Вера, Надежда, Любовь

Давайте быстрее разминемся с этой толпой!» - закрыв лицо шелковым платком, и, передернувшись всем телом, сказал молодой человек, скакавший на черном как смоль коне.
«Мой друг! Не бойтесь, вам ведь суждено сгореть на костре святой инквизиции, а не сгнить от проказы!» - его старший спутник весело улыбнулся. Солнце играло в его огненно рыжих усах и маленькой острой рыжей бородке. «Смотрите, как прекрасна та девушка, ее не портят язвы и струпья, взгляните на ее лицо, она похожа на богиню» - он указал рукой в черной шелковой перчатке на две фигуры шедшие чуть позади остальной толпы прокаженных. «А звон их колокольчиков предвещает блаженство!».
«Отстаньте!» - крикнул всадник на черном коне, все еще закрывая лицо платком, и, пришпорив коня, помчался прочь. Его спутнику ничего не оставалось, как рассмеяться и последовать за ним.
Две фигуры, бредшие чуть отстав от общей толпы, и, правда, были интересны. Первая, шедшая впереди, запахнувшееся в черный плащ и накинувшая на голову капюшон, передвигалась с трудом, опираясь на посох костлявой рукой, издали могло показаться, что это голая кость. Это была старуха. На ее груди изредка позвякивал золотой колокольчик. Вторая была девушка в серых лохмотьях, пропитанных гноем, почти не скрывавших ее наготу и болячки. Она держалась левой рукой за плечо бабки, глаза ее широко раскрытые смотрели прямо на солнце, но она ничего не видела, у нее не было зрачков. Босые ноги ее были разбиты в кровь камнями на дороге. Старуха, ведущая слепую, оглянулась на пыль поднятую всадниками, и прошептала: «Сбудутся все желания!» - но девушка не слышала, она была глуха, лишь промычала, споткнувшись об остановившуюся старуху, слюна потекла из ее раскрытого рта, показав гнилые зубы и обрубок языка.

«Эй, хозяйка! Неси еще сюда своего дрянного пойла, от которого отказываются даже свиньи!» - кричал однорукий посетитель сидевший в самом грязном углу таверны. Он был уже очень пьян. Хозяйка - толстая женщина с бородавкой на большущем носу, и мясистым, похожим на дождевого червя шраме, на голом черепе, принесла посетителю еще кружку зелья. Она улыбнулась беззубой улыбкой, увидав, как однорукий полез за пазуху и бросил на оплеванный стол горсть медяков. Мерзко захихикав, она собрала деньги.
«Святой Франциск!» - воскликнул посетитель, выпив очередную порцию. Его голова ударилась о край стола, а сам он сполз под стол. Хозяйка быстро подбежала, жадно вращая глазами, залезла под стол и беззастенчиво начала обирать посетителя. «Я мог бы стать капитаном» – хрипел в это время в пьяном бреду однорукий. После того как его обобрала, толстуха сама, схватив его за уцелевшую руку, вытащила на задний двор и бросила в корыто, из которого хлебали помои свиньи.

Остатки увядшей красоты еще кое-где сохранились на ее лице. Она шла с большим достоинством по улице, возвращаясь с базара, где купила немного зелени на обед. Шла, гордо устремив свой взор вперед, пропуская мимо ушей замечания соседок. На ней было платье когда-то модного фасона, привезенное специально для нее из Парижа одним из ее многочисленных любовников, сейчас же оно было в заплатах, хотя еще очень хорошее. Подойдя к своему подъезду, женщина брезгливо посмотрела на отбросы, вынесенные совсем недавно и брошенные прямо на крыльцо. Переступила через внутренности убитой сегодня утром курицы, туфлями видавшими не только требуху животных, но и паркеты столичных салонов.
Женщина готова была уже подняться в свою маленькую комнату под самой крышей, как в спину ей полетела голова курицы, кишки которой облюбовали мухи для своих личинок. Она обернулась, а ей в глаза смотрел шестилетний мальчуган, скрестив руки на груди, но в тоже время готовый бежать по улице во всю прыть, сверкая грязными пятками. Он улыбнулся во весь рот и крикнул: «Сифиличка!».