Театральный полет

Театральный полет
Вы думали я - шут?
Я - суд!
Я страшный суд, молись, эпоха!

А.Вознесенский

  Я любитель театральных полётов. И ничего, что я никогда не был в театре. Дело не в том. Дело в самих полётах. Но что это такое я не могу понять уже очень долго. А сколько это "очень долго"? Не знаю, не знаю. Для меня очень долго, например, когда я гуляю с собакой 5 минут. Это нестерпимо долго. Мне так жаль тратить это время. Так жаль.
  Сегодняшнее утро меня будоражило совершенно не так как другие. Но, возможно, это было и не утро, а вечер. Хотя для меня то всё одно. Димочка сидел на кресле перед телевизором и покачивал из стороны в сторону правой ногой. Ему повезло, у него были обе ноги. Подняв одеяло, я заметил, что у меня тоже! Этим то мы с ним похожи, а в остальном, в остальном он больше похож на пингвина-академика с голосом Эдика Радзинского. Я же совершенно не такой. Ведь пингвины не умеют летать, а я умею.
  Протерев слипшиеся от долгого сна глаза, я робко приподнялся и увидел некоторый беспорядок: вещи были разбросаны в хаотичной последовательности, грязные тарелки стояли на столике посреди единственной комнаты нашей гостинки, там же торчали и пустые бутылки, бутылки, бутылки, светлые и тёмные, но тоже пустые. Около столика, в метре от которого и сидел Димочка, на полу были разостланы старые газеты, вероятно, чтобы не запачкать ковёр. Я немного пробудился.
  Черт, какой ещё к черту "любитель театральных полётов", что за дрянное и бессмысленное сочетание слов? Оно усердно стояло в моем сознании в напоминание о чем-то свершившемся. Но о чём я никак не мог вспомнить. Знаете, бывает такое иногда, проснешься, и какие-то яркие воспоминания ото сна ещё будоражат сознание, хотя вроде бы не обоснованны ни какими логическими исследованиями. Вот например, как то раз я проснулся и около часа ходил и твердил себе под нос о какой-то инсинуации против персифлирующей перед собаками общественности. Чтобы понять что это такое мне даже пришлось попросить у своего соседа словарик, да нет не сонник, а толковый словарик. Но он не слишком прояснил ситуацию, какое-то звено цепочки всё же было потеряно.
  Вот и сейчас "любитель театральных полётов" стояло в моей голове, и светило, как единственная лампочка в кромешной темноте. Этими словами я уже успел окрестить самого себя., Димочку, и валяющиеся газеты. Но больше всего по моему мнению любителем театральных полетов мог быть телевизор, в который Димочка так усердно всматривался с тех пор, как я сделал первые попытки пробудиться.
  - Фу ты, и как тебе он не надоел. Черт а!
  - Проснулся чтоль. Нуу, а что он тебе, сам же смотришь.
  - Я такую дрянь не смотрю.
  - Сам ты дрянь и новости твои дрянь!
  - Да пошел ты, всё настроение с утра своим ящиком мне испортил.
  - Утро закончилось,  - Димочка сделал паузу и посмотрел на часы, - 3 часа назад.
 Он был прав, на часах уже было три часа дня, а в это время по телевизору, как известно показывают только отвратнейшую блевотину. Это подстегнуло меня много сильнее на некоторое насилие.
- Надоело! Выкину его к чертям в окошко!
- Выкинь-выкинь, потом сам выкинешься.
- Голова от тебя болит, братец...
- Пить меньше надо, и ты вообще чего ко мне пристал?
- Да просто, настроения нет.
Я встал с кровати, подошел к столику и взял недоеденный гамбургер. Отряхнул его от возможной скопившейся пыли, и с неохотой доел. После оделся, умылся, почистил зубы и вышел из дома вон.
  Ранняя осень грачи улетели. Хотя в наших краях их не бывает никогда. Но грустная пора всё-таки приходит регулярно. Депрессия начинается у всех, за исключением, может быть меня. Послонявшись некоторое время вокруг дома, я решил пойти к своему другу Денису. Он был немного странным человеком и от того интересным. Не таким странным, какими пытаются казаться нам всякие расфуфыренные 17-ти летние девушки-неформалки. В сущности не представляющие из себя ничего кроме трёх килограммов безделушных фенек и 50-ти достаточно плотного сладкого тела, которое годится для хорошего секса, но не более того. Он же был странным прежде всего внутри. Объяснить этого я не мог. Дело было не только в его поведении, но и в его взгляде на всё. Он совершенно был не похож ни на кого из знакомых мне людей. 
