышек укатил на своем Мерседесе, а мы двинулись к метро.

Я сказала Свете:
- Вот видишь, мы же ставили себе задачу показать, что чужая душа – потемки. Так оно и получается.

А если честно, я начинала думать, что в данном случае БАТНА – плюнуть, и не писать этот роман вообще. А всю исписанную бумагу квалифицировать, как Санк Костс. И еще мне стало казаться, что наш Максим – большая сволочь и, на самом деле, ни одну из женщин не любит.

КАК МЫ, НАКОНЕЦ, НАШЛИ ГЕРОЯ

Моя подружка с работы, Эля, спросила:
- Ну, как ваш новый кандидат? Подошел?
- Нет, - сказала я. – Слишком солидный мужик. И, боюсь, у нас не хватит сил раскрепостить его. Да и ни к чему.
- Так вам, что, нужен такой разбитной молодец?
- Да, вроде.
- Есть у меня один на примете, - сказала Эля задумчиво. – О-оочень разбитной. И лет ему тридцать – как раз, то, что вам надо.
- И кто это? - заинтересовалась я.
- Да Коля, муж мой.

Я была потрясена ее самопожертвованием. О своем муже Эля рассказывала невероятные вещи. Он начинал бизнес за бизнесом, практически из всех выходил с долгами, но это его не останавливало. Предпринимательская энергия у Коли била через край. А главное – у него был постоянный инвестор Манул, выходец из богатейшего венесуэльского семейства, который имел несчастье когда-то поучиться в одном из московских ВУЗов, что привело Манула к алкоголизму и неистребимой любви к нашей заснеженной Родине, как следствие, вызвав мощный приток венесуэльских инвестиций в молодой российский бизнес.

И еще одна страсть была у Манула – он покупал себе самолетики и вертолетики, и, не выходя из запоев, летал на них над амазонской сельвой и другими труднодоступными уголками планеты.

Периодически Эля приходила на работу печальная, и говорила:
- А у нас опять инвестор пропал. Коле завтра на таможне «штуку» платить, выставка на носу, поставщики волнуются, а денег нет.

А через пару дней Манул объявлялся из сельвы и платил по всем счетам. Так они и жили – весело, но в постоянном напряжении.

И вот с такими замечательными людьми нам предстояло теперь познакомиться. Я сказала Эле:
- Ты уж, это, давай, тоже приходи. А то неудобно как-то. Мы, с твоим мужем… и без тебя…
- Да он при мне ничего вам не расскажет, постесняется. Будет ломаться и выпендриваться.

Но, в итоге, она согласилась. Еще бы! Кому охота отдавать собственного мужа в лапы двум обаятельным писательницам.

Мы встретились во французской кондитерской – Света, я, Эля, Коля и его компаньон Володя, который заявил, что тоже хочет в роман. Впоследствии, правда, выяснилось, что просто он увидел Светкину фотографию на обложке ее книги и был ею очарован. Потому и пришел.

Эля представила нас друг другу, мы расшаркались и церемонно расселись на диванчиках вокруг низенького стола. Заказали мартини.

Коля оказался чрезвычайно подвижным худеньким блондином в красной кожаной куртке, красных же ботинках, и с модным портфельчиком. А Володя – напротив, - рыхловатым лысеющим брюнетом с большим количеством золотых бряцек – на руках, на шее и в ухе. Оба они явно были не в своей тарелке.
- Они, ****ь, хотят писать с меня героя, - похохатывал Коля, обращаясь, как бы, к Володе, хотя все присутствующие, без сомнения, были осведомлены о цели мероприятия.
- А кто у вас герой? - лениво интересовался Володя.
- Он, типа, бизнесмен. Короче, менеджер, - сказала Света.
- Так бизнесмен, или менеджер? – оживился Володя. – Тут же огромная разница. Менеджер – это ж холуй натуральный, он может до ***щи бабла заколачивать, хоть десять штук в месяц, а все равно – холуй, шестерка.
- А бизнесмен, - подхватил Коля, - это свободный человек, это человек, ****ь, полета, у которого сегодня ни *** нет, и весь он в долгах и процентах по кредитам, а завтра – весь мир у его ног. И если даже он разорится на хуй, все равно он не пойдет в эти ****ые менеджеры, перед всяким говном прогибаться.

Мы со Светой молчали, потрясенные. Так глубоко мы не копали. И до этого момента не думали, что это так принципиально – будет наш герой бизнесменом, или менеджером.

- Ну, а суть-то, ****ь, в чем? Ну, бизнесмен он, ну ладно, дальше–то, что? О чем роман-то?
- О любви.
- Это классно! И кого он любит?
- Он любит двух женщин…
- Как это, ****ь, двух женщин любит? Что, сразу?
- Ну да, вы понимаете, в этом и состоит наш замысел: он любит двух женщин, которые сначала не подозревают о существовании друг друга, и смысл-то весь в том, что люди никогда не знают, что именно происходит в их жизни НА САМОМ ДЕЛЕ, наблюдая только некий срез действительности… И собственного мужчину по рассказам другой женщины ты можешь и не узнать – настолько иным он будет с ней. Совсем другим человеком.
- Чего это он будет другим человеком?
- Ну, он, типа, может играть другую роль. Плюс разность восприятия самих женщин…
- Ууу, ****ь. Это для баб чтение. Мужикам такое неинтересно. И чего, он с ними спит по очереди?
- Ну да, типа, и спит тоже. Но это, типа, не главное. Нам надо, короче, понять его мотивы, правда ли он их любит обеих…
- А он – это я?
- Типа, да…
- А они – это вы?
- Ну, в общем…
- А, и ты, значит, такая молодая вертихвостка, а ты, ****ь (тут я вздрогнула), такая мамочка.
- Нет, все, короче, не так, - терпеливо сказала Света. – Юлина героиня действительно старше его, но у них очень веселые партнерские отношения. А моя героиня имеет на него серьезные планы, а он ей, типа, морочит голову. И мы хотим, короче, понять, он сам-то, что при этом чувствует? И еще нам нужен прототип, чтобы мы писали с него: как он говорит (я опять вздрогнула), как движется. Жесты, короче, все.
- А эта, молодая ждет, что он на ней женится?
- Ну да, она, типа, надеется. Она еще, короче, ищет отца для своего ребенка. А герой, вообще-то, уже женат. Но это не сразу выяснится.
- Он, ****ь, еще и женат?! Не дождется девчонка. Для настоящего мужика семья – это главное. Вот я, может, на жену уже смотреть не могу, но ребенок – это для меня святое, - сказал Володя.
- Ага, конечно, - скептически промолвила Эля, до этого момента молча переводившая глаза с одного участника беседы на другого. – Знаем мы.
- А что, а что, – закипятился Володя, – я дочку не брошу.
- А у нашего героя нет детей в браке…
- А тогда за каким же хреном он с этой своей женой живет? Если у него других баб до фига?
- Ну, он к ней, типа, привязан.
- Ладно, никто этот роман читать, конечно, не будет, но я согласен, - великодушно подытожил Коля. – Только вам придется изучать меня в естественной среде. В пятницу идем в ночной клуб.

Коля подхватил свой портфельчик с тиснением, свой маленький телефончик, и ускакал, бросив на ходу Володе: опаздываем на переговоры! А Эле: буду поздно! Володя подхватился и побежал за Колей. Мы проводили их глазами, помолчали. А потом Света и говорит:

- Вот это – мои герои!

Назавтра Эля сказала мне:

- Коля решил тоже писать рассказы. У него полно сюжетов из собственной жизни.

И рассказала мне историю, которую я привожу здесь целиком, поскольку на Колю надежд не осталось – так он ничего и не написал.

КАК КОЛЯ ИСПОВЕДАЛСЯ

Коля - верующий человек, православный. Он соблюдает все посты и обряды, он ходит на исповедь и к причастию. Он был прихожанином большого храма на Таганке, где еще мальчиком жил вместе со своей мамой. Потом Коля женился и уехал в другой район, но продолжал ходить в ту же церковь. И вот приехал как-то Коля на исповедь, натощак, как положено, рассказал батюшке о своих грехах, тяжких и не очень, получил отпущение. После исповеди батюшка должен был причастить всех скопом, но дело было перед Рождеством, и очередь на исповедь было длинной. До всеобщего причастия по Колиным прикидкам оставалось часа полтора.

Коля решил пойти навестить маму. Но ее дома не было, зато на месте оказалась соседка, с которой он дружил еще в босоногом детстве. Слово за слово, взгляд за взглядом, то да се… Они оказались в постели, и воплотили, наконец, хоть какую-то часть Колиных подростковых мечтаний.

Через час Коля вернулся в храм и снова покорно встал в очередь к исповеднику. Он с детства усвоил, что без отпущения грехов причащаться нельзя. Батюшка, вспомнив его, приветливо кивнул:
- Что тебе, чадо?
- Грешен я, отец.
- Что за грех на тебе, сын мой?
- Супружеская измена…

У батюшки очки сами собой взлетели на лоб, а на красном бугристом носу выступили капельки пота.
-Когда успел?! Ты же здесь… час назад!

Коля потупился. А поп на принцип пошел, отказал ему в причастии, и грех не отпустил. Может, и не по-христиански это, но уж очень он на Колю рассердился. И остался Коля на Рождество непричащенным.

- Ты так спокойно об этом рассказываешь… - сказала я Эле. – Как он тебе изменял…
- А! – отмахнулась она. – Так это он другой жене изменял, предыдущей.
- Слушай, - говорю, - а почему Коля сказал, что его надо наблюдать в клубах?
- Потому что там мы проводим свободное время.
- А что вы там делаете?
- Вот пойдешь с нами и все сама увидишь. В прошлое воскресенье с Володей вышла история. Он в клубе купил марочку…
- Что купил?
- Марочку.

КАК ВОЛОДЯ СТОЯЛ В ОЧЕРЕДИ НА КАРУСЕЛЬ

Значит, приехали Коля с Элей домой из клуба, а им звонит Володина жена: не видели ли они Володю, а то он что-то задерживается. Они говорят на всякий случай: нет, мы там все потерялись, в этом клубе. Хотя они и видели, как Володя в такси садился. Потому как, неизвестно, куда Володя мог еще после клуба поехать.

Она им еще пару раз за ночь позвонила, думала, вдруг они скрывают от нее что-то. А поутру и сам Володя объявился.

-Я, - говорит, - всю ночь стоял в очереди на карусель.

Эля изумилась:
- Где ж ты нашел карусель?
- Представляешь, приезжаю я домой, а у нас во дворе – карусель. Раньше ее там не было. А тут – пожалуйста, огнями сверкает, кружится. Музыка играет – то Эдит Пиаф, то Штраус. И люди на карусели все счастливые, веселые такие. Едут, кто на лошадке, кто на машинке, кто на слонике. Смеются радостно, руками мне машут. Только очередь, ****ь, больно длинная. Но я встал. Час стою, другой. А когда уже я совсем около карусели оказался – она растаяла, на ***, в воздухе.

И вот, я с нетерпением стала ждать, когда же мы, типа, пойдем в ночной клуб.

Я ПРОЖИГАЮ ЖИЗНЬ

Эля сказала:
- Мы заедем за тобой часов в одиннадцать. Едем в «Музей». Маленький «дринк» водки там стоит восемьдесят рублей, так что, если хочешь, можешь «принять» заранее.

Света уже ждала нас в «Музее». Там оказались стеклянная мебель и синее освещение, выставляющее посетителей не в лучшем виде. Я присела за низкий прозрачный столик, стараясь повыгодней разместить собственные ноги, показавшиеся вдруг неуклюжими; приготовилась изучать Колю. А он увидел кого-то и убежал брататься. Тогда я начала озираться по сторонам, чувствуя себя храбрым первопроходцем-этнографом. Люди вокруг были очень интересные.

Девушки походили на цветы - на орхидеи. При синем свете они выглядели совершенно бесплотными. На них были причудливые одежда и обувь. Я поняла, что те, кто недовольно бубнит на показах коллекций высокой моды: «Этого же никто никогда не наденет», глубоко заблуждаются. Надевает «это» кое-кто, надевает.

Их маленькие твердые сумочки выглядели, как драгоценности. Я покосилась на свою, любимую, большую и мягкую, доверчиво свисавшую со спинки моего прозрачного стульчика. Подумала и взяла ее на коленки.

На совершенных лицах девушек я прочла, что они просыпаются как раз для того, чтобы одеться, накраситься и идти в клуб.

А прически выглядели просто-напросто ненастоящими. Ну, не бывает таких причесок. Мои волосы, сколько их ни упрашивай, так ни за что лежать не станут.

Мимо прошел парнишка с фосфоресцирующим ожерельем на шее и сверкающей повязкой на голове.
- Это очень известный вор-карманник, - сказала Эля. Я прижала свою родную сумку покрепче к животу.
- Он здесь не работает, отдыхает, - успокоила меня она.

Коля выпивал у барной стойки с человеком-горой, затянутым в кожу. Этот человек здорово над собой потрудился. Штанины и жилетка едва не лопались под напором рельефных мышц. Шнуровка на мощной груди говорила: прости! и разъезжалась в стороны. Из-под жилетки виднелась майка-сеточка. И видно было, что поворачиваться он толком не может, разве что, всем корпусом. В основном, из-за такой вот тесной одежды. А венчала всю эту громаду маленькая коротко стриженая головка. Причем на носу красовались узкие очки, а на губах блуждала неуверенная улыбка. Я не могла отвести от человека-горы взгляда. Он робко сиял мне в ответ. Чувствовалось, что он тянется к людям.

- Как-то здесь, типа, скучновато, - осторожно сказала я Эле. – И, Коля, смотри, убежал… Как же мы с ним будем знакомиться поближе?
- А мы сейчас поедем в другое место, - сказала она, - в ресторан, к Колиному инвестору.

Вернулся Коля, вокруг нас кружился калейдоскоп лиц, мы обросли компанией. Эля рассказывала мне на ухо насчет очередного Колиного собеседника, что они с женой отгрохали в квартире невероятный ремонт, сломали все стены, и унитаз у них теперь стоит, как бы, на пьедестале, на возвышении, сам по себе, ничем не огороженный, дорогой, красивый, раззолоченный. На душевую кабинку места хватило, а на сортир – нет. Планировка не позволила.

- И как же они?.. – вопрошала я полной прострации.
- Сама не знаю, - шептала она. – Мы у них в гостях как-то были, так, вроде, все терпели. И разошлись довольно рано. Коля сразу в кусты побежал. А как они друг с другом – неизвестно. И ребенок у них еще есть шестилетний.

Мы снялись с места, расселись по машинам и рванули по ночной Москве в мексиканский ресторан «Эль-Пасо», где, по своему обыкновению, гулял Колин инвестор – венесуэлец Манул.

Инвестор и его свита кутили в отдельном зале. Сам Манул чертами лица напомнил мне статую с острова Пасхи. Он тихо дремал за столом, уперев тяжелую голову в огромный кулак. Вокруг располагались представители молодого российского бизнеса с женами разной степени трезвости и некоторое количество смуглых латиносов. При нашем появлении Манул приоткрыл глаза, обнял Колю, поцеловал Элю, и сфокусировал взгляд на нас со Светой.
- Они – писательницы, - объяснил Коля. – Пишут с меня роман. Вот и ходят, ****ь, за мной везде, изучают мое поведение.

Мы со Светой, как два китайских болванчика, привычно закивали. Хотелось есть. Манул обласкал нас бархатным взглядом, широко махнул официанту рукой, снова разместил свой мощный подбородок на кулаке и опустил веки на глаза. Нам принесли конические бокалы с ледяной клубничной «маргаритой», от которой сразу замерзли зубы. На соседнем со мной стуле спал маленький Панчо – Манулов персональный летчик. Он надвинул на лицо громадное сомбреро, успешно загородив от меня существенную часть происходящего. Это сомбреро не давало мне толком шевелиться, я постоянно за него задевала. На самом деле, этого Панчо звали не то Алехандро, не то Серхио. Он вызвал в моей памяти мышь Соню из Безумного Чаепития. К нему и относились соответственно – то гадости в стакан накидают, то салфетку грязную в карман сунут. Юмор, в общем. Но он спал, не просыпался и, кажется, ему было все равно.

Потом шумно подрались и поскандалили два инвестируемых банкира с похожими мелкими чертами лица, а Света шептала мне на ухо:
- Я такая голодная, как ты думаешь, удобно что-нибудь заказать?
А я, рассмотрев объедки на столе, шептала ей в ответ:
- Кажется, они уже поели.
И мы продолжали накачиваться «маргаритой», от которой мерзли уже не только зубы, но и желудок.

Откуда-то взялся Володя. Они пошушукались с Колей в сторонке, выдернули нас из-за стола и сказали: поехали танцевать в дискотеку «Цеппелин». Я посмотрела на часы: три. Вспомнила свою дочку, которая в этот момент уютно посапывала в теплой постельке, и поплелась в машину, ехать в «Цеппелин». Там, у входа, толпились люди, не прошедшие фейс-контроль, но нас пропустили сразу.

Плотная толпа качалась под музыку в ритмичных вспышках прожекторов. На сцене извивались в танце полуобнаженные красотки, сменяя одна другую. Вспышки вырывали из темноты то энергично двигающуюся Свету, то Элю с блаженной улыбкой на лице, то Колю и Володю с ром-колой в руках. А я не могла танцевать. Что это – рукой как следует не махнуть, ногой не дрыгнуть, просто нет места. Раскачивайся со всеми в такт, и никак иначе. И я тихо спросила у Коли: а здесь можно присесть где-нибудь? Он отвел меня в маленькую комнатку на втором этаже, где на диванчиках полулежали люди, и мерцал экраном телевизор. Я нашла свободный диванчик и рухнула на него. Проснулась оттого, что Коля трепал меня за плечо:
- Полшестого, поехали.
Мы сели в такси, Коля сказал водителю:
- Ясенево, сто пятьдесят.
Тот, не оборачиваясь, ответил:
- Обижаешь, Коля. На прошлой неделе было двести.
Наверное, таксист тоже проходил когда-то курс «Негошиэйшнз», и потому не собирался принимать первое предложение. Невэ эксепт зе фёрст оффэ.

