Драп

Мы с Василием сидели в кафе. Час назад нас развели на десять баксов двое киношников. Ну, может, это были не совсем киношники - я так думаю лишь потому, что деньги они взяли, а драпу не дали и сами исчезли. Растворились где-то на заднем плане - между общагой Инпищепрома и дискоклубом "Танці". Не люблю я людей, обещающих достать драп и растворяющихся на заднем плане с деньгами - таким вот своим поведением они как бы намекают тебе, что ты - лох. Вот и бармэнша глядит уж с прищуром: "Лохи вы, ребята, хоть и план мне выполняете".

План мы действительно выполняли - примерно с шестнадцати ноль-ноль. Сначала мы выполнили план по сухарю без названия. По-моему, это было что-то одесское, потому что пахло прокисшим компотом и не несло в себе никакой новаторской идеи. Да и какая может быть идея у анонимного вина? Потом мы выполнили план по коньяку "Десна", но не годовой план и даже не квартальный, а так, обычный дневной встречный план - грамм по пятьдесят, чтобы слегка подлечить десны дубильным веществом. Затем появились эти козлы-киношники якобы с киностудии Довженко и предложили довыполнить план по "Первачку № 2" ("Первачок № 2" - это особая водка, но не такая, как у профессора Преображенского, а примерно на пятнадцать градусов либеральнее. Cлегка отдает сивухой и украинским национализмом.) Потом - вы уже знаете, что было. А после того, что было, мы, будучи в прострации, стали с горя выполнять план по пиву. Этот последний план, как всегда, шел уже с натугой - ощущаешь себя работягой-строителем накануне дня конституции, в том смысле, что уже не хочется никакого плана, да и конституции, пожалуй, тоже, но некое внутреннее начальство настоятельно требует еще поработать сверхурочно.

- Жаль, - сказал Василий, - что драпу не получилось достать.

- Да, - ответил я, - мне тоже очень жаль. Сейчас все было бы по-другому. Как в книжке Баяна Ширянова, только без этого наркомовского снобизма. Драп - не какой-нибудь винт. Вполне демократичный продукт, на нем не одно поколение демократов выросло. Говорят, в парламентском буфете по журналистскому удостоверению можно задешево взять. Правда, еще аккредитация с места работы нужна - типа, коллектив редакции Г. гарантирует, что такой-то Ж. драп потреблять будет не в кулуарах, у открытого на улицу окна, а, как все порядочные люди - в сортире, тактично сливая воду.

- Ага, - отозвался Василий из бокала, в который он засунул чуть ли не все свое естество - нос и рот уж во всяком случае. - Ширянов крут. Но по-настоящему торчать можно только с Пелевина. Ну, еще с "Кинг Кримсона", но у нас разговор о литературе.

- Да ну?

- Ну. И никакой драп не нужен. Правда, Серега, зачем нам драп, если все сокровища мира - в нас самих?

- То есть?

- Тут все дело в архетипах. Ну, смотри, - Василий задумался, - вот ты можешь представить, что ты - петух?

- Иногда, - ответил я. - Но вообще, за такие слова отвечают.

- Не, ты не всосал. Вся фишка в перевоплощении. Когда читаешь Пелевина, нужно представить, что ты - настоящий петух, в смысле - муж курицы или там жених, с гребешком, шпорами, перьями и всякой иной поебенью.

- Ну, и дальше что?

- И тогда твоим глазам откроется мир глазами архетипа петуха. Честное слово, это очень прикольно. Вот посмотри.

Глаза у Василия внезапно сделались маленькими и очень глупыми, затем он начал противно шевелить во рту языком, будто перекатывая между зубами средних размеров куриное яйцо. Когда яйцо закончилось, Василий произнес следующее:

- Ко-ко-ко, ко-ко-ко, ку-ку, ко-ку-ру, руруру, люля ля юлю лю блюю блю млю глю глю глю глю, шмерц, шмерц, шмерц, рипс лаовай.

- Вась, ты чего?

- Рипс лаовай, моя нежная сволочь, - уточнил Василий.

Очевидно, петух уступил место куда более могущественному архетипу, и архетип этот имел какое-то отношение к несбывшемуся драпу. Пытаясь представить себе мир глазами этого архетипа, я ощутил сильнейшие рвотные позывы и выбежал во двор.

Минут через десять я обнаружил себя бодающим дерево. Тут необходимы пояснения. Бодать дерево можно как минимум в двух позициях - стоя на всех четырех конечностях и мыча, или же опираясь на две задние конечности, двумя передними конечностями дерево обнимая и храня гордое молчание. Ну, может, лишь изредка тихо попискивая. Первая из этих двух позиций является классической, лев-толстовской, народной, а вторая - пижонской, солженицынской, подразумевающей некую браваду. Так вот, я - неисправимый пижон, и поэтому всегда бодаю дерево стоя.

Дерево оказалось дубом (или, быть может, мне просто хотелось, чтобы оно им оказалось), где-то в его ветвях еще летом застрял паскудный сквозняк и теперь время от времени копошился, в бессильной злобе сбрасывая на землю всякую мелочь - листья, сучки, птичьи перья. Но на этот раз все получилось значительно хуже: видимо, дождавшись, когда кто-нибудь - в данном случае я - подойдет настолько близко, чтобы можно было вести прицельную пальбу, сквозняк извлек неизвестно откуда довольно увесистый каштан и швырнул его прямо мне в голову.

И тут, впервые в своей жизни, я опустился на колени перед деревом, уперся лбом в его теплую шершавую кору и замычал - то ли от обиды на то, что вместо мудрого английского дуба мне подсунули провинциальный, как тетка с Привоза, каштан, то ли оттого, что мне не выдали положенный коробок, а может - от Васькиных архетипических петухов. В конце концов, мир глазами теленка выглядит тоже очень неплохо, особенно если из этого мира перед тобою нет ничего, кроме хоть и провинциального, но теплого и все понимающего дерева.