  Так в размышлениях о предстоящей беседе я незаметно дошел до его серого дома. Денис не спал и не ел. Он занимался своим обычным делом - непонятно чем.
  После кратковременного приветствия, Денис, как того и следовало ожидать, сразу предложил мне выпить. Дом его был не то чтобы слишком стар, он просто уже вышел из моды. Знаете, я заметил странную штуку, ведь когда что-то выходит из моды, проходит ещё чуть-чуть времени, и это что-то входит в моду уже в новом амплуа раритета. Уверен, нет, готов поклясться, что Денис тоже это знал и поэтому терпеливо выжидал эти чуть-чуть, чтобы, вероятно, продать эту рухлядь, доставшуюся ему от бабки, и наверное, купить громадную квартиру в кирпичном доме, таком, в каком обычно живут всякие банкиры и финансовые директора ночных клубов. После этого Денис бы устроил там грандиозную ДЫРУ, в которой бы и нашел успокоение. Нет, он бы не устраивал ни каких шумных пьянок, всё это происходило бы тихо, он просто бы сделал из этой квартиры некое подобие темного мрачного царства добра. Он весь был в этом, я с трудом понимаю суть его теорий и каких то немыслимых выражений. Однажды, когда мы в очередной раз перебрали, или как знать, недобрали, он сообщил мне, что в общем-то люди это растения, и им совсем незачем думать, а надо просто расти и увядать, превращаясь в минеральные вещества для других, которые будут расти и умирать. Тогда мне это показалось самым умным, что я когда либо слышал. А думать он сказал должны какие-то некто, которых он назвал «никатиноидными пингвинами». Чёрт, это название у меня сразу застыло в словаре и им я частенько называю своего брата, он просто батан, пусть он и думает.
  После первой, второй и третьей Дениска решил показать мне свою новую работу. Надо сказать его гребаные работы никогда не вызвали у меня ничего кроме отвращения. И в этот раз я ожидал увидеть нечто вполне обычное. Пока он бегал в соседнюю комнату, я смог разглядеть на столе(в комнате было очень темно) пару кусков хлеба, быстро швырнул их в рот и запил какой-то первой попавшейся дрянью с отвратным металлическим вкусом. Когда он вернулся, в руках его был огромный неровный кусок оконного стекла, где-то им нещадно выдранного. Я не замедлил поинтересоваться у него что это за дрянь, и не решил ли он показать мне новое слово в современном искусстве – художественно-выдранное стекло. Он усмехнулся и покачал своей косматой и нечесаной головой. После взял фонарик и посветил на шедевр. Оказалось, что там был рисунок. Чёрт, дурак, конечно там должен был быть рисунок! Я стал внимательно присматриваться. Несколько минут соображая, что там было нарисовано я параллельно вычислял варианты того, чем же таким отвратным я мог запить хлеб. Цезарская параллельность мыслей преследовала меня всегда, когда я немного выпью и тут я сразу же разглядел птицу, летящую над зданием Большого театра, и птица эта, и здание были нарисованы кровью. Ну конечно, только что я пил его сраную кровяку! В ту же минуту меня охватило невообразимое смятение. Я стал судорожно рвать на пол, а Денис прыгать вокруг и восторгаться моей, абсолютно(по его мнению) восторженной и единственно правильной реакцией на его чрезвычайны талант. «Наконец, наконец!» – кричал он. «Меня оценили по достоинству! Господи, как я счастлив». Извергнув из себя некоторое количество блевотной гадости я разглядел порезы на его запястьях, и сразу же перед моими глазами, может от выпитой водки, а может от выпитой крови, встала странная красная картина. Это был несомненно Денис стоящий в темноте своего гнилого и влажного дома, он отжимал из своих ран, которые он сделал именно этим стеклом, кровь. Она стекала в стакан неровными всплесками, а в это время, где-то далеко, но, в сущности, там же, над Большим театром пролетала гадкая красная птица и сбрасывала, это я тоже увидел, красные фекалии прямо на голову Аполлону.

Театральный полет
влад не влад 2002