Ленинградское время Перекрёсток

С обесцвеченным лицом, по колено в грязном снеге вываливаюсь под пресс монолитного неба, шагаю неровно, но упорно. Навстречу, из кусков снежной коросты вырастают желтоглазые прохожие и влажный скользкий ветер. Мой путь заучен на зубок, это как рефлекс. Я всю жизнь иду на встречу этой дороге. И, кажется, всю жизнь стою на месте. Стою на утреннем, ещё желторотом перекрёстке, заметаемый мутной пеной метели, или дождём запаха подвала. Или надрывным хрипом осеннего ветра, или подлостью голого солнца. Меняется, лишь, одежда. Да позы людей на остановке. Хотя, чаще всего, это изображение запрокинутой головы и поднесённой к прокуренным губам мятой бутылки пива. Это конечная станция, она выползла из-за окна и медленно проплывает мимо.

 Через дорогу, за корявым бетонным забором, в гуще деревьев, еврейское кладбище. Хмурое и вечное, подчас кажется, что оно существовало всегда. Мы распиваем там портвейн по праздникам. А дальше, за улицей «тихой» многокилометровые склепы заводов. Вечером, оттуда, как муравьи тянутся подвыпившие люди с чёрными сухожильными руками. Вываливают кожаной массой на остановку, ждут сигнала.

 Я натягиваю кепку глубоко на брови, слушаю… Автобуса нет, венгерские коряги поразбивались на наших болотных колдобинах, останки тлеют на кольце. В такой момент особенно остро чувствуешь жизнь, пялишься на работяг, и сладкое будущее режет горло.

 - …..Да это ещё что, мы с женой месяц тому, в Пушкин…., нет, в Павловск таскались. Там два мужика дорогу перебегали, в магазин. Их трактор сбил. Одного внизу скрючило. Другой наверху распластался…..

-     Насмерть?

-    Да,  к чертям собачьим.
         
В разговор включился третий, с расплющенным беломором в губах и недоверчиво заметил:

 -   Чего это, трактором?

-    Епти, там трасса, он ход набрал, да мужиков…, сразу двоих.

-    А здесь, помнишь, был случай, там, - он ткнул морщинистым пальцем в сторону перекрёстка, - Пивной ларёк стоял?…..

 Эх, слова, льются, как мутное разбавленное пиво из пол литровых банок, серая, вонючая пена остаётся на губах, в очереди бьётся гласность, прожектор перестройки, злой прокуренный оскал. Ушёл, забыв, даже, пятно от ларька, на выглаженной земле. А в их памяти пляшет.

 -  …Мент пьяный стоял, за решётку держался, стал к водиле докапываться. Водила, говорит, «да ты сам пьяный», мент не отлезает. Достал наручники, да как по лысине стукнет! Из автобусной конторки два ребятЫ выходят, здоровые, в спортивных костюмах…….От****ячили так, до смерти….

-         Совсем?

-         Ну, он на дороге, здесь сидел, разбитым ****ом водил – «аа-аа».

 И невидно ни луны, ни звёзд. Небо, затянутое пеплом дышит дымом «беломорканала» и бесконечных невских заводов.

Ожидание превращается в вечность и засыпает.

Теперь я хожу до метро пешком.