Вот такой у нас был теперь герой. Его знали все «бомбилы» в Москве. И мы ехали домой. Уже стало совершенно светло, а город был таким пустым, таким чистым. Тут Коля обнаружил, что потерял бумажник со всеми документами, включая паспорт и права, и предложил проехаться снова по местам нашей боевой славы. Они долго переругивались с Элей. Мне было уже все равно, все равно, все равно. Потом он нашел злополучный бумажник в заднем кармане джинсов, и я отключилась.

Назавтра я позвонила Светке и сказала:
- Ты как хочешь, а я больше в клуб не пойду. Мне, короче, вполне одного раза достаточно. У меня когнитивный диссонанс. Ты там изучай Колю, пожалуйста. Опишем его, типа, с твоих слов. Я тебе, короче, полностью доверяю.
- А мне понравилось, - ответила она.

Так я снова сделала Селф Селекшн аут.

МОЖНО ЛИ СОВМЕСТИТЬ ПИСАТЕЛЬСТВО С СЕМЕЙНОЙ ЖИЗНЬЮ?

А еще через две недели от меня ушел муж. Он случайно прочел вечером пару моих рассказов, ночью курил на кухне, а утром его уже не было. Я плакала и жаловалась: что же это делается, объясните мне, люди добрые. Получается, что мы, творческие личности, обречены на одиночество?

Мнения добрых людей разделились. Очень многие, в том числе те, кого я считала широко мыслящими, и даже двое моих приятелей-мужчин, весьма склонных к адюльтеру, сказали что-то вроде:

- Еще бы, ты ТАКОЕ пишешь, кто же после этого захочет с тобой жить? Ты головой-то подумала?

И даже:
- Я бы тоже ушел на его месте.

Нашелся, правда, человек, который немного меня утешил:
- Если бы моя жена писала такие рассказы, я бы гордился.

А Света ничуть не удивилась.
- Да ты почитай биографии знаменитых писателей. У них ни у кого нормальной семьи не было. Вон, хоть про Хемингуэя почитай. Он с родителями еще в юности все отношения порвал.

Мнения множились, и в какой-то момент я с ужасом поняла, что стараюсь запомнить их на будущее, для рассказа, который напишу однажды.

Резюме подвела одна умная женщина. Вот, что она сказала:
- Выходит, ЖИТЬ так можно, а ПИСАТЬ об этом нельзя?..

Я подумала, что она права. Но меня продолжал мучить вопрос: так для чего же я потратила три года жизни и все свои деньги в Америкэн Бизнес-Скул? Чтобы познакомиться со Светой, начать писать и, в результате, остаться без мужа?

***

В июле я поехала в Париж – в командировку. В аэропорту Шарль де Голль меня встретила Натали, строго поздоровалась и повезла на фабрику, минуя промежуточные инстанции, то есть, не заезжая в отель. Я страстно мечтала о душе. Стояла дикая жара, ее Ситроен был заполнен сигаретными окурками, словно раскаленная пепельница на колесах; мы неслись по парижской окружной дороге, потом свернули к Аттису - пригородной промзоне. Я осторожно поглядывала на Натали – маленькую коротко стриженую женщину в мятой одежде. У нее лицо без косметики, с опущенными вниз уголками губ и большими грустными глазами. Она расспрашивала меня о работе, а ее шикарная кожаная сумка стояла у меня в ногах, а точнее – на ногах. Иногда, на поворотах, машину заносило, и сумка Натали с размаху падала на бок. Я преодолевала искушение поставить сумку на место – пусть себе валяется. На следующем вираже машину заносило в другую сторону, и сумка, чуть покачавшись, выпрямлялась. Я чувствовала себя от этого совершенно счастливой, я улыбалась, я тихо бормотала:

как будто будут свет и слава,
удачный день и вдоволь хлеба,
как будто жизнь качнется вправо,
качнувшись влево.

А остальное ты знаешь.

P.S. Все персонажи этой истории – подлинные. Любые совпадения – неслучайны. Вообще нет ничего случайного.