Депрессия

(Из цикла "Однажды вечером")

Однажды зимним вечером, когда шел снег,  я лежал на диване и грустил. Душа в груди ворочалась и сжималась. Стремилась куда-то… Вдаль… Высоко, высоко. И вниз. И все пожалеют. Ах, ах, ах… У самого сердце кровью облилось. А душа вдруг и впрямь сжалась до боли и стала выбираться наружу. Да так неожиданно… Она лезла сквозь мышесные ткани моего обессиленного тела, где-то в районе солнечного сплетения, крайне жестко, разрывая кожу, отпихивая мешавшие ей кости, жарко бурля кровью... А выбравшись расположилась у меня на груди, придавив мое тело к дивану. Я приподнял голову. Так, из любопытства. Просто взглянуть, какая она там у меня. Всё ж таки я думал,- моя душа какая-то особенная - большая, красивая, хрупкая... Ничего особенного. Самая обыкновенная. Такая студенистая масса. Быть может немногим больше обычных размеров. Чуть грязновата. Лежит себе и возвышается надо мной. Ну ладно, думаю, пусть. Отвратительное, конечно, зрелище, но уж ничего, потерплю. Подожду, пока она обратно не заберется. Своя всё-таки, ни чьи-нибудь потемки. Но она и не собиралась убираться - наоборот,- все сильнее вдавливала меня в диван. А затем ни с того ни с сего стала фосфорецировать и притягивать к себе всё, что ни попадя. А затем взлетела к потолку и заметалась, пытаясь вырваться из комнаты, и с высоты вновь упала мне на грудь да придавила так, что я тотчас потерял дыхание...
И вот тут открылась входная дверь и пошли люди. Поодиночке и группами. И главным образом те, кого я знал. И пришел друг. Посмотрел на громоздившуюся на мне душу, сказал:"Н-да", плюнул в неё и вышел. И пришла любимая. И душа тут заволновалась и расширилась. А любимая достала из кармана рулетку и стала мерить душу вдоль и поперёк. А затем ещё и по диагонали. Подсчитала что-то, покачала головой:"Нет,- сказала,- слишком уж широкая, куда мне её... Ни в какой шкаф не влезет..." И ушла, печально вздохнув. А душа, подлая, сразу сжалась, стала меньше почти вдвое. И пришла другая женщина, живот которой - вместилище тайны перехода к лобку. Потыкала пальцем прямо в скользкую глубину души. Сказала только:"У того, пожалуй, потвёрже будет", и также вышла. И тут началось. Повалили все. Приходили с работы, натоптали. Приходили соседи, наследили. И приходили женщины, любившие мою душу прежде, и долго скребли её, изодрав в кровь. И приходили давние друзья и посыпали солью то, что осталось...
А потом пришла мама. Постояла молча. Поплакала. И одна слеза запала в душу. И я рванулся так, что моя скользкая, изодранная, кровоточащая душа заколебалась. И я стал её колотить, материть и пихать. Я бы даже укусил её, если бы дотянулся. И потом почувствовал - то, что осталось от моей души, поддалось мне. И я стал запихивать всё это обратно внутрь, через солнечное сплетение, шаря руками по дивану и собирая остатки. И наконец всё собрал и засунул. Но душа, естественно, после всего этого болела и медленно срасталась. А чтоб она срасталась быстрее, я встал и пошел к холодильнику. И достав бутылку водки, залил её душу. И душа потеплела и заплакала. И я жалел её. И так всё ночь. Пока не кончился снегопад. И к утру мы очистились...


